КОШМАР : МОМЕНТАЛЬНЫЕ СНИМКИ - Брэд Брекк

Недавно мне приснилось, что я приехал во Вьетнам после войны. Захотелось пройти по знакомым местам. Но вдруг вижу, что иду вдоль русла реки, где-то в Дельте, и по ходу теряю предметы : одежду, фотоаппарат – словом, всё. И вот я уже голый, сижу на грязном берегу реки Сайгон и со мной нищенская сума, как у мальчишки-побирушки во время войны…

Ну не хрень ли!

Мне повсюду мерещится Вьетнам. Как и прежде я живу в Вильямс-Лейке, провинция Британская Колумбия, и меня окружает первозданная природа Канады. Но как часто в шуме винтов частных вертолётов слышится мне знакомое "ТВОП-ТВОП-ТВОП". Я вздрагиваю и судорожно вглядываюсь в небо – высматриваю то ли стреляющую по желтолицым "Кобру", то ли прилетевший за ранеными и убитыми эвакуационный вертолёт. Всякий раз, садясь в ванну, я вижу дырку в ноге : она появилась в тот знаменитый вечер, когда мы с Билли улизнули в публичный дом на "Аллею 100 пиастров". Рана заживала девять месяцев и не затянулась до самого возвращения в Штаты.

Когда я смотрю передачи о сегодняшних проблемах ветеранов Вьетнама, я сгибаюсь пополам, хватаюсь за живот и кричу. Потому что она не проходит – боль не проходит!

К счастью, многим солдатам удалось перевалить Через Свалку, преодолеть кризис и сделать огромные шаги к реабилитации. Но реабилитация требует времени, сил и мужества, и она никогда не может быть закончена. Не существует полного избавления от Вьетнама, ибо нет полного избавления от жизни. Ты просто учишься с этим жить.

Только это и остаётся.

И если посчастливится, война не будет висеть над тобой как раньше.

Пока, придя домой, я выступал против войны, я чувствовал гордость за свою службу и за людей, с которыми служил. Это были, без сомнения, самые обычные парни, но в самых необычных обстоятельствах война часто выявляла их лучшие качества.

Она, конечно, могла выявить и плохие стороны.

Так бывало.

Однако ярче всего я помню ребят – ребят и их рассказы о войне. Рассказы о дружбе и страхе, о храбрости и трусости, о высоких помыслах и разбитых убеждениях, о зверствах и милосердии, о страданиях и чувстве стыда, о ярости и боли, о любви и воздаянии, о грязи и славе.

А поскольку они вернулись на родину, то ныне рассказывают новые истории – истории о скрытых ранах, которые гноятся и не заживают, о ранах, за которые Министерство обороны на награждает "Пурпурными сердцами".

Вьетнам был не нашей ошибкой, и мы не особо гордимся тем, что там делалось, но мы рады, что выжили и не стали его жертвами. Ребята, ушедшие на войну, приняли всё худшее, что только могла бросить им жизнь, на себя и вернулись домой, понимая о мире гораздо больше остального, оставшегося дома поколения.

И этим они могут гордиться.

Я мечтаю о том дне, когда не будет войн, но если такой день наступит, человека тогда уже, наверное, не будет.

Сегодня многие из нас вспоминают о войне с ностальгией не только за то, что там творились ужасные вещи, а скорее за то, чего там не было. Мы вспоминаем о войне так, как взрослый вспоминает о своём детстве – с некоей долей горечи за недополученные объятия и поцелуи, за то, что было сказано и сделано и что больше никогда не будет ни сказано, ни сделано.

Мы обращаемся к войне с тупой болью в сердце и вспоминаем, как ждали открытых объятий и приветствующих наше возвращение толп народа – чего так и не случилось, а если всё-таки случалось, то слишком поздно – и как ждали прощения, в котором отказывали себе, потому что общество никогда не собиралось до него снизойти.

Будь Америка Прекрасная Америкой Сострадающей и Америкой Милосердной, даруй она своим воинам прощение, не предай и не отвернись от них – я уверен, что Билли Бауэрс, как и многие тысячи ветеранов, преступивших черту, были бы сегодня с нами.

Весной 1986-го года Чикаго и Нью-Йорк организовали для нас шествие – 19 лет спустя после нашего с Билли возвращения из Вьетнама. Девятнадцать лет! Мать спросила меня, участвовал бы я в том шествии, будь я дома.

Я ответил нет, не пошёл бы. Шествие сегодня – слишком мелко и слишком поздно. Сегодня оно – оскорбление. Я не хочу шествий. Я хочу, чтобы эта страна поняла, что она сделала для целого поколения людей. Я хочу, чтобы эта страна обратилась к урокам, которые преподал Вьетнам, чтобы мы больше никогда не попадали в подобный переплёт. И, кроме того, если страна искренна в своей радости видеть нас дома, то я бы хотел, чтобы потраченные на шествия деньги пошли на помощь нуждающимся ветеранам Вьетнама.

Но надежда есть.

Каждый день вот уже более десяти лет тысячи людей влечёт к чёрной гранитной стене – Стене плача, как её иногда называют, – что стоит в тени мемориалов Линкольна и Вашингтона. Они приходят читать, прикасаться и плакать над именами, выбитыми на Мемориале ветеранов Вьетнама и знаменующими собой трагическую главу американской истории. Открытый в День ветеранов в 1982-ом году монумент врачует раны нации, которая никогда не была так расколота надвое со времён Гражданской войны.

Сегодня у мемориала исполняется один ритуал – простой человеческий порыв – прикоснуться к именам, запечатлённым на 496-футовой плите полированного гранита.

Ветераны кладут ладони на имена товарищей – словно пытаются закрыть руками тягостное зрелище. Оставляют цветы, записки и венки с надеждой, что война их наконец-то отпустит. Есть такие, что в течение 20-ти лет не могли и думать о Вьетнаме, и вот теперь они говорят, что посещение мемориала для них – акт исцеления.

Для миллионов людей, пришедших к мемориалу со времени открытия, посещение его означает национальное признание утрат. Наконец-то выздоровление сдвинулось с мёртвой точки.

Мы начали долгий путь домой – не только ветераны, но мы все…

Мне ещё предстоит проделать этот путь : совершить паломничество к Стене, и произнести последнее "прощай" Дэнни и Крису и всем ребятам, и пролить невыплаканные слёзы, и покончить с тоскою, и оставить эту славную часть Дороги Приключений там, где ей и следует быть…

А потом – жить дальше…

– FINI VIETNAM-