Каждый за себя - Александра Маринина

Тетя Аня, воспитывая племянника, почти не пользовалась пряниками и орудовала в основном кнутами в виде запретов. Игорю запрещалось все, и не только то, что родители всегда запрещают своим детям, то есть курить, воровать, нецензурно выражаться, посещать школу с невыученными уроками и так далее, но и то, что большинству детей все-таки разрешают. Приводить домой друзей. Смотреть допоздна телевизор. Читать взрослые книжки. Ходить в кино не только в выходные дни и во время каникул, но и по будням. Носить хорошие вещи.

Впрочем, хороших вещей у него не было, тетушка не была к Игорю щедрой и одевала его по минимуму, тратя неслыханные суммы исключительно на себя и свою дочь.

Помимо всего прочего, Игорю запрещалось лезть к тете Ане с разговорами и задавать несанкционированные вопросы, высказывать свое мнение и говорить "я хочу".

Слова "я хочу" или "мне нужно" были ядовитыми химикатами вытравлены из его подросткового лексикона и заменены вежливо-просительными формами:

- Как вы думаете, тетя Аня, можно мне съесть кусочек торта?

- Говорят, это очень интересный фильм. Как вы думаете, тетя Аня, мне имеет смысл сходить в кино и посмотреть его?

- Витя пригласил весь класс к себе домой, праздновать день рождения. Как вы думаете, может, мне тоже пойти? А как вы думаете, удобно пойти без подарка?

Тетя Аня была, безусловно, мастером педагогики.

В правильности ее целей можно сомневаться до бесконечности, но достигала она их с высочайшей степенью эффективности.

Ну что ж, теперь Игорь Савенков не позволяет никому управлять собой. Никто не может что бы то ни было ему запретить. Права такого ни у кого нет. Он сам решает, что ему делать, что говорить и как жить. Разумеется, Уголовный кодекс он чтил. Есть запреты, вполне разумные, которые признаны всем человеческим сообществом, и есть вещи, которые нельзя делать никому и нигде.

Нельзя воровать и вообще брать чужое в любой форме, нельзя убивать, нельзя насиловать, нельзя уклоняться от уплаты налогов. Это справедливо, и такие запреты Игорь уважал и не тяготился ими. Все, что человеку делать нельзя, перечислено в кодексе, а все остальное он может делать, если считает нужным, и никто, ни один человек на свете не имеет права ему это запретить. Никому не дано право руководить им и управлять.

- Иди в душ, - раздался у него над ухом тихий голос Ольги Петровны.

- Иди ты первая, - он постарался улыбнуться, - я еще поваляться хочу.

- Пет, ты первый, - неожиданно заупрямилась Ольга, и Игорь снова улыбнулся, но на этот раз не принуждая себя, не расчетливо.

Он понял, что его новая любовница стесняется своего немолодого тела и не хочет вылезать из постели у него на глазах. Момент, когда они в эту самую постель укладывались, имел место часа два назад, когда в комнате было значительно светлее, но тогда Ольга об этом как-то не думала… А Игорь не разглядывал ее вполне умышленно: боялся, что складки и обвисшая, потерявшая упругость кожа отпугнут его, убьют мужскую силу.

Нельзя, чтобы ей было некомфортно, иначе она начнет комплексовать и больше не придет, и тогда уже не сможет его бывшая учительница русского языка и литературы Ольга Петровна увязнуть в отношениях со своим бывшим учеником Игорем Савенковым.

Он легко выпрыгнул из-под одеяла и быстро вышел из спальни, прихватив валяющиеся на полу трусы и джинсы. Через минуту вернулся и положил на кровать поверх одеяла длинный махровый халат. Ольга благодарно посмотрела на него и слегка улыбнулась. Хорошо, что она немногословна, подумал Игорь, включая душ. Если бы она ударилась в эту идиотскую болтовню, которой его частенько угощали подружки после первого раза, он бы, наверное, сорвался. Конечно, задуманное так или иначе оказалось бы выполненным, но… Не то удовольствие, совсем не то. Он подождет.

Если бы Игорю Савенкову кто-нибудь сказал сейчас, что задуманное им Дело является всего лишь банальной местью, он бы страшно удивился глупости собеседника.

Слово "месть" вообще не приходило ему в голову. Просто он считал, что семнадцать лет назад его необоснованно лишили права на любовь этой женщины и на близость с ней. Право должно быть восстановлено, только и всего.

Все вещи должны стоять на своих местах. А если их оттуда забрали или передвинули, их надлежит вернуть.

Все очень просто, логично и правильно.

НИКА

Мы сидели в маленьком уютном кафе и ждали, когда официант принесет заказанные нами салаты, пирожные и кофе.

- Ну что, Ника, ужасаешься, небось не можешь понять, во что я тебя втравил? - с усмешкой произнес Назар Захарович. - Я ведь не зря сказал, что нам нужно кое-что обсудить. Вижу, у тебя много вопросов, а в таком деле, как у нас с тобой, недомолвки только мешают. Когда есть недомолвки, тогда нет полного доверия.

- Вы ни во что меня не втравливали, дядя Назар, - угрюмо ответила я, не глядя на него. - Я сама принимала решение и сама ввязалась.

- Жалеешь?

- Нет. Даже если ничего не получится, жалеть все равно не буду. Мне нужно знать, что я сделала все, от меня зависящее, тогда я буду сама перед собой спокойна.

- Хорошее выражение. - Никотин одобрительно кивнул головой и вытащил из квадратной пачки очередную папиросу. И это при том, что мы сели за столик минут пятнадцать назад, а в пепельнице лежали уже два окурка. Не бережет себя дядя Никотин! - Спокойна сама перед собой… Надо взять на вооружение. Ну валяй, спрашивай, а то у тебя вопросы скоро из ушей полезут. А потом и я кое о чем тебя спрошу. Откровенность за откровенность.

Никотин угадал, меня действительно мучили вопросы, и мне ужасно хотелось их задать.

- Когда вы вели меня к Севе, вы уже знали, что у одного из его сотрудников мать - дизайнер? - начала я.

- А то как же! Времени у тебя мало, всего-то до пятницы, и рисковать было бы глупо. Я шел наверняка.

- А почему же вы вчера вечером не сказали мне, что у вас есть ученик, который почти наверняка справится с моим делом? Темнили? Хотели, чтобы я подольше помучилась?

- Ни боже мой! Вчера, дорогая моя Ника, я вернулся домой и начал обзванивать своих знакомых, почву прощупывал. В двух словах описывал ситуацию и спрашивал, есть ли возможность помочь. Вот когда дело до Севки Огородникова дошло, он и сказал мне, что можно попытаться, потому что у него есть на побегушках мальчик Леша, а у мальчика Леши есть мама, вращающаяся в интересующих нас сферах.

- Но ведь вчера вечером я еще не давала согласия обратиться к частному детективу.

- Ну и что? Если бы я ждал, когда ты позвонишь, мы бы и сейчас еще с места не сдвинулись. А так колесо завертелось, мы тут с тобой кофейком наслаждаться еще только собираемся, а человек уже поехал информацию искать.

- А если бы я не позвонила?

- Ну, нет так нет. Лучше сделать что-то напрасно, чем потом кусать локти от досады, что не сделал.

- Но вы же тратили свое время и силы, звонили, искали людей, разговаривали с ними… И все могло бы оказаться впустую. Неужели вам не было бы обидно?

- Ни капельки. - Никотин пожал плечами, словно вообще не понимал, о чем это я ему толкую. - Я предложил помощь, ты от нее отказалась. Самая обычная вещь, на каждом шагу происходит. Что тут обидного?

Мне стало чуть-чуть легче. На свой первый вопрос я ответ получила, а то у меня было такое противное чувство, что кто-то за меня все решил и всем распорядился.

Или что на меня хотят произвести впечатление и достают кроликов из шляпы. Дескать, пошли наугад, а вышли куда надо. Вот какие мы ловкие и удачливые Сусанины!

Но Назар Захарович не стал строить из себя волшебника, а рассказал все честно. Спасибо ему за это.

Теперь можно и второй вопрос задать.

- А что вы с Севой имели в виду, когда он сказал, что вы - жук?

- Кто жук? Я?! - возмутился Никотин. - Когда это он такое сказал?

- Когда вы предложили ему подумать, почему шантажист назвал сумму в десять тысяч. Он подумал, а потом рассмеялся и сказал - "Ну вы и жук, дядя Назар". Забыли?

- Теперь припомнил. - Он звонко задребезжал своим особенным смехом и одним сильным движением затушил окурок в пепельнице. - А ты сама-то сообразить не можешь?

Мне показалось, он хочет уличить меня в тупости, как на экзамене, и мне это не понравилось.

- Я не сыщик, я врач, - сухо ответила я. - Не надо меня проверять на вшивость, Назар Захарович, а то я ведь могу начать спрашивать у вас, чем отличается первичное пролабирование митрального клапана от вторичного, и буду сильно удивляться, что вы не знаете таких простых вещей.

- О-о-о, уже обиделась! Назаром Захаровичем называет, слова какие-то страшные произносит… Ты, Ника, на меня не обижайся, на меня нельзя обижаться.

- Почему это? - Я так удивилась, что и вправду забыла о своей обиде.

- Потому что я мужчина одинокий, свободный и в полном расцвете сил. А вдруг я на тебе жениться захочу?