Ирка Хортица и компания - Кирилл Кащеев

рога… Козочка выгнула шею, глядя на своего убийцу мутными от невыносимой боли глазами. Конюх горестно вздохнул… и потянулся лезвием к ее горлу.

— Стой! — тонкая, но сильная девчоночья рука ухватила его за запястье.

— Панночка Лизавета? — мужик обернулся.

Все уже знают, кто она такая, хоть и делают вид, что она навроде привидения в усадьбе.

— Воды принесите, и водки. Или самогонки. — едва подобрав платье, она бросилась рядом с козочкой на колени.

— Разве можно — панночке-от? — испуганно пролепетала кухарка.

— Исполнять! — рявкнула Лиза и дворню как ветром сдуло.

Первой вернулась Одарка — рядом с Лизой, заливая колодезной водой распростертый в пыли подол, плюхнулась полная бадейка.

— Вода моя водица, всех болящих сестрица, смой-сполощи все боли и хвори… — едва шевеля губами, чтоб дворня не услышала, что она бормочет, Лиза принялась обмывать тяжко дышащую козочку, каждый раз встряхивая кистями, будто сбрасывая с них расползающуюся по пальцам густую черноту. Раз, другой, третий… Черные, похожие на змей, струи извивались в бадье. — Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа…

Коза снова слабо мемекнула, приоткрыла глаза… и доверчиво потянулась к Лизиным рукам.

— Сейчас, моя красавица, сейчас, милая, не бойся, я тебе помогу. Лейте! — Лиза подставила руки.

— Чего лить, панночка? — растерянно спросил конюх.

Рядом раздался досадливый возглас, короткий шум — и на руки ей полилась остро пахнущая сивухой жидкость.

— Гора з горою сходится, човен з човном сощепляется, йшла Матерь Божья через поле, несла золоти ключи в приполе… — заговор помогал роженицам, но… разве коза не такая же мама? Может, и не такая же… а все едино! — Держите ее! — крикнула Лиза и не глядя, кто там навалился на бьющуюся на земле козу, запустила руки в воспаленное, дурно пахнущее чрево. Коза снова страшно, дико закричала… — Козлятам-ребятам ворота видкрывати… — перекрывая ее вопль, уже в полный голос зачастила Лиза — поздно скрываться-то! — …На руки брати. Пора-поросла трава, дав пору, як пращура, аминь!

Еще бы Одарка могла тут помочь! Козочка была еще слишком молоденькой, а у Одарки слишком крупные руки! Тонкая девичья кисть скользнула внутрь, во влажное и кровавое, вытянутые пальцы коснулись мягкой шерсти, вот, кажется, попалось крохотное копытце. Помогая второй рукой, Лиза потянула… клубок вывалился на землю и стало ясно, почему козочка не могла окотиться. Козлят было трое — чудовищно переплетенных друг с другом, обвитых нитями пуповины, с жалко завернутыми головенками. Мертвых. Над ними, тая в воздухе, еще слабо клубились золотые нити уходящей жизни. Лишь один козленок слабо, едва заметно дрогнул под Лизиной рукой.

«Да неужто ж я зря старалась!» — яркая как свет, острая как боль, отчаянная ярость ударила в голову, волной прокатилась по всему телу… и Лиза вдруг сгребла эти распадающиеся золотистые нити в горсть, со всей силы швырнув в козленка:

— Живи, меха пучок! — выкрикнула она: золотые нити брызнули с ее пальцев, впитываясь в маленькое беленькое тельце… и принялись снова вытекать из козленка как из сосуда с трещиной. — Не смей помирать! Не дозволяю! — она мгновенным движением освободила козленка от стягивающей горло пуповины и стиснула крохотное бессильное тельце меж ладонями, не давая золотистым лучами покинуть его.

Резко и сильно затошнило, повело голову, стоящая на коленях девушка пошатнулась, едва не падая — и страшная черная воронка распахнулась перед ней, затягивая, как в омут.

Еще пара ладоней легла поверх ее рук, вцепилась — не вырвешься, даже если и захочешь, и знакомый голос зачастил:

— Силой моей укрепляйся, Словом мои залышайся, я тебе ключ, я тебе замок, ангеловыми крылами, Божьим велением, всех святых дозволением — пребудь со мной!

Между сцепленными руками двух девчонок полыхнуло светом — золотым и зеленым. Заиграло лучами меж сплетенными пальцами и погасло, точно впитываясь в козлиную шкурку. Козленочек дрогнул ножками, приподнял слепую головку и едва слышно мемекнул.

— Ты — ведьма! — глядя друг на друга поверх соединенных рук одними губами выдохнули Лиза и Оленька.

Протяжным блеянием на голос своего козленка откликнулась коза-мать.

— Все-все-все, уже все! Радость-то какая, жизнь в дом, счастье в дом! — засуетилась кухарка, ловко извлекая козленка из рук Лизы. Щелкнули здоровенные металлические ножницы, обрезая пуповину. — Козочка, как есть козочка! А ладная какая! — кухарка освободила от слизи нос и рот новорожденной козочки и отерла ее пучком соломы. Конюх подхватил козу-мать и понес ее на солому.

— Манжеты испортили, панночка! — всплеснула руками Одарка. — Ну да ничего, уж я их отстираю, отпарю, будут как новенькие, а панночке пока другие подошью!

Все еще продолжая держаться сцепленными пальцами, Лиза и Оленька поднялись на ноги… Тяжелый взгляд уперся Лизе в затылок. Она обернулась.

Генеральша стояла на дорожке и глядела на нее. За спиной, судорожно комкая платочек, застыла Оленькина матушка, Владимир глядел поверх другого плеча генеральши и глаза у него были совсем безумные и ярко-ярко желтые.

— Ты видела? — оборачиваясь к Оленькиной матушке, страшно прошипела генеральша. — Видела? А мой Кусай умер! Умер! — она повернулась и пошла прочь, со всей силы впечатывая трость в песок дорожки.

Лиза шагнула следом… остановилась… снова сделала шаг…

— Вы приходите, панночка! — подкладывая новорожденную козочку к сосцам мамы-козы, сказал конюх. — Ваша козочка вас ждать будет.

— Моя? — недоверчиво спросила Лиза.

— Чья ж еще! — ухмыльнулся конюх. — После такого кто ж отымет.

— Козу вам жалко! А о людях вовсе не думаете! — вдруг выпалил Владимир и кинулся за генеральшей.

Дом казался пустым, как вымершим. Дом словно затаился. Ждал. Лиза зябко повела плечами: ни весеннее тепло, ни слишком плотное платье не могли избавить ее от ощущения вкрадчивого холода, медленно, постепенно заставляющего неметь ноги, доползающего до колен, леденящего кончики пальцев… Танг! Танг! Танг! В тишине каблуки башмаков стучали звучно и гулко, так что хотелось идти на цыпочках: она и пошла. Неслышно ступая по ковровой дорожке лестницы взлетела в свою комнату и упала в кресло. Задумчиво поглядела на так и не разобранный толком сундук: пожалуй, разумным было бы бежать отсюда… но куда? Никто из опекунов ее не желает — шляхтичам Галицким она в тягость, а тетушка… ее превосходительство сразу невзлюбила. Остаются сиротский приют или нищенство на дорогах.

Дверь как всегда бесшумно распахнулась, и внутрь скользнула Оленька, опять груженая корзинкой и бутылкой.

— Бежать думаешь? — проницательный взгляд голубых глаз уперся в Лизу и сундук. — А козочка?

— Что… козочка? — неуверенно переспросила Лиза — одно лишь упоминание о маленьком живом комочке с удивительно нежной беленькой мордочкой пронзило душу болью. Мысль о том, что козочку придется оставить казалась… чудовищной. На время то еще ладно, но насовсем? Ужас какой!

— Вдруг она у тебя теперь