Каждый за себя - Александра Маринина

- Не буду, - улыбнулась я. - Вы же сами сказали, лучше что-то сделать в превентивных целях, пусть и напрасно, чем потом кусать локти от досады, что не сделал.

Глава 6

НИКА

Похоже, ангел мой и вправду улетел в отпуск, измучила я его вчера, истерзала, изнемог он, бедняжечка, в борьбе со случайностями, которые могли разом подорвать мое относительно спокойное существование. Он сделал все, что мог, а дальше, Кадырова, давай сама.

Первое, что я услышала по возвращении домой, были возмущенные вопли Алены:

- Ника, где мой белый свитер? Я же просила отнести его в химчистку Мне завтра нечего будет надеть в школу!

Ничего нельзя вам поручить, честное слово!

Свитер я в чистку сдала, более того, сегодня утром я успела принести его назад и аккуратно положила в шкаф в Алениной комнате. Интересно, почему она его не нашла?

- Свитер у тебя в шкафу, - ответила я, стараясь не раздражаться.

- Его там нет!

- Ты смотрела? - усомнилась я.

- Да, смотрела!

- Точно?

- Да чего мне смотреть в шкафу, если я помню, что он лежал в прихожей в пакете. А теперь пакета нет.

Логика просто убийственная. Кто там у нас был великим логиком? Все фамилии из головы вылетели. А, вот, вспомнила, Гегель, "Наука логики". А еще были младогегельянцы… Что ж, учитывая нежный возраст Алены, ее вполне можно так именовать, хотя изначально термин обозначал совсем другое.

Свитер в пакете был три дня назад приготовлен для транспортировки в химчистку и действительно лежал в прихожей. Вероятно, Алена полагает, что от пребывания в пакете именно в этом месте он сам собой должен стать белым и чистым, и именно в этом месте она его и заберет, когда понадобится. Нет, непроходимой дурой наша Алена никогда не была. Значит, ищет повод пнуть меня в очередной раз.

Меня подмывало, не говоря ни слова, пройти к ней в комнату, открыть шкаф, вынуть свитер и швырнуть в нее.

Но нельзя. Нельзя входить в комнату Алены без ее разрешения и тем более нельзя открывать ее шкаф. Так же, как нельзя включать ее компьютер и перекладывать книги и вещи на столе. И вообще, без ее разрешения в ее комнате нельзя ничего, в том числе и делать уборку. Из-за этого у меня с уборкой постоянная головная боль. Убираться можно, только когда Алена дома, при этом она стоит у меня над душой и внимательно следит за тем, чтобы я, не дай бог, не сунула свой нос куда не надо, имеется в виду - в ее секреты. Чтобы не открывала книги и не смотрела, на каких страницах лежат закладки. Чтобы даже не смела интересоваться, какие книги читает Алена, из этого она тоже делала секрет, вкладывая их в специальные обложки из клеенки или кожзаменителя. Чтобы не открыла ненароком ее ежедневник и чего-нибудь там не подсмотрела. И ведь я больше чем уверена, что не было у Алены Сальниковой никакой тайной жизни, в которую нельзя посвящать посторонних, никаких там страшных секретов, участия в криминале или пристрастия к порокам Вся эта таинственность - не более чем реакция на Адочкино давление, на ее требования полной открытости и стремление сделать все свое семейство подконтрольным и подотчетным ей самой. Ну и жажда взрослости, конечно, не без этого.

Сегодня я осмелилась зайти к ней в комнату, когда она была в школе, и положить свитер в шкаф. Во-первых, мне нужно было уходить, и не хотелось оставлять в прихожей сумку с вещами, чтобы это не выглядело так, будто я сорвалась с работы, оставив квартиру в беспорядке. И во-вторых, я, конечно, отлично понимала, что могу нарваться, но в тот момент мне было на это наплевать, меня куда больше беспокоили шантажист, мое прошлое, мое будущее и мои деньги. Ну вот и нарвалась. Вернее, сейчас нарвусь.

- Ты все-таки посмотри в шкафу, - устало посоветовала я, переобуваясь в домашние тапочки. - Я его туда сегодня положила.

Алена умчалась к себе, и через пару секунд ее возмущенный голосок зазвенел с новой силой:

- Зачем вы лазили в мой шкаф? Кто вам позволил?

- Извини. Мне нужно было убрать свитер, чистые белые вещи не должны валяться в прихожей, особенно когда в доме собака.

- Вы сами должны следить, чтобы животные не пакостили, вам за это деньги платят!

Может, я и не гигант мысли, но по терпению - точно чемпион. Врезать бы этой дуре так, чтобы надолго запомнила, но нельзя. Маленьким язычком я, разумеется, высказалась, не стесняясь в выражениях, но большим ответила вполне мирно:

- Мне нужно было уходить надолго, я знала, что не смогу проконтролировать животных. Переложить эту обязанность на твою маму я тоже не могла, ведь это моя обязанность, - я подчеркнула слово "моя", - и мне за нее деньги платят.

- Вам деньги платят за то, чтобы вы сидели дома целый день, а не гуляли неизвестно где.

Спасибо, что всего лишь "гуляла", а не "шлялась".

- Алена, - донесся из гостиной томный голос Мадам, - Ника не гуляла, она ездила к врачу. Я ее отпустила.

И перестань, пожалуйста, кричать. От твоего визга в висках стучит.

Вот вам мама и дочка во всей красе. Перестань кричать. Не хамить, не разговаривать неподобающим образом со взрослой женщиной, которая по возрасту Алене в матери годится. Всего-навсего кричать. И то не потому, что кричать на взрослую женщину неприлично, а потому, что у Мадам в ушах звенит и в висках стучит. И уж поскольку смертельно больная домработница приехала от врача, то, может быть, все-таки поинтересоваться ее самочувствием? Да куда там! Приехала же, не подохла по дороге, на своих двоих явилась - значит, будет и дальше работать. Нет, что ни говори, а я была права, когда объясняла Никотину, почему не хочу, чтобы Наталья была мне благодарна. Не вынесет ее хлипкая душонка такого груза, не справится с ним. И при первой же возможности меня отсюда выкинут. А куда мне идти?

- Ника, зайдите к Николаю Григорьевичу, он что-то неважно себя чувствует, - промурлыкала Наталья, перелистывая толстый иллюстрированный журнал по архитектуре и дизайну.

- Мама, вот зачем ты отпустила Нику, когда дедушке так плохо? Мы ее для чего нанимали? Чтобы она дедушкиным здоровьем занималась. Дедушкиным, а не своим. - Алена, естественно, и тут не смогла промолчать.

Господи, неужели ему действительно "так" плохо?

Я рванула по длинному коридору к его комнате. Главный Объект сидел в кресле, читал книгу и потирал рукой ту часть туловища, где расположен желудок. Лицо немного бледное, но дыхание хорошее, не поверхностное. Патрик, натурально, сладостно дрых на коленках любименького дедули, привалившись пушистым бело-серым бочком к области желудочно-кишечного тракта. Рука Старого Хозяина совершала движения в аккурат над спинкой котика, то и дело задевая шерстку, но Патрика это не нервировало, он даже ушами не шевелил.

- Добрый вечер, - я была сама лучезарность, - что у нас случилось, Николай Григорьевич? Почему за живот держимся?

- Что-то стал желудок болеть, - пожаловался он.

- Давно?

- Да вот как покушал в семь часов, так через полчасика где-то и заболел.

- Что вы кушали?

- Котлеты с тушеной капустой.

- Вас кто кормил? Наталья Сергеевна?

- Нет, Аленушка. Наташенька в это время по телефону разговаривала, у нее был какой-то важный и очень долгий разговор.

- Покажите мне точно, где болит.

Он показал.

- В плечо отдает?

- Кажется, нет.

- А в шею?

- Нет.

Так, френикус-симптом отсутствует, это обнадеживает. Я взяла его за руку, посчитала пульс, потом велела поднять джемпер (Патрик при этом и не подумал оставить завоеванные позиции, недовольно муркнул, сместился вдоль коленей Николая Григорьевича ровно на три сантиметра и снова заснул) и посмотрела, как ведет себя живот при дыхании. Мне не очень понравилось, но все остальное было вполне приличным. Так что до катастрофы дело, пожалуй, не дошло. Обострение, конечно, есть, и к гадалке не ходи, но прободения нет.

Не вдаваясь в объяснения, я достала лекарства и заставила Старого Хозяина их выпить. Обволакивающее - чтобы снять раздражение слизистой, омез - чтобы утихомирить боль. А в том, что боль была сильной, я не сомневалась, просто Главный Объект умеет терпеть и не ныть. Это же надо при его-то язве накормить старика жирными бараньими котлетами, щедро сдобренными перцем, как любит Гомер, и не менее острой тушеной кислой капустой. Это была еда, предназначенная для Великого Слепца, он у нас любит остренькое и жирненькое.

А для Николая Григорьевича я сегодня делала нежное пресное куриное филе и пюре из тушеных овощей.

На кухне я провела ревизию холодильника. Так и есть, Павел Николаевич остался практически без ужина.

Ну какой урод мог перепутать блюда? Впрочем, вопрос явно риторический, мне же сказали - Алена. Вообще-то, в семнадцать лет пора уже соображать… Руки бы ей оторвать и голову отвернуть.