Испанский садовник. Древо Иуды - Арчибальд Джозеф Кронин

зеркалу с рекламой какой-то жидкости для чистки зубов. Таким образом, даже сидя спиной к группе, консул мог видеть мутное отражение того, что там происходило. Устраиваясь на ребристой деревянной скамье, он приготовился к обычной задержке, вызванной сменой паровоза.

В конце концов все было готово, поезд дернулся и, набирая скорость, загрохотал по рельсам. Брэнду в зеркало было видно, как полицейский вынул из кармана ключ и отстегнул наручники. Хосе тихо поблагодарил его и стал растирать запястье, восстанавливая кровообращение. Сидя напротив него, Педро вслух читал газету, видимо стараясь привлечь внимание остальных к новостям спорта. Но никто его не слушал. Полицейский сидел прямо, сохраняя служебную выправку, а Хосе, отвернувшись к проходу, не сводил глаз с проносящегося за окном залитого дождем пейзажа.

Его неподвижный, лишенный всякой радости задумчивый профиль, отмеченный печатью зрелости и собственного достоинства, начал мало-помалу угнетающе действовать на консула. Брэнду следовало бы порадоваться справедливому возмездию за причиненный ему вред. Но он не смог. Победа вдруг рассыпалась в прах, утратив всякий смысл. Незаметно наблюдая в зеркале за Хосе, консул ощутил внезапно накатившую слабость. Ему вдруг захотелось подойти к юноше, дружески с ним заговорить, пообещать снисхождение. Но как, скажите на милость, он мог сделать это сейчас? Какая все-таки чепуха приходит в голову! Невероятным усилием консул отвел глаза от зеркала и, сняв шляпу, вытер платком вспотевший лоб.

Жара в вагоне была невыносимой. Открытая прямо перед Брэндом дверь напоминала скорее жерло доменной печи – так горяч был врывающийся сквозь нее влажный воздух. Да к тому же он обнаружил, что сидит рядом с туалетом, состояние которого на этой линии всегда оставляло желать лучшего.

Пересесть он не мог или не хотел и сидел, глубоко погрузившись в себя в этом мерзком поезде, который с грохотом трясся по неровной колее. Мимо него по узкому проходу кто-нибудь то и дело проходил, направляясь в уборную. Мощный стук колес пулеметными очередями рвал его барабанные перепонки, отдаваясь эхом в голове. Уж не заболел ли он? Но нет, несмотря на все признаки лихорадки, он знал, что его недомогание не физическое. Недуг, если таковой имел место, поразил его дух, тревожное предчувствие, названия которому он не знал, навалилось из ниоткуда и повисло на нем с роковой неотвратимостью.

Береговая линия, вдоль которой они ехали, стала ломаться, рассекаемая множеством бухточек, и железная дорога, резко повернув, обходила ее по подножию гор. Здесь дымка зноя сгущалась, и деревья, виноградники и маленькие белые подворья мелькали перед взглядом консула неясными очертаниями, будто во сне. Скверно проложенная колея даже не пыталась держаться на одном уровне – паровоз то несся вниз по головокружительному склону, то, постепенно теряя обороты и задыхаясь, медленно преодолевал подъем.

Консул заторможенно посмотрел на часы. Еще не было трех. Они проехали от Сан-Хорхе не больше пятнадцати километров. Он застонал, поняв, как долго еще предстоит терпеть эту муку, и украдкой взглянул в зеркало. Да, там ничего не изменилось, они так же сидели и молчали. Продолжая исподлобья смотреть в зеленоватое пятнистое зеркало, консул увидел, что Хосе повернулся к охраннику и что-то сказал. Тот, помедлив, кивнул и отодвинулся, выпуская Хосе в проход.

Сердце консула гулко стукнуло. Он, конечно, видел, что Хосе попросил разрешения выйти в уборную, но внезапного осознания, что юноша вот-вот пройдет рядом с ним, было достаточно, чтобы натянутые нервы Брэнда задрожали. Каждой клеточкой тела он ощущал приближение Хосе. Он все сильнее сжимался, будто в предчувствии удара. Несмотря на такую реакцию собственной плоти, он знал, что боится не этого. В темных глубинах его сознания медленно формировалось и всплывало смутное, но пугающее ощущение, что приближающийся момент неким трагическим образом станет переломным в его судьбе.

Хосе уже прошел мимо консула и остановился в конце вагона, держась за поручень и пережидая, пока утихнет тряска. Темные глаза на его бледном лице посмотрели на консула испытующе и непроницаемо, но без злобы. Потом он спокойно отвернулся.

Яростно прогремев вниз по склону, поезд достиг крутого подъема и замедлил ход. Хосе не спеша шагнул вперед.

И тут внезапно консула пронзила догадка. Он понял, что Хосе идет не в уборную, он только воспользовался этим предлогом, чтобы выпрыгнуть в открытую дверь вагона. Брэнда точно молнией поразило. Апатии как не бывало, горло свело удушье. Нет, он не должен, не может позволить Хосе сбежать! Да и опасно выпрыгивать на ходу. Которая из этих мыслей была главнее, ни тогда, ни позже консул так и не узнал. В ту секунду, когда Хосе прыгнул, он подался вперед, нечленораздельно крича, и попытался его схватить. Его рука отчаянно вцепилась в край куртки парня. Ветхая ткань сразу же порвалась, но эта, хотя и небольшая, задержка ослабила мощь прыжка. Лишенный ожидаемого толчка, Хосе потерял равновесие и не смог хорошо приземлиться. Когда тело его устремилось вперед, он по какому-то роковому предопределению крепко застрял ногой между подножкой и стенкой вагона и упал вниз головой, резко и сильно ударившись об острый край рельса.

Консул снова закричал что-то невнятное. Вскочив на ноги, он, спотыкаясь, бросился вперед, крича, чтобы остановили поезд. Сразу же поднялась суматоха, чьи-то руки рванули стоп-кран. Превозмогая тошноту, Брэнд услышал отчаянный визг тормозов, вагон сильно тряхнуло и понесло юзом. Паровоз с шипением выпустил последний пар, и поезд встал как вкопанный. Толпа, вырвавшись из вагона, побежала вдоль состава назад. Оставшись в пустом вагоне совсем один, консул с усилием выпрямился. Он должен идти, должен. Пошатываясь, он двинулся к выходу.

Они вытащили Хосе. Его обмякшее тело лежало, вытянувшись на зеленой насыпи. Одежду привели в порядок. Кто-то прикрыл изуродованное лицо чистым платком. В мягкой зеленой горной траве звездочками сверкали желтые цветы. До слуха доносилось приятное журчание воды. Здесь совсем недалеко была река, которую он так любил, и укрытие, которого стремился достичь.

Старик Педро стоял вместе со всеми. Не глядя на консула, он тихо, прерывисто прошептал:

– Он не пойдет в тюрьму, сеньор.

Глава 21

Было уже почти десять часов вечера, когда консул, обессиленный и потерявший лоск, свернул на песчаную дорожку, ведущую к Каса Бреза. Совершенно подавленный, он не нашел в себе силы вернуться в Сан-Хорхе на поезде и пошел прочь от железной дороги, шагая вслепую через поля, канавы, низкие каменные ограды, не думая о цели своего пути, а лишь стремясь уйти подальше от того рокового места. Около пяти часов он наткнулся на деревушку Офферино. Оттуда, из маленького почтового отделения, разместившегося в жалком подобии универмага, он позвонил