Верность месту - Клэр Бойлз

об этом, когда она забирала его по вечерам. Тайлер спрыгнул с подножки и принялся зигзагами перебегать от лужи к луже, топая ногами в грязных ботинках. Его широкая улыбка, казалось, лучилась солнечным светом. Все, что чувствовал Тайлер — восторг, разочарование, радость, гнев, — он чувствовал всю дорогу и вслух.

— Мамочка! Рыба! — закричал Тайлер, указывая куда-то вверх. Лия подняла глаза и увидела скопу, которая боролась со свежей добычей, набирая высоту, пока наконец не добралась до гнезда. Это была идея Лии — повесить фанерную доску на высокие ветви мертвого тополя, чтобы заманить скоп в Риверсайд. В конце весны она уже увидела белогрудого самца, совершающего грациозные затяжные прыжки, после которых тот взмывал с речной рыбой в когтях и летел к гнезду, построенному из палок и веток в предназначенном для того месте, а потом внимание Лии привлек его похожий на кипение чайника клекот. Им он зазывал самку, которая в конце концов выбрала его. Теперь они с Тайлером наблюдали за птенцами в гнезде.

Лия имела степень в области управления природными ресурсами и проводила свои дни, обдумывая способы улучшения качества жизни людей — жонглируя конкурирующими требованиями добычи ресурсов и отдыха, рассматривая справедливое распределение, обеспечивая доступ к природе, чтобы больше людей полюбили ее так же, как она, усерднее работали, чтобы защитить ее, предпринимали громкие страстные действия, чтобы спасти умирающий мир. Она выросла, ловя рыбу в этих прудах, когда те еще были заброшенной каменоломней. В старших классах она под этими старыми тополями училась запивать водку пивом и целоваться с мальчиками. Она залезала в спальный мешок и ночевала на берегу пруда, мечтая о будущем, таком же ярком, таком же великолепном, как созвездия ночного неба. Она хотела дать своему мальчику все лучшее, что сама получила от этого места, хотела, чтобы он знал, что у него есть корни в этой земле, хотела, чтобы он чувствовал, как эти корни могут питать и поддерживать его. По правде говоря, Лия сама нуждалась в постоянных напоминаниях о том, чего стоят эти корни. Корни связывали, глубоко вонзались, порождали нерешительность после затяжного периода прошлых катастроф, служили легкой мишенью для катастроф будущих.

— Я голоден, мамочка.

Тайлер потерял интерес к скопе и занимал себя тем, что выдергивал пучки бизоновой травы.

— Хочешь, я принесу тебе рыбку? — спросила она, наклонившись к нему с улыбкой и согнув пальцы, как когти.

Тайлер скопировал ее движение, но, схватив обе ее щеки своими когтистыми пальцами, сжал их чересчур сильно. Он всегда заходил в игре слишком далеко. Лия задавалась вопросом, как ей научить его не переходить границы, которые люди установили для себя, линии, которые он всегда пересекал, не нанося ущерба своему чувству самоощущения и уверенности в себе. Она подумала, каким маленьким должно быть его сердце. Каким хрупким.

— Не рыбку, нет. Лакомство!

— Ладно, дружок. Пусть будет лакомство.

Тайлер помог ей пристегнуть ремни на своем детском кресле и вернулся к спокойной игре с игрушечными автомобильчиками. Она повернула ключ в замке зажигания и в последний раз оглядела облагороженную ею местность. Потребовались время и терпение, чтобы откалибровать баланс нарушенной экосистемы, определить, какие инвестиции приведут к оптимальному результату. Она потратила годы, работая над проектом «Риверсайд», который, по общему мнению, был успешным, но ей еще предстояло найти способ применить эти принципы к остаткам своей неудачной семейной жизни. Прошло несколько месяцев с тех пор, как она в последний раз была в кафе, с тех пор, как она была где-нибудь, кроме детского сада Тайлера, работы и маленькой игровой площадки во дворе их жилого комплекса. Теперь люди смотрели на нее по-другому — подозрительно, осуждающе, иногда с жалостью. Покидая свою квартиру по той или иной причине, она каждый раз думала о камуфляже: «Я могла бы надеть маску. Натянуть на голову простыню. Найти убедительные фальшивые усы», — но анонимности, которой она жаждала больше всего на свете, ожидать было невозможно. Все в этом городе знали, кто она и чем занимается. Каждый был своего рода свидетелем. И все же ей хотелось сладкого ванильного сиропа, приятной густоты взбитых сливок на языке. Она хотела, чтобы крошечные вазы гвоздик ярко выделялись на фоне серого, затуманенного света, а какое-нибудь произведение местного искусства на стене было похоже на радужную магию. Как и Тайлер, она хотела угощения, небольшого удовольствия, маленького шага назад к нормальной жизни.

* * *

Кофейня была такой же, какой она ее помнила, — уютной, наполовину полной, запахи кофе и выпечки, маслянистые и сильные, держались слоями. Бариста, постоянно меняющиеся местные девушки-тинейджеры с большими городскими амбициями и едким остроумием, флиртовали с посетителями, надеясь на чаевые. Лия почувствовала, что ее сердцебиение замедлилось, дыхание нормализовалось. Видишь? Бояться нечего. Тайлер, ошеломленный открывшимся перед ним выбором, прижался лицом к стеклу витрины с выпечкой. Его глаза блестели.

— Маффин с черникой, — сказал он, и на его лице отразилась такая радость, когда он держал угощение в своих руках, что Лия чуть не рассмеялась вслух.

Она заказала латте и испытывала чувство выполненного долга, пока не увидела Бобби Джексона и его отца, Элмера, уставившихся на нее из-за углового столика. Ей тут же почудились долгие дни дождей, дождей, почти невозможных для Колорадо, дождей, похожих на три сезона муссонов подряд, промочивших кафе насквозь. Я могла бы схватить Тайлера и убежать. Я могла бы просто уйти и никогда больше не возвращаться. Но Бобби шел к ней с непроницаемым лицом, и ее тело, оцепенев, не реагировало на отчаянные сигналы мозга, побуждающие к бегству.

— Давно тебя не видел, Лия, — услышала она, и ей стало неприятно, что Бобби спокоен, как будто их отношения не омрачало что-то тяжелое.

— Похоже, ты сегодня утром не видела первую полосу, — произнес Элмер, протягивая ей экземпляр местной газеты. — Вряд ли ты появилась бы сегодня в городе, если бы знала, что там написано.

— Папа, — одернул отца Бобби, но не посмотрел в глаза ни Лии, ни Элмеру.

— Можно мне пончик?

Лицо Тайлера было липким, рубашка покрыта крошками.

Лия усадила его на ближайший стул:

— Ешь свой маффин, дружок.

Она посмотрела на газету и потерла глаза. Это было знакомое чувство, к которому она возвращалась снова и снова, даже когда была одна, наполовину стыд, наполовину гнев, боль в животе. Статья была