Восточный деспотизм. Сравнительное исследование тотальной власти - Карл Август Виттфогель

частично – в категорию презираемых каст, а доктор Рис-Дэвидс утверждал, что «до сих пор ни в одном из древних буддистских документов не было найдено упоминаний о какой-либо корпоративной организационной структуре, подобной той, что имели гильдии [Европы] или Ганзейский союз» (Рис-Дэвидс Т.В. Древняя история буддизма). Раньше считалось, что в легенде III или IV века рассказывается о том, что городом Тана (теперь это Пуна, расположенная к югу от современного Мумбаи) «управляла сильная торговая гильдия», но современные исследователи полагают, что в этой легенде «на самом деле описывается неудачная попытка группы торговцев устранить соперника, скупив все товары, чтобы завладеть рынком» (Хопкинс Э.В. Индия старая и новая). Этот ошибочный тезис Макс Вебер использовал в качестве аргумента, подчеркивавшего временную политическую силу гильдий в Индии.

В Китае существование гильдий было отмечено в документах, относящихся ко второй половине 1-го тысячелетия н. э. Во времена правления династий Тан и Сун главы гильдий несли ответственность за преступления членов этих объединений, таких как нарушение валютных законов, воровство и прочее. Во многих случаях членство в гильдии было обязательным (Като С. Об ассоциациях китайских купцов). Гильдии были также обязаны оказывать государству особые услуги (там же). А несколько веков назад правительство, по-видимому, оставило менее значимые ремесленные и торговые союзы в покое, но подвергло строгому контролю корпорации купцов, торгующих таким важным продуктом, как соль, а также несколько фирм в Кантоне, участвовавших в торговле с иностранцами[17].

Религии, имеющие второстепенное значение

До нас дошли обильные сведения о второстепенных религиях; особенно богат материал, касающийся исламского общества и традиционного Китая. Мусульманские правители терпимо относились к христианству, иудаизму и зороастризму[18]. Но тем, кто исповедовал эти религии, приходилось смиряться с их подчиненным статусом как в политическом, так и в социальном плане; им запрещалось также распространять свои идеи. Закон запрещал переходить из христианства в иудаизм и наоборот, а наказание за отказ от ислама было очень суровым. Христиане не имели права громко бить в свои деревянные доски, которые они использовали вместо колоколов, громко петь в церкви, собираться там, где присутствуют мусульмане, или поклоняться своим «идолам». Запрещалось приглашать мусульман в церковь и осенять себя крестом в их присутствии. Поэтому нет ничего удивительного в том, что религиозные меньшинства, которые в турецкий период были объединены в организации, получившие название миллет, влачили жалкое существование. Кандидатуру на пост главы этой организации выдвигали ее члены (а может быть, ее священники?), но утверждал ее султан. «Получив этот пост, человек приобретал достаточную власть… чтобы собирать налоги, наложенные на его сообщество государством» (Грюнебаум Г. Средневековый ислам).

В традиционном Китае самой значимой второй религией был буддизм. Он достиг наивысшего расцвета во времена варварских династий, правивших в старых северных центрах китайской культуры в середине I века н. э. Жестокая казнь 845 человек привела к политике, которая со временем превратила буддизм в тщательно ограниченную вторую религию.

За последователями буддизма и других религий наблюдали специально назначенные для этой цели чиновники. Правительство ограничивало число новых храмов и монастырей, а также монахов и священников, запрещало определенные действия, которые в других странах были разрешены. Оно требовало, чтобы «буддистские и даоистские священники не читали на торговых площадях сутры, не собирали пожертвований, не объясняли, как можно уберечь свою душу от гибели, и не просили денег» (там же). Завершая свое классическое исследование о том, что другие называли элементами религиозной свободы, де Гроот задается вопросом: «Так в чем же заключается эта свобода, если государство загнало систему сертификации священников в жесткие рамки и крайне затруднило прием в нее новых учеников мужского пола, а для женщин сделало его практически невозможным, так что число тех, кто мог позволить себе такую свободу, сократилось до крошечного процента от всего населения? Все это превращает эту хваленую свободу в фарс» (Де Гроот Дж. Секты и религиозные гонения в Китае).

И все-таки истинные элементы свободы присутствуют!

Подобным образом гидравлическое государство ограничивает свободу практически всех вторичных групп и организаций, не желая интегрировать их в свою систему власти.

В традиционной китайской семье, где отец по закону занимал главенствующее положение, никто не натравливал одних ее членов на других, как это делается в современном аппаратном государстве. В Китае и Индии правительство позволяло группам родственников решать вопросы внутрисемейной жизни в соответствии с «законами» своей семьи. В других гидравлических странах семьи пользовались менее формальной, но столь же эффективной квазиавтономией.

Правительственный контроль над деревней, хотя и очень специфический, был также строго ограничен. Даже там, где сельские чиновники обладали большой властью, крестьяне, живущие с ними в одном селе, имели много возможностей высказать свое мнение о том, что происходит. А когда все государственные повинности были выполнены, староста и его помощники обычно улаживали дела односельчан практически безо всякого вмешательства извне.

В селах римской Сирии и в египетских селах романского и византийского периодов существовали определенные возможности для самоуправления.

Сельский староста в османской Турции, как и его коллеги в других странах Востока, в делах, касающихся его села, обладал большой независимостью.

Староста индийской деревни мог успешно выполнять свои задачи только в том случае, если находил с односельчанами общий язык. Он не мог быть «гордым, нетерпимым и высокомерным, словно брамин»; ему приходилось быть «вежливым и сговорчивым с равными ему и дружественным и снисходительным с теми, кто стоял ниже» (Дюбуа Ж.А. Манеры, обычаи и церемонии индусов). Вполне «оперившиеся» организации комитета, вероятно, работали с небольшим числом сельских поселений, где преобладали группы, державшие землю, в основном брамины. Однако неформальные собрания сельских старейшин или всех сельчан были общим институтом, который, несомненно, помогал смягчить власть старосты. Поскольку села, если не считать официальных требований, оставались под властью своих старост и их помощников, то их можно с полным правом назвать сельскими островами, сохранившими частичную автономию (Фик Р. Социальная организация Северо-Восточной Индии во времена Будды).

В традиционной китайской деревне местные чиновники сохраняли еще близость со своими односельчанам, а богатые и благородные семьи могли оказывать большое влияние на события местного значения. Недовольство старостой и его помощниками вполне могло привести к отставке этих чиновников. Под их давлением группа людей, стоявших у власти в течение долгого времени, могла «покинуть эти места, оставив их тем, кто подвергал их критике».

Это, конечно, не было еще официальным образцом демократии, но имело демократический привкус. Разумеется, бывают разные виды официальных требований; в деревне всегда должны быть надзирающий за порядком и сборщик налогов, которых назначало правительство и которые были призваны защищать интересы бюрократического аппарата. Но на этом внешний контроль и