Нехитрая игра порока - Марина Владимировна Болдова

скайп. Маргарет поняла меня сразу, во время разговора хмурилась и покачивала головой, но так и не задала ни одного вопроса ни о Кариме, ни о его жене. Единственное, о чем предупредила, что, скорее всего, наш русский следователь («Фирсов, yes?») уже выяснил все подробности смерти Элизабет Ларкинз. Пришлось признаться, что мне он эти подробности сообщать не собирается. «Ты проводишь собственное независимое расследование, Асия? Это не опасно? Твой полисмен разрешает вторгаться в его работу?» – вмешался до этого момента молчавший Стив. Что я могла ответить законопослушному англичанину? Лишь беспечно улыбнуться.

Я закрыла крышку ноутбука и задумалась. Еще два дня назад мы с Ольгой опасались непрошеного гостя – то есть Джамала, махом повесив на него оба убийства. Кого же нужно бояться сейчас?

С этой мыслью я вчера легла спать, с этим же вопросом проснулась и сегодня. Практически бессонная ночь подарила мне два решения на выбор. «Заболеть», уехать в Раздольное к Барковским, никуда не лезть и затаиться, предоставив Фирсову найти убийцу. Тут же поняв абсурдность такого поведения (а как же Ольга и Джамал?), я выбрала второе – действовать в меру возможностей, пока те не иссякнут. Я потянулась к телефону: ночью разговор с Юреневым продумала и отрепетировала до мелочей, чтобы не ляпнуть ненароком ничего лишнего и личного. Откладывать его на неопределенное «потом» мне казалось невозможным. Во-первых, сегодня похороны. А во-вторых – страх быть вновь посланной вон мог заставить меня малодушно передумать.

Глава 28

Я не хотела идти к нему домой, предложив встретиться в парке, но Макс сиплым голосом заявил, что болен. Мгновенно переполошившись, я стребовала с него описание симптомов, список имеющихся в квартире лекарств и недостающих продуктов на полках холодильника. Он хрипло смеялся, диктуя, я же машинально записывала, лихорадочно в уме составляя маршрут – аптека в соседнем доме, рынок в двух трамвайных остановках (свежий творог и лимоны), супермаркет за углом. Дома нашла банку варенья из унаби, которым угостила меня в прошлом году соседка, назвав его панацеей при простудах, сунула в пластиковый пакет. Огляделась в поисках чего-то еще – смутное воспоминание не давало мне уйти из кухни. Мой взгляд упал на бутылку кагора…

…В одиннадцатом классе мы с Максом, посчитав себя взрослыми, решили Новый год встретить вдвоем. Мне предстоял разговор с мамой и Каримом – не факт, что отпустят, когда узнают, что Юренев-старший уехал в охотхозяйство на неделю и в квартире мы будем одни. Домработницу, по совместительству «подругу по койке», как ее называл Макс, Павел Петрович прихватил с собой. Тоня наготовила будущему пасынку (как виделось ей) праздничной еды, показала, куда припрятала от отца бутылку чего-то горячительного, и убыла вслед за любовником.

Странно было уже то, что ни мама, ни бабушка не сказали ни слова против. Карим лишь заметил, что надеется, что в определенный момент – тут он сделала паузу – у меня включится мозг. Какой такой момент он имел в виду, я поняла много позже, но тогда подумала лишь об алкоголе. Пить я не собиралась, что бы там Макс ни предлагал. Да, я была уверена, что мозг включу легко!

Добрая, истово верующая в бога Тонечка оставила нам бутылку кагора…

Я смотрела на пьяненького Макса, мне он безумно нравился своей говорливостью, я млела от нежных взглядов и легких прикосновений горячих рук к моей обнаженной шее, скользящих от плеча до запястья пальцев, и счастливо смеялась. В момент, когда у Макса вдруг потемнела радужка глаз, стало прерывистым дыхание, а твердые ладони обхватили талию, мой мозг включился. Это была вспышка, озарение, мгновенный испуг. И следом за требовательным поцелуем пришло блаженство. Макс оторвался от моих губ лишь для того, чтобы прочесть в моих глазах покорное согласие…

Я торопливо отдернула руку от красивой бутылки, стряхнула наваждение и застегнула молнию на сумке. Господи, прости – о чем думаю?!

* * *

Пожилая женщина, открывшая дверь подъезда магнитным ключом, пропустив меня вперед, сопроводила до квартиры Юренева. Задержавшись на нижней ступени лестницы, ведущей на пятый этаж, она явно дожидалась, когда мне откроют дверь. Я приветливо ей улыбнулась, в ответ получив осторожный кивок.

Коротким приветственным лаем встретила Герда – я не успела даже нажать кнопку звонка, и тут же дверь широко распахнулась.

Я машинально оглянулась. Женщина медленно поднималась по лестнице.

– Давай помогу, – Макс уверенно снял с меня полушубок и повесил на крючок.

– Спасибо. – Я наклонилась, чтобы расстегнуть молнию на сапоге. Но он опередил меня, резво опустившись на колени.

– Сядь, мне так удобнее будет, – приказал он, а я подчинилась.

И вновь, глядя на его седой затылок, едва сдержала желание провести по серебристым прядям рукой. Хорошо, что с замками справился он ловко и быстро. Я не успела встать с низкого табурета, а Макс уже держал пакеты, принесенные мною с маршрута аптека-рынок-магазин.

– Где кухня, помнишь? – хрипло спросил он.

– Не заблужусь, – я уверенно завернула направо в небольшой коридор.

Глядя, как Макс раскладывает упаковки на две кучки – одну для холодильника, как наливает в чайник воду, ставит его на подставку, нажимает кнопку, я на миг усомнилась в его слепоте. Первый порыв – кинуться на помощь – угас, я спокойно сидела на стуле в ожидании чашки чая. Ни одной новой вещи, кроме чайника, я не заметила, все так же одиноко стоял на подоконнике горшок с кактусом – напоминание о Тонечке, и сиял неоном светильник между шкафчиком и мойкой.

– Деньги возьми, – Макс выложил из кармана на стол бумажник.

– С ума сошел?! – возмутилась я, но тут же испугалась. Такого Макса я не знала: губы сузились в полоску, под кожей щек заиграли желваки.

– Не обсуждается, бери! Что у тебя за дело ко мне? Знаю, день у тебя будет тяжелый, времени в обрез. Обойдемся без предисловий.

– Макс, где вы жили до переезда в этот дом? – задала я прямой вопрос. – Ты, мать, отец.

– В Советском районе. Я отучился в сто седьмой школе девятый и половину десятого класса.

– А до этого в Перми?

– В Перми. Эти вопросы мне уже задавал Иван Фирсов. Ася,