Замри - Нина Лакур

смотреть», шепчет: «Все закончилось».

После пьесы большинство зрителей расходятся, а мы остаемся в театре.

– Кейтлин! – Ко мне идет Мэдди. Мы обнимаемся. – Я так рада, что ты пришла! Спасибо тебе.

– Ты была невероятна, – говорю я. – До сегодняшнего вечера я не особо любила Шекспира, но теперь…

Тейлор пожимает ей руку.

– Ты бы видела, как все рыдали. Ты очень здорово играла.

Мы выходим на улицу, и Мэдди с Дилан здороваются с другими людьми, а мы с Тейлором стоим в сторонке и ждем их. Постепенно толпа рассасывается, остальные их друзья расходятся, и Дилан с Мэдди начинают целоваться. Несколько проходящих мимо мужчин останавливаются и смотрят на них. Тейлор смотрит на них. Я смотрю на них.

Тейлор переводит взгляд на меня и выгибает бровь.

– Э-э… – мямлю я. – Они редко видятся.

– Нет, все нормально, – говорит он. – Кажется, они и правда любят друг друга. Мне нравятся твои подруги.

– Мне тоже нравятся твои друзья, – говорю я и, подумав, решаю уточнить: – По крайней мере, Джейсон.

Тейлор смеется.

– Да, Джейсон мне как брат. Он мой лучший друг.

На улице холодает. Я натягиваю рукава маминого свитера пониже. Оглядываюсь на Дилан и Мэдди. Они продолжают целоваться.

Мы с Тейлором смотрим друг на друга. Неловкая пауза затягивается. Я слышу, как Мэдди и Дилан шепчутся между собой. А потом мы с Тейлором одновременно шагаем навстречу друг другу, обнимается и начинаем целоваться.

5

Тейлор приносит карту. Я приношу наши заметки и колонки для айпода. Мистер Джеймс спрашивает, кто хочет выступить первым, и мы с Тейлором одновременно вскидываем руки. Мы ненавидим публичные выступления и хотим освободиться поскорее.

– Тейлор, Кейтлин. Отрадно видеть такой энтузиазм. – Он садится за первую парту, среди учеников, и ободряюще смотрит на нас.

Мы с Тейлором выходим вперед. Я стараюсь не обращать внимания на недобрые взгляды чирлидерш.

После премьеры прошло чуть больше недели. С тех пор мы созванивались шесть раз и трижды обедали вместе – разумеется, с Дилан и Джейсоном. Один раз целовались перед уроками на школьной парковке, трижды – в холле после алгебры и каждый день – после школы. Во вторник, на перерыве, Бетани – бывшая девушка Генри – разговаривала с Тейлором, пока он ждал меня у кабинета английского, и, когда я подошла, он спросил: «Бетани, ты знакома с Кейтлин?» Бетани, едва взглянув на меня, помотала головой. «Тогда, – сказал Тейлор, – познакомься, это моя девушка, Кейтлин». И он коснулся моего предплечья, и Бетани поздоровалась, но я едва ее услышала.

Я вставляю колонки в розетку под доской и подключаю айпод. Включаю песню французской певицы Эдит Пиаф. Моя мама ее обожает. Запись – старая, шероховатая – подходит нам идеально. Конечно, она гораздо моложе Жака де Сора, но настраивает на правильный лад.

Мы вешаем на доску огромную карту Европы.

Тейлор смотрит на меня, ожидая сигнала. Я киваю. Прокашлявшись, он сверяется со своими заметками.

– Жак де Сор, – начинает он, – был очень разносторонней личностью. Он был математиком, гражданином Франции, большим ценителем улиток и пиратом.

Раздаются смешки. Хороший знак. Я заглядываю в листок и подхватываю:

– Он родился в портовом городе Ницца. Море всегда притягивало его. Его любовь к математике началась с подсчета секунд между волнами, которые бились о берег у его дома. Он так увлекался своим занятием, что матери каждый вечер приходилось забирать его домой после темноты, и жители Ниццы прозвали его garçon de l’océan, что означает «морской мальчик».

Я бросаю взгляд на класс – похоже, нам удалось всех заинтересовать. Мистер Джеймс одобрительно улыбается и показывает большой палец.

– На этой карте, – говорит Тейлор, – отмечены все места, где побывал в своих странствиях Жак де Сор. Все начиналось вполне невинно. Днем он работал на чужих кораблях – в основном это были грузовые суда, – а по ночам проводил свои безумные эксперименты.

– Пока не связался с дурной компанией, – добавляю я.

Все смеются.

Под пение Эдит Пиаф мы продолжаем по очереди рассказывать эпизоды из жизни Жака де Сора и переходим от кнопки к кнопке на карте. Про математику мы говорим немного, но, похоже, мистера Джеймса это не смущает. Спустя пятнадцать минут мы заканчиваем, и нам аплодируют. Я выключаю айпод, а Тейлор сворачивает карту. Мы возвращаемся на места. Большинство выходят к доске с наспех нарисованными плакатами. Пара человек подготовили неряшливые презентации в PowerPoint. Бо́льшую часть выделенного на презентацию времени они тратят на то, чтобы открыть файл, а в оставшиеся минуты торопливо перечисляют скучные факты биографии. Когда урок подходит к концу, я понимаю, что никто не потратил на подготовку столько времени, сколько потратили мы. Более того, я сама никогда не тратила столько времени на другие задания.

После урока Тейлор говорит:

– Погуляем после школы?

Как бы меня ни привлекала мысль провести время с Тейлором, я говорю:

– Извини, у меня есть одно дело.

6

Дорожная инспекция расположена в невзрачном приземистом здании, но для меня оно похоже на красочный туристический буклет, кричащий: «Загляните внутрь и посмотрите, что упускаете».

Я записалась на экзамен несколько недель назад. Я не знала, соберусь ли, но это произошло: я прохожу через двойные стеклянные двери мимо охраны и очереди из людей, которые не записались заранее. Экзаменатора зовут Берта, и ее волосы выкрашены в кислотный рыже-розовый цвет. Она на секунду поднимает глаза от планшета, называет мое имя и начинает быстро проставлять галочки в квадратиках. Мы выходим через заднюю дверь к маленькой машинке, и Берта указывает мне на водительское сиденье. Я сажусь в кресло; она шумно захлопывает дверь со своей стороны.

Только теперь до меня доходит: наверное, стоило попрактиковаться.

Не считая той единственной поездки на машине Тейлора, я не садилась за руль несколько месяцев, а когда еще водила, делала это редко. Папа несколько раз отвозил меня на парковку «Сэйфвея» рано утром в выходные, а мама однажды пустила меня за руль на автостраде, а после сказала: «Молодчина!» Но все десять минут, что я была за рулем, стараясь держаться