Чёртов палец - Владимир Валентинович Крюков

заменить двадцать лошадей.

— Невероятно! Но как же это возможно?

Навроцкий вкратце рассказал об устройстве двигателя внутреннего сгорания, с удовольствием наблюдая, с каким живым любопытством Лотта его слушает.

— Восхитительно! — произнесла она, когда он кончил, и с сожалением прибавила: — Но каждый раз крутить эту ужасную рукоять…

— К следующему лету я постараюсь купить автомобиль с электрическим зажиганием. Это последнее слово в технике Любая женщина сможет тогда завести мотор. И вы тоже.

— О нет! Я никогда не смогу управлять автомобилем!

— Сможете, сударыня, это совсем просто! Вот смотрите, это тормоз…

Навроцкому вдруг и впрямь пришлось резко затормозить, чтобы не раздавить стаю голубей и ворон, занятых выклёвыванием рассыпанных на дороге зёрен. Птицы выпорхнули из-под колёс, едва не задев Лотту крыльями. Она тихо вскрикнула и закрыла лицо руками. Навроцкий успел заметить панический ужас в её глазах.

— Что с вами? Это всего лишь птицы!

— Мне сделалось немного дурно.

— Это бывает, — понимающе кивнул князь. — Некоторые люди неважно переносят езду в авто.

Лотта была бледна и попросила его остановить автомобиль. Они немного прошлись. Теперь, когда близился полдень и лица их не обдувал встречный ветер, они впервые почувствовали, каким жарким выдался день. Лотта жмурилась от солнца и что-то обдумывала. Навроцкому показалось, что она хочет о чём-то ему рассказать.

— О чём вы думаете? — спросил он.

— Так… Ни о чём, — ответила она рассеянно и, пожав плечами, прибавила: — Давайте поедем дальше, здесь жарко.

У Навроцкого не было определённого плана, кроме идеи доехать до Оллилы и вернуться в город через Разлив и Лахту. Проезжая мимо Осиной рощи, они решили осмотреть тамошний старинный парк и, погуляв по тенистым дорожкам, на его окраине увидели уютный двухэтажный дом и билетик в окне: дача сдавалась. Несмотря на близость к городу, место показалось Навроцкому тихим и удобным для отдыха. Дом был деревянный, с верандами на нижнем и верхнем этажах, через нижнюю веранду вела лестница наверх. От озера его отделяла лишь узкая полоса парка, а неподалёку располагалось ещё одно озеро, поменьше. В стороне, за плетнём, стоял ещё один дом, старый, неказистый, похожий на крестьянскую избу. В нём летом жили сами хозяева, сдавая лучший свой дом дачникам. На довольно приличном расстоянии от дома стояли ещё две дачи, которые, как оказалось, были уже сданы. Хозяин запросил за всё лето сто рублей, и Навроцкий, осмотрев дом, согласился. Близость к городу и укромность этого места устраивали его как нельзя лучше. Тут же был внесён задаток и составлена расписка.

Покончив с дачей, они продолжили прогулку. Парковая дорожка вела их вдоль берега озера. С поверхности воды сквозь нежную, молодую листву деревьев и кустарника к ним пробивались солнечные блики.

— Как здесь чудесно! — воскликнула Лотта. — Как много дубов, клёнов! И орешника, и бузины, и черёмухи! Глядите, сколько одуванчиков! Было бы так здорово здесь рисовать!

Навроцкому пришла в голову мысль предложить ей поселиться на даче вместе с ним, но он тут же эту мысль отбросил.

Был третий час пополудни. Воздух точно сгущался, дышалось всё труднее. Они вышли на берег озера. Здесь солнце палило ещё безжалостнее, тёмная, полупрозрачная вода так и манила к себе. Лотта подошла к самой кромке берега, сомкнула ладони и, набрав в них прохладной влаги, ополоснула лицо.

— Недурно было бы искупаться, — заметил Навроцкий.

— Да. Я непременно выкупалась бы, но у меня нет купального костюма.

— Вот жалость! — вздохнул Навроцкий, вытирая платком лоб. — У меня тоже нет купального костюма.

Они стояли и с досадой смотрели на озеро.

— А знаете что? Мы можем разделиться. Вы зайдёте в воду с той стороны, а я с этой, — предложил Навроцкий.

Лотта немного подумала и весело приняла предложение:

— Хорошо! Только, чур…

Она хотела сказать «не подглядывать», но решила, что говорить это — глупо. Они разошлись в разные стороны, и Навроцкий, раздевшись за кустами, шагнул в воду.

— Где же вы, князь? — позвала его вскоре Лотта. Она была уже далеко от берега, и он недолго думая направился за ней, но расстояние между ними не сокращалось. Плавала Лотта превосходно и, быстро достигнув середины озера, помахала ему рукой. Отставать Навроцкому не хотелось, и он прибавил скорости, но, оказавшись на порядочном удалении от берега, вспомнил вдруг, что плавает неважно и никогда так далеко не заплывал. Он сделал несколько неловких движений, не удержался на поверхности и стал захлёбываться попавшей в горло водой. Его охватил страх. Он отчаянно двигал руками и ногами, но, вместо того чтобы подниматься к поверхности, всё глубже погружался в холодную воду. «Неужели вот так, сейчас? Не может быть!» — пронеслось у него в мозгу. И в тот же миг что-то толкнуло его и потянуло вверх. И как только голова его очутилась над водой, он начал задыхаться и кашлять. Ему казалось, что он вот-вот снова уйдёт под воду, но что-то крепко схватило его и не отпускало.

— Я держу вас. Не ударьте меня! — услышал он подле себя голос Лотты и понял, что она тянет его к берегу.

— Отпустите, теперь я могу сам, — прохрипел он.

— Нет, уж позвольте мне доставить вас на берег. Я не хочу, чтобы вы из-за меня утонули.

Навроцкий повиновался, и она отпустила его, только когда почувствовала под ногами дно. Едва справляясь с дыханием, обессиленные, перепуганные, они опустились на песок у самой воды. У Навроцкого сильно колотилось сердце, в голове шумело, лицо его было бледным.

— Ну как вы? — немного отдышавшись, спросила Лотта. В голосе её прозвучала заботливая нежность.

— Хорошо, — постарался он унять дрожь и улыбнуться.

— Мне нужно одеться, — проговорила она, вставая.

Навроцкий отвернулся. Пока Лотта одевалась за кустами, он отдышался и тоже оделся. Ему стало теплее, но дрожь всё не проходила, в ногах он ощущал слабость. Откуда-то вдруг дохнуло свежестью, точно волна холодного воздуха пронеслась над ними, и едва успели они войти в парк, как небо почернело, накрыв зловещей тенью всю округу, затрещал и загрохотал гром, и сначала редкими крупными каплями, а затем сплошным серым потоком на Осиную рощу обрушился дождь.

— Первая в этом году гроза! — сказал Навроцкий.

Они спрятались под старым ветвистым дубом, прижались спинами к стволу и стояли так молча, касаясь локтями друг друга и вслушиваясь в симфонию стихии. Он взглянул на неё в тот момент, когда она чему-то про себя улыбнулась, и ему вдруг нестерпимо захотелось протянуть руку и стереть капельку доходя, стекавшую у неё со лба. Ему казалось странным, что это хрупкое существо с длинными светлыми волосами, спадающими на плечи мягкой, женственной