Силуэты минувшего - Георгий Алексеевич Римский-Корсаков

над моими артиллерийскими знаниями. Воображаю, как он меня презирал! Меня такая награда мало порадовала. Я чувствовал, что здесь что-то не то. Так оно и оказалось. Дело в том, что в это время мой брат Дмитрий был объявлен женихом Веры Евгеньевны Панчулидзевой. Эристов, как хороший знакомый, ездил поздравить Веру и ее родителей и она со свойственной ей жеманностью и аффектацией, обратилась к нему: «Александр Николаевич, я надеюсь, что брат моего будущего мужа у меня на свадьбе будет с тремя нашивками?» «Обязательно», – ответил Эристов. Вера была девушка на возрасте, очень хотевшая выйти замуж. Родители ее не были богатыми, но жили в достатке. Отец грузин – генерал-лейтенант в отставке, бывший нижегородец, получивший Георгия за взятие Карса. Мать – урожденная Якимова, армянка, владела какой-то нефтяной вышкой в Баку. Женихов для Веры ловили из среды гвардейской молодежи. Сначала ловили в Варшаве, где в Гродненском гусарском полку служил Алексей Панчулидзев, старший брат Веры и товарищ по полку моего брата. Вера начала окручивать брата Дмитрия еще там, но тогда он совсем об этом не думал и имел довольно прочные связи с разными француженками из кафе-шантана (Лирио и др). Эти милые особы говорили про брата: «Il n’est pas beau, mais il a un corps aristocratique»[35]. Позднее Лирио жила в Петербурге, и ею увлекался некоторое время и мой брат Борис. Когда меня ей представили, она очень комично всплеснула руками и сказала:

«Как? Еще один Римский-Корсаков? А я думала, что уже со всеми с ними переспала? Сколько же их еще?»

Очень неглупая была женщина.

Кроме брата, у Веры на прицеле было еще два кандидата в женихи: Юрий Гершельман, офицер нашей батареи, сын бывшего московского генерал-губернатора, и еще флигель-адъютант Петровский, «желтый» кирасир. Однако Петровский не оправдал надежд Веры и женился на другой. Гершельман, возможно, и женился бы в конце концов, но без особого энтузиазма. Идя навстречу желанию нашей матери, брат Дмитрий в принципе не возражал против подходящей женитьбы. Он бывал постоянно в семье Панчулидзевых, и с Верой у него были хорошие отношения, но не было того чувства к ней, которое приводит, наконец, к женитьбе. В зиму, предшествующую его браку, он очень был занят Анной Федоровной, из числа тех милых молодых особ свободного поведения, которые постоянно бывали на скетинг-ринге, но держали себя с большим достоинством. Увлекался ею и А.А. Вершинин, позднее муж нашей сестры, товарищ Дмитрия по Гродненскому полку. Не знаю, как они с братом Дмитрием делили благосклонность Анны Федоровны, но, кажется, у них была полная на этот счет договоренность. Какую-то не последнюю роль в этой лирической элегии играл и А.Н. Линевич. Почему-то, не знаю, но они упорно отказывались познакомить меня с Анной Федоровной, хотя я и знал, что ни моя внешность, ни кошелек не давали мне право надеяться на успех.

Этой же зимой 1912-13 года у моих родных возник проект женить брата на очень славной девушке, Марусе Волковой. Отец ее, Александр Александрович, красавец мужчина, à la Стива Облонский, занимал разные синекуры во многих частных обществах, а мать была дочерью очень богатой генеральши Дукмасовой (кажется, рожденной фон Дервиз). У нее был очень неплохой особняк на Большой Морской, рядом с Германским посольством. Маруся была единственная дочь и любимица бабушки Дукмасовой, женщины очень скупой и злостной. (Много позднее, уже живя в Петропавловске, я познакомился с семьей другой дочери Дукмасовой, Софьей Ивановной, которую генеральша-самодурка почему-то не желала знать). Судьба Маруси сложилась трагично. В 1915 году она находилась сестрой в одном из санитарных поездов и погибла от аварии с примусом. Все очень ее жалели, а в 1918 году погиб ее отец. Мы все очень желали этого брака. Поэтому решение брата было для родных полной неожиданностью, и было принято без энтузиазма. По-видимому, инициатива в этом деле принадлежала Вере. Она энергично перешла в наступление на брата. Наверное, поплакала. Наверное, сумела убедить брата в необходимости жениться на ней; в том, что его отказ может обидеть ее родителей и братьев, которые все так любят Митю.

Дом Панчулидзевых был светский, типично Петербургский. Жили только визитами, бриджем, свадьбами, похоронами, сплетнями. Очень много и вкусно ели, и любили угощать. Ни одной книги я у них в доме не видал. Никаких предметов искусств. Впрочем, родители Веры были люди доброжелательные, но без особой родственной теплоты и весьма ограниченных интеллектуальных интересов. Типичная петербургская военная семья. Это был «свет», но не высший. Квартира их была по Кирочной улице дом 9, около Литейного. Под ними жила моя кузина С.А. Бантыш, сестра Оли и Сережи Евреиновых. Панчулидзев-отец, Евгений Алексеевич, служил в офицерской кавалерийской школе, когда там начальником был Брусилов. Они были в приятельских отношениях, и Брусилов был крестным отцом Веры. До того, кажется в 90-х годах, Евгений Алексеевич командовал Нарвским гусарским полком в Ельце.

В 1914 году Брусилов вызвал Панчулидзева из отставки и назначил его начальником санитарной части 8-й армии. Однако с ним произошел очень печальный случай. При отступлении нашей армии в 1915 году из Карпат, в одном из городов Галиции был оставлен полевой госпиталь и в нем свыше 500 солдат больных тифом. Австрийцы узнав, что госпиталь тифозный, сожгли его со всеми больными. Панчулидзев был отдан под суд. Следствие тянулось очень долго. Брусилов не изменил своего дружеского отношения к старому товарищу. Он жил при штабе армии и ежедневно обедал с Брусиловым в его вагоне. Но старый генерал очень болезненно переживал случившееся. Удар был слишком силен, и Панчулидзев умер до окончания следствия. А вскоре умерла и его жена Варвара Антоновна.

Свадьба брата Дмитрия состоялась летом. Венчание было в церкви Пажеского корпуса. У брата шафером был я, поручик Феодосиу (варшавский улан) и Штукенберг. У Веры: Юрий Гершельман, Борис Панчулидзев (брат, паж) и Фон-Мевес, конной артиллерии. Все было чинно и скромно. Но зато после кое-кто из нас решил гулять и дальше, и мы три дня «пировали» на холостой квартире нашего родственника Кости Богдановича. Все были без денег и поэтому глушили только водку, закусывая редиской. В нашей компании находились два известных гитариста: один – профессионал, эстрадник и альфонс Саша Макаров, автор душещипательных романсов, а другой – Всеволожский, бывший правовед, камер-юнкер, человек хмурый и странный. Его первая жена Селецкая, а вторая Леночка Мерц, не были в восторге от его характера.

Не успел я после свадьбы прийти в себя, как в лагерной жизни произошел со мной конфузный и досадный случай. Как-то поздно вечером, когда