Испанский садовник. Древо Иуды - Арчибальд Джозеф Кронин

в консульство. Но никто ему не ответил – рабочий день закончился, и все ушли. Тогда он попытался дозвониться домой и попросить Гарсиа приехать за ним на машине. И вновь неудача: сначала номер не отвечал, потом было занято, и наконец сквозь назойливое жужжание ему сообщили о неисправности.

Местная система связи неизменно служила для консула источником раздражения. Но только не сегодня. Темный магазинчик он покинул без единого слова. Ему сказали, что автобус на Сан-Хорхе будет в восемь вечера. Отклонив любезное приглашение хозяина таверны перекусить, он сел на скамейку у побеленной стены и стал покорно ждать, молча понурив голову и ссутулившись, не замечая любопытных взглядов простых деревенских жителей – здешних постояльцев, закусывающих на свежем воздухе рядом с телегами и скотом.

Окончательно лишившись сил, консул легко смог позволить своим усталым конечностям расслабиться. Мозг же его, увы, не находил успокоения, он бешено пульсировал, разламывая череп и опутывая его бесконечной паутиной мучительных раздумий. Хосе мертв, он уничтожен, его молодая жизнь погашена… Это казалось невероятным, но факт оставался фактом, и возврата назад не было. Сдерживая беспорядочно скачущие мысли, Брэнд пытался убедить себя, что это был несчастный случай… Весьма прискорбный, но тем не менее неизбежный несчастный случай, и он сделал все от него зависящее, чтобы это предотвратить.

Впрочем, минуточку… Не стоит торопиться с этим утешительным заключением. Не он ли испытывал к Хосе жестокую, злобную ненависть, доведя его до края своими притеснениями и преследованиями? Беззвучный стон вырвался из уст консула, крик невыразимой боли, выплеснувшейся с самого дна его души. Прибытие автобуса лишь на минуту прервало его мучения, слегка рассеяв затянувший глаза Брэнда туман. Он неуклюже влез в почти пустой узкий автобус и с тяжелым вздохом уселся в углу. Начинало темнеть. Когда они подъехали к Сан-Хорхе, сердце консула забилось сильнее.

Сейчас, выйдя из автобуса у поворота к вилле, он пребывал в таком смятении, что с трудом заставил себя двинуться в сторону дома. Сумерки поглотили туман, и они же выпустили на волю ветер. Слышно было, как под его порывами скрипят и потрескивают невысокие кедры над обрывом. Казалось, само небо вибрирует, отзываясь эхом на звон гигантского колокола. Дорога потерялась в кромешной темноте. Консул шел медленно, но все равно задыхался и должен был сильно сжать кулаки, принуждая себя идти дальше.

Внезапно расплывчатую темную мглу рассеял свет луны, вынырнувшей из моря небес, и перед консулом замаячили белесые очертания виллы. Злобно ревущий ветер больно хлестнул его. В задних помещениях громко стучала задвижка. Согнувшись и прижав руки к бокам, он воспользовался затишьем между двумя порывами ветра, чтобы повернуть за угол дома. В резком лунном свете на гравийной дорожке плясали яркие тени кустов мимозы, чья листва была словно иссечена серебряными лезвиями. Потом луна пропала так же внезапно, как появилась, и наступившая тьма стала еще глубже, плотнее, чем раньше. Задыхаясь, консул добрался до спасительного крыльца и остановился, склонив голову и вслушиваясь в тишину, затем он с отчаянной решимостью распахнул дверь.

Холл тонул в темноте, и этот огромный беззвучный омут заполнили гулкие удары его сердца. Странный запах, а точнее, едкий дым обжег его ноздри и выбил из глаз слезы. Растерянность окончательно лишила консула сил, что-то происходило вокруг него, сам же он не мог пошевелиться. Оцепенение длилось всего несколько секунд, показавшихся ему вечностью. Новый лязг задвижки испугал его, приведя в чувство. Ступор прошел, и, пошатываясь, он зажег спичку. Огонек замигал в его дрожащих пальцах, зашипел и погас.

В этот момент сквозь завывания ветра до него донесся плач. Резко повернувшись, консул попытался хоть что-то разглядеть во тьме. Он ощупью подошел к кухонной двери и, открыв ее, с трудом поднял веки. За столом, монотонно раскачиваясь, сидела Магдалина.

– Магдалина… – Его голос был едва слышен.

Она посмотрела в его сторону, и он увидел ее обуянное ужасом и до неузнаваемости постаревшее лицо, обезображенное большим фиолетовым рубцом.

– Что… – начал он и осекся, плечи его дрожали.

Глядя на него, как на привидение, она стянула на груди разорванное платье.

К нему вернулся голос.

– Бога ради… что происходит?

Тишина, заполненная лишь шумом ветра…

– Он ушел, – простонала она.

– Кто ушел?

– Гарсиа… после всего, что я для него сделала!.. – глухо вскрикнула она и зашлась в приступе кашля.

Мрачное предчувствие заставило консула содрогнуться. Он подошел к Магдалине и встряхнул ее:

– Быстро говори! Куда он ушел?

В отчаянии сжав голову руками, она, казалось, силилась что-то вспомнить.

– Он ушел туда, где ни вы и ни кто другой никогда его не найдет. Ваш роскошный автомобиль ездит быстро. Его вы тоже больше не увидите. – Брэнд непроизвольно вздрогнул, и она подняла на него глаза, в которых сверкнула обида. – А чего вы ожидали, дорогой хозяин? Что Родриго будет ждать, пока за ним приедет полиция? Да, да, его зовут Родриго Эспантаго. Он вор, преступник, маньяк – все вместе. Классно он вас обдурил, да и меня тоже, он всех дурит. Он мне не муж. Я просто его женщина. Сошлась с ним в Мадриде. Он обещал, что будет хорошо со мной обращаться. Он обманул меня, я делала всю работу, он превратил меня в рабыню, этот ленивый грязный дьявол… А теперь он ушел! – выкрикнула она с болью в голосе. – Зачем вы сказали ему, что его ищут? Слышали бы вы, как он над вами потешался. Над вами и вашим маленьким профессором. «Чучело трески и креветка под соусом» – вот как он вас называл. Он все свалил на Хосе. Разве вы этого не поняли? Он ненавидел Хосе и поклялся засадить его в тюрьму. Он и Николаса ненавидел. Он забрал все ваши драгоценности, неплохо поживился. А теперь… – Она забилась в истерике, душераздирающе хохоча сквозь слезы. – Теперь он забрал и все остальное. Он вас здорово надул, он всегда грозился. Вот погодите, вы еще не видели…

Совершенно разбитая, она раскачивалась взад-вперед, обхватив себя руками и тихо постанывая, по искаженному страданием лицу струились слезы.

Отчаявшись привести ее в чувство, Брэнд подошел к буфету, зажег свечу и, освещая себе путь ее мерцающим огоньком, вышел из кухни. В холле он опасливо огляделся, прикрывая пламя от сквозняка. Все было в порядке. Медленным, размеренным, как у лунатика, шагом он начал подниматься по лестнице. Возле своей комнаты Брэнд остановился. Прохладный воздух, кроме зловония, исходящего от сальной свечи, был наполнен еще и тем запахом дыма, который он почувствовал раньше. Сделав над собой усилие и словно преодолев невидимое препятствие, он вошел в комнату и зажег газовую