КОШМАР : МОМЕНТАЛЬНЫЕ СНИМКИ - Брэд Брекк

Репортёры возбуждались при виде крови и при запахе смерти, и солдаты считали их типом конченых паразитов, входящим в один класс с упырями, искателями сенсаций и адвокатами, которые навязывают свои услуги пострадавшим от несчастных случаев. Такие всегда появлялись после тяжёлой перестрелки, задавали вопросы оставшимся в живых и с чужих слов строчили в свои газетки статейки с жуткими сказками. Так они создавали себе имя.

Самые никудышние работали на жёлтую прессу и эксплуатировали молодых солдат, втягивая их в разговор и вкладывая свои слова им в уста наводящими вопросами, и неплохо жили за счёт чужого горя и страдания.

Солдаты говорили, что если есть желание узнать, на что похожа война, то в бою лучше быть где-нибудь поблизости. Но так поступали немногие порядочные журналисты. Остальные лишь заполняли блокноты каракулями и сматывались из передового района первым же вертолётом, эвакуировавшим трупы, и к ночи уже были в Сайгоне в полной безопасности.

Проблема журналистов как писателей состоит в том, что они никогда ничего не делают. Они только наблюдают, как другие делают что-то, и пытаются это описывать.

Ежедневная журналистика – это производство слов вместо отбора слов из опыта; и парни сваливали всех журналистов в одну кучу и, скорее всего, принимали весь пресс-корпус за агрессивную группу много пьющих и острых на язык пассивных наблюдателей и сводников, обслуживающих власть имущих, тех, что отправляли сюда желторотых солдат, по возрасту не имеющих даже права голоса.

Нескончаемой чередой проходили стареющие журналисты – седеющие знатоки из маленьких газет Среднего Запада, ехавшие во Вьетнам, чтобы навешать лапши своим землякам насчёт преуспевающих на войне парней. Они были печальны, ибо оставались во Вьетнаме всего несколько недель – не так много, чтобы разобраться в том, что происходило на самом деле. Многие из них были ветеранами Второй мировой : слишком толсты и неповоротливы, чтобы таскаться по джунглям с боевыми частями. Простые мужики, разменявшие пятый десяток, они слишком долго торчали в одной и той же газете и делали одну и ту же работу. Заурядные журналисты, успевшие постареть и выдохнуться на своих сенсациях, к которым давным-давно потерян всякий интерес. Они являли собой тип отработавших своё старых писак, неуклюжих простофиль, и молодые репортёры из сайгонского пресс-корпуса боялись когда-нибудь стать такими же.

– Посмотри на него, Фред. Не стань таким. Брось это дело и начинай продавать женские туфли, пока не поздно.

Их обязательно обхаживали чиновники МАКВ и велеречивые агенты ЮСПАО, и очень скоро они терялись и тонули в море фактов, которые на них вываливали.

Вместо того чтобы разобраться в том, что действительно происходило во Вьетнаме, они давали заморочить себе голову таким личностям, как Бреннан, и отправлялись осматривать объекты в заливе Кам Рань, деревушки новой жизни, дивизии АРВН и прочие второстепенные объекты, которые выставляли армию в лучшем свете, но которые имели мало отношения к ребятам, ради которых они, собственно, сюда и приехали. К ребятам, которые каждый день прятались от пуль Чарли в неведомой стране – зловещем Лесу.

Бреннан заставлял их обязательно появляться в большой и прохладной аудитории ЮСПАО на ритуале ежедневных брифингов для прессы, ? в театре абсурда, где офицеры и представители масс-медиа, критикуя чужой спектакль, тыкали друг в друга пальцами, скалили зубы, выступали с оскорбительными обвинениями – только что не гонялись друг за другом с топором.

Пройдя через армейскую информационную машину, эти журналисты покидали Вьетнам с уверенностью, что мы идём к победе, но при этом недоумённо почёсывали в затылке и задавали себе вопрос, что же всё-таки произошло с ними, жалкими личностями, на самом деле.

"Благоглупости", однако, подчас оставались единственным источником официальной информации об этом важном эпизоде американской истории.

Вьетнам стал мировой летописью, а в ней не могло быть цензуры. Журналисты вольны были посещать "Благоглупости", маршировать с войсками на фронт, летать с лётчиками и рассказывать, как это было или как они думали, что так было.

В конечном итоге, иллюзия заключалась в том, что ребята из МАКВ стремились выкладываться.

Результатом такой работы был вымысел ещё и по таким соображениям. Если писать о недозволенных вещах или о дозволенных, но недозволенным образом, то можно было лишиться журналистской аккредитации, и тогда иссякали источники существования.

Репортёры, работавшие на газету "Оверсиз Уикли", были всегда под подозрением. У Бреннана имелось предписание держать их подальше от расположения ЮСАРВ и не разрешать контактировать с рядовыми "вне протокола".

"Оверсиз Уикли" была постоянной занозой в заднице Миссии.

В "ОУ" особенно любили публиковать новости о проштрафившихся офицерах и о рядовых, которые нарушали "универсальный кодекс военной справедливости", – сам термин уже противоречив, ибо какая же справедливость на войне.

Ни в одном из гарнизонных магазинов невозможно было купить хотя бы номер "ОУ", однако мне всегда удавалось перехватить экземпляр у вьетнамца-газетчика, который доставал газету в "Бринксе", в центре Сайгона.

И быстро же, браток, разлетались эти новости – и среди офицеров, и среди рядовых!

Отдел общественной информации МАКВ разослал меморандум всем офицерам по информации с предписанием бдительно следить за сотрудниками "ОУ", потому что при сборе данных те шли прямо к рядовым, минуя официальные военные каналы, и тем самым создавали потенциальную угрозу огромной армейской пропагандистской машине.

И армия мало что могла с этим поделать.

Журналисты были вольны верить пресс-секретарям МАКВ или заявлять, что те нагло врут и скрывают тот факт, что военная стратегия и тактика завели нас в тупик.

Службами МАКВ на пишущую братию вываливалось столько сведений в виде бюллетеней, в которые пытались напихать как можно больше фактов, что от такого количества информации и бумаг журналисты скоро выматывались, начинали прикладываться к бутылке и впадали от всего этого в полное оцепенение.

И уже не разбирались в том, что происходит : то ли их поимели, то ли сожгли дотла, то ли змея укусила. Они знали всё и ничего не понимали.

Добросовестно таскали повсюду записные книжки и магнитофоны и наносили на бумагу и магнитную ленту любое грёбаное слово, изречённое генералами и прочими высшими чинами. Они трепетали перед любой откровенной чушью, потому что агенты пресс-службы умнo и дозированно разбавляли её правдой, чтобы легче глоталась.

Некоторые журналисты приходил в наш отдел с сомнениями по поводу этой войны, но Бреннан основательно продувал им уши, а пропагандистская машина МАКВ обрабатывала и настраивала их мозги на "нужный" лад, после чего они ехали домой в полной уверенности, что мы идём к победе и наше дело правое.

Какое надувательство!

Не все корреспонденты, конечно, были стариканами. Некоторые были довольно молоды, и мне всегда было интересно, как им удалось отвертеться от призыва. И почему…

Мне казалось, что если парень хочет выяснить о войне всё, то лучший способ сделать это – отправиться на службу в армию, во Вьетнам. Посмотреть на войну изнутри, глазами солдата, если, конечно, хочется чего-то большего, нежели несколько журналистских сообщений с подписью впридачу.

Исторически сложилось так, что лучшие литературные произведения о войне написаны не корреспондентами, а солдатами – Джеймсом Джоунзом, Норманом Мейлером, Леоном Юрисом : они воевали и, вернувшись домой, написали романы о Второй мировой войне.

Многие корреспонденты строчили свои статьи, основываясь на фактах из бюллетеней ЮСПАО, которые давали только краткий обзор событий за неделю. Однако позже, в 1967-м, наш отдел начал готовить более подробные ежедневные отчёты. Писались эти отчёты тем же бесчувственным языком, который культивировался в МАКВ.

"Короткая очередь" означала, что какой-нибудь боец позволил своей винтовке М-16 станцевать рок-н-ролл на телах косоглазых или разнёс их в клочья "свиньёй" – пулемётом М-60.

"Встречный бой" – таков был армейский эвфемизм для засады. Генералу Вестморленду претила концепция засады, потому что засада означает внезапность, а внезапность, по армейскому определению, означает невнимательность. Таким образом, засада – вовсе не засада, но "встречный бой". И в засаде американцы никогда не стреляют первыми, даже когда так происходит на самом деле. Это было частью нашего мифа. Ведь мы были очень хорошими парнями, даже ночью в джунглях, в засадном патруле.

Вижу как наяву. Патруль притаился на корточках на берегу реки в районе Дельты. Полночь, светит луна. В паре сампанов, гружённых оружием, боеприпасами и продовольствием, на вёслах сидят восемь вьетконговцев и двигаются к деревне вниз по реке.