Туда, где кончается Лес - Лада Монк

принцессой, свою королевой,

Царевной, герцогиней, госпожой и царственной особой.

Он нежен был, точно влюбленный паж,

Он бы разбил на мелкие частицы

Любую плитку пола, если б та

Едва поранила ступню его прекрасной дамы.

В нем были страсть к живому, сердечный жар,

Смешавшийся с другим жаром, болезненным,

И юношеский задор, редкая, искрящая пылкость.

Но тот, кто встал в ту ночь перед Симарой,

Совсем иным был.

Могильная прохлада опутывала тело все его.

Лицо его с глазами хищной твари,

Горящими полярным сиянием,

Не меняло застывшего выражения.

Он точно был чудищем из камня, изо льда,

Из всех материй, что несут природе гибель.

Он называл Симару королевой,

Но не боялся причинить ей боль и вызвать у нее потоки слез,

Как будто перед ним стояла безвольная рабыня.

Симара: Оставь меня! Горячие слезы жгут мое лицо,

Замороженное твоим дыханием!

Ты мне не муж, уйди, прочь, с глаз долой!

О, мотыльки и бабочки, спасите!

Пусть те слезинки, что коснутся ваших крыльев,

Будут донесены до Темного Милорда или Нана,

Мне так нужна защита!

Нет, отпусти меня, чужак!

Ты стремишься меня поцеловать,

И ледяные духи пощипывают кожу на моих щеках,

Готовясь укусить!

Не тронь меня, прошу,

Оставь меня в покое,

О, прояви хоть каплю жалости

По отношению к испуганной деве!

Король Черных Гор: Чего ты так боишься, королева?

Тебе к лицу искристый снег с узорами инея, с бусинами льда.

Примерь же мантию властительницы зим!

А мои верные служанки, валькирии,

Поднимут нас на крыльях из ледяных шипов да осколков сломанных в бою клинков

И унесут к вершинам моих гор,

Где будем править мы ночами,

Скрываясь днем от света,

Плавящего снега и превращающего их в реки слез моих подданных,

Смывающие белый слой с лица земли

И пробуждающие весну,

Опасную для всех моих владений!

Решайся! И не жди иной судьбы!

Коли откажешься повиноваться мне, как новому мужу своему,

Я силой заберу тебя под землю.

Там, как на дне колодца, светят звезды,

Но то не жгучие небесные светила,

А камни замороженной воды,

Моими кузнецами превращенные в настенные украшения.

Танцуй со мной!

Вокруг тебя завьются

Поднятые из недр земли снежинки.

Вам, людям, сложно меж собой договориться,

Никак не можете вы определить,

К чему подходит больше белый:

К платью первому невесты или же к погребальным одеждам.

У нас морозный цвет — и то, и то.

За вечной мерзлотой

Конец живого мира и начало царства духов.

Симара: Жить под землей? Не видеть света неба,

Цветов и бабочек, всех признаков весны?

А валькирии — это призрачные девы,

Несущие сквозь реки крови и туманы рассеявшихся слез

Тела умерших викингов на их последний пир?

О, звезды, Солнце и Луна, пощадите!

Да ты и в самом деле, видимо, Аид!

Она упала на руки его,

Как вдруг увядший бутон розы,

Потерявший жизненный румянец и ставший белым.

Симара лишилась чувств, оставили ее силы.

Последние розовые следы на перстах покрыл голубоватый иней.

Но услышали ее мольбу милостивые богини Света и Тьмы:

В тот день на несколько часов раньше

Взошло Солнце,

Вернувшее Симаре багряный цвет ланит и губ,

А Нану — не только его привычный облик, но и разум.

Паяц был зол на самого себя и встревожен,

Он волновался за Симару и винил себя.

Он уложил ее в постель и удалился,

Закрыв окно, чтоб пение птиц и первые лучи

Не разбудили спящую стыдливую мимозу.

Нан побоялся оставаться рядом с ней,

Хоть и желал бы ею вечность любоваться.

Движение светил, живая энергия наступавшего дня

Медленно наполняли комнату в башне колдуна,

И ледяные шипы таяли,

Напитывая влагой почки, цветы и плющ,

Заполнявшие дом Темного Милорда.

Когда совсем стаяли лед и занесший полы снег,

Когда заря окрасила в золотой, оранжевый и алый

Белые кружева на шейке и руках Симары,

Деву разбудил стук камня, ударившегося о ставни.

Встав с кровати, она открыла окно

И увидела в конце розового лабиринта Нана.

Де Рейв: Симара, огонек мой! Просыпайся!

Одна звезда сменяет миллионы звезд,

Восходит Солнце, замещая капельки Луны, раскиданные по небу!

Идем, не упусти ни мига, ни секунды

Наступающего нового дня,

Несущего знакомства, приключения и смех!

Пойдем, нас ждет столица Флердеружа!

Не завтракай: напьемся ароматом роз,

Которыми украшены ворота и городские стены.

И Симара стала собираться в долгий путь

К украшенным цветочными бутонами вратам,

За которыми — стараниями Нана — ее каждый день ожидал новый приятный сюрприз.

Она была готова поверить,

Что все случившееся до рассвета было дурным сном,

Явившимся ей из-за переизбытка чувств.

Но, отходя от окна, Симара заметила свой гребень,

Лежавший в тени деревянных створок и все еще покрытый инеем.

Она спрятала его в передник,

Решив спросить у Нана о том, что она видела, позднее.

Свиток седьмой, заключающий в себе сведения о встрече Милорда с бродячими артистами

Две цепочки следов на влажной земле,

Две линии непрочных стежков на сотканной из мха эгиде света белого

Путались и переплетались.

Совсем рядом с отпечатками невесомых балетных туфелек

Вонзались в запутанные лесные тропы,

Нанося раны земному шару,

Погнутые шпоры паяца,

Игравшего с похищенной женой мага,

Веселившего ее.

Когда нанесенные шпорами царапины отдалялись, исчезали и возвращались спустя несколько шагов Симары,

Рядом с эфемерными, едва видимыми глазу следами девы с поступью феи

Возникали лепестки цветов:

Нан дарил своей спутнице целые букеты цветов,

Состоявшие из флердеружского шиповника,

Из скрещенного с ковылем ириса,

Пахнущего знойным летом далеких степей,

Из бутонов скабиозы, похожих на снежные хлопья,

Спущенные ветром с белоснежных горных вершин,

Из звездчатых цветков женьшеня, уважаемого народом погребенных подо льдом земель,

Выросшего в этих краях, вероятно, из холодной крови,

Источаемой жилами Нана и Магистра Ордена Тьмы Габриеля

В жестоких битвах, вонзающих в тело сталь,

Принуждающих кровь вытекать из наружных глубоких телесных борозд,

И в болезненном пламени жара,

Раздирающем грудь и влекущем алые потоки к горлу,

Из пышных папоротниковых ветвей,

Попавших в королевство Флердеруж семенами,

Затаившимися в гривах белоснежных единорогов,

Обитающих в Долине Кристальных Водопадов,

Из прибывших с дыханием Эвра лепестков бесплодной вишни

Затерянных на другом краю моря земель,

Из засушенных виноградных лоз провинции Микелло,

Из лучших имперский лилий,

Чьи луковицы выпали из сумки вездесущего доктора Ф.

И проросли на всех перекрестках земных дорог,

Из хищных изворотливых венериных мухоловок,

Переползших на новую плодородную почву из далёкого от Карнандеса и Флердеружа королевства,

Из стеклянных, сочных, прозрачных