Ирка Хортица и компания - Кирилл Кащеев

не имеют! Ты тетушке единственная кровная родичка. Так что это ты богатая наследница, а я так, бесприданница! — судя по легкомысленному тону, ее это не слишком огорчало.

— Поэтому ее и называют Хортицей, а не Андреевской?

Щетка остановилась в белокурых Оленькиных волосах:

— По законам-то тетушка — Андреевская, как и матушка моя. А Хортицей ее зовут вовсе не поэтому. — щетка снова заскользила по волосам.

Лиза поняла, что дальнейших объяснений не последует.

— Но… если тетушка… — снова начала Лиза и тут же исправилась. — Если ее превосходительство сама хозяйка своего имущества… почему она говорила так, будто… уж не знаю… будто я могу насильно у нее что отнять? Не захочет — и не оставит мне ничего. Хоть и впрямь в сиротский дом отправит. — в голосе ее прозвучала грусть. А ведь и правда — как захочет, так и поступит. Может, женщине тут мужчина и не хозяин, а опекуны всяко над детьми власть имеют. А что не всегда эта власть во благо она уж успела в своей жизни убедиться.

— Да. Странно. — задумчиво согласилась Оленька и легко спорхнув с кресла, подхватила и корзинку, и бутылку, уничтожая следы ночного пиршества. — Но мы узнаем. Люблю загадки! — она ободряюще улыбнулась Лизе и канула во мрак коридора. Дверь бесшумно закрылась.

Чудная она! Лиза откинула покрывало и забралась в постель. Простыни были волглыми и холодными, пропотевшая нижняя рубашка неприятно липла к телу — помыться бы, но уж ясно, что до утра не выйдет. А вот пить столько не стоило. Лиза еще покрутилась, поджимая ноги — и сдалась. В поместье Галицких нужный чулан располагался рядом с кухней. Свечу бы, но нету. Она тихонько выскользнула в коридор, постояла, позволяя глазам привыкнуть ко мраку, и по застилающим пол дорожкам шагнула к лестнице.

Внизу лестницы ее ждали. Это чувствовалось по сгустившему мраку, словно там, у последней ступени было что-то темнее, чем сама темнота. По напряженному, точно звенящему от затаенного нетерпения воздуху. По неуловимому шевелению.

Лиза замерла, не дыша, а потом бесшумно выпустила воздух через нос, подлаживаясь под дыхание того, кто караулил ее во мраке. Вдох, выдох, вдох, выдох… пульс участился, ей стало жарко. Продолжая дышать — вдох, выдох… она мягко, шажочек за шажочком отступила назад. Ладонь легла на дверь — медленно, не давая открывающейся створке колыхнуть воздух, Лиза нажала. Не торопиться, только не торопиться… Что там Оленька говорила про петли? Юрко, как змейка, девочка скользнула обратно в спальню и также неслышно прикрыла дверь за собой. Придержала ее коленом… и потянулась к своему сундуку…

Лестница заскрипела: тот, внизу, устал ждать. Он не производил шума, но прижатые к половицам босые ноги чувствовали робкую дрожь ступеней под навалившимся на них огромным телом. Шшшур… шшшур… кто-то скользнул мягким боком по шелковой обивке стен. Скрип… шшшур… Почти бесшумные шаги прошлись по коридору… и остановились точно у ее двери.

Лиза сидела на кровати и пристально глядела на дверь, чувствуя, как позади той ворочается нечто огромное, едва умещающееся в узком коридоре. Дверная ручка чуть слышно скрипнула… и медленно начала опускаться. Ниже… ниже… еще ниже… Тот, за дверью, надавил на створку… и замер, явно не ожидав, что дверь не откроется.

Шшшур… С другой стороны надавили на створку: сперва мягко, стараясь не производить лишнего шума, потом дерево затрещало и принялось выгибаться под давящей на него силой. Скриип… Хрясь! Створка прогнулась, отходя от косяка и в комнату дохнуло острым запахом слежавшейся шерсти и тухлого мяса из звериной пасти. В открывшуюся щель просунулся кривой коготь на мохнатой лапе…

И наткнулся прямо на лезвие воткнутого в косяк посеребренного ножа!

Фитилек в масляной лампе вспыхнул, как подпрыгнул! Из коридора донесся густой, обиженный рев, тяжелый топот — и то, что было за дверью, исчезло.

Лиза подошла к двери и провела ладонью по изодранному, будто деревья в лесу по весне, краю косяка. За дверью стояла нерушимая, затаившаяся тишина.

— И ведь никто на вой не выглянул. — задумчиво сказала она. — Привыкли, сдается. — прижала дверь плотнее, вогнала нож поглубже и нырнула под кровать в поисках ночной вазы, а то ведь конфуз может приключится, не чета всяким татям коридорным!

Солнечный луч прыгнул в неприкрытое шторами окно, заставив спящую девочку сморщить нос и громко чихнуть. Лиза села в постели, огляделась. В утреннем свете комната выглядела изрядно хуже, нежели при тусклом огоньке ночника: узор шелковых кресел затерт, зеркало туалетного столика с отбитым уголком, таз для умывания облуплен. И воды в кувшине как не было, так и нет. Сброшенное ночью дорожное платье лежит на кресле, на башмаках валики грязи — горничные не удостоили приезжую своим вниманием.

— Богатая наследница. — вспоминая вчерашний разговор, иронично пробормотала Лиза и полезла в сундук за платяной щеткой. Ухаживать за собой ей не привыкать, в прежнем доме прислуга тоже не баловала вниманием, но с мытьем надо на что-то решаться — даже у прежних опекунов ей не приходилось мучиться грязной. Лиза оделась и взяв пустой кувшин в одну руку и отнюдь не пустую ночную вазой в другую, направилась вон из комнаты.

— Прыг-скок, на мосток, под ракитовый кусток…

— Тише, барышня, убьетесь!

Оленька скакала по коридору, играя в невидимые классы — перепуганная горничная вжалась в стену, ловя закачавшуюся на постаменте статуэтку.

— Ты уже встала! Так идем же завтра… кать. — подскочившая Оленька замерла на одной ножке и широко распахнутыми голубыми глазами уставилась сперва на кувшин… потом на вазу. Лиза подавила неуместное желание спрятать ночную вазу за спину — конфуз мог выйти еще пуще.

Оленька медленно опустила ногу…

— Одарка! Подойдите сюда. — голос девочки стал ледяным, а наивная голубизна глаз вдруг обернулась сталью.

— Да, барышня. — очевидно насторожившаяся горничная подскочила — и тоже уставилась на горшок и кувшин. — Что барышне Ольге Вадимовне угодно?

Оленька перевела взгляд на горничную — молча.

— Э-э… барышня… — горничная переступила с ноги на ногу, глаза ее заметались — на саму Лизу она старалась не смотреть. — Распоряжения не было…

— Распоряжения не было на что? — все также холодно и отчужденно спросила Оленька. — Тетушкиным попечением вы посещали женские образовательные курсы — и не способны прибавить одного человека?

Горничная покраснела, побледнела, подхватила из рук Лизы оба сосуда и торопливой побежкой попыталась устремиться прочь, лишь прошептав:

— Тетушка ожидает к завтраку, барышня.

— Передадите ей наши извинения. — невозмутимо пропела Оленька. — Барышня Елизавета Григорьевна не может выйти к завтраку замарашкой.

— Тетушке вашей не понравится. — горничная не поднимала глаз.

— О да! — согласилась Оленька. — Мне так уж сейчас не нравится. Что