Злой ГЕНий, или Сперматозоиды штурмуют… - Михаил Башкиров

– Коли палку не бросать, так о чем кручина.

Чучело поможет мне – истинный мужчина!

Гармошка – басовито последний аккорд.

– Как тебе?

– Главное – в рифму.

– Соображаешь.

Гармошка вернулась к ментовскому гимну.

– Ну так вот: продрал зенки и вижу – два чучела.

– Не больше?

– Зуб даю, два!

Гармошка всплакнула про замерзший клен.

– Ну, я от греха подальше снова отрубился.

Гармошка вальсанула про амурские волны.

– А когда очухался на зорьке – чучело уже одно. Где, спрашивается, второе?

Гармошка эгоистично – про себя родимую, которая не умеет.

– Или спиздили, или само ушло.

– Самоходное чучело? Ну ты даешь!

Гармошка развеяла сомнения о крепкой броне.

– А жена тут при чем? – спросил я, не скрывая обманутых ожиданий.

– Ну сердце мне подсказывает, кореш, сердце!

Гармошка – про одноименный внутренний орган.

– Чучело, именно чучело отжарило мою Валюху!

– Оба чучела или одно?

– Может, и оба.

Гармошка выдала танец маленьких лебедей.

– И какого чучеленка она родила?

Моремана требовалось срочно дожимать.

– Нормальный крепыш. Три двести живого веса. Сорок три сантиметра.

Гармошка поблагодарила неизвестного аиста.

– Федотом назвали в честь прадеда.

– Чьего прадеда – чучелиного?

Сорвался на некорректный вопрос, но старшина простил.

– Не, Валюхиного. Без вести пропал еще в сорок первом.

Гармошка рыднула про медаль и покоренные державы.

– А про микрофон ты здоровски задвинул!

– Прощай.

– Давай краба!

И гармошка как встретила меня блатным попурри, так и проводила.

Глава 9 Гамачный выбор

На обратном пути в Кронино я вылез из такси не у коттеджа доцентши, а неподалеку от гамака.

Юность была на месте.

И на голове у нее торчала кургузая белая фата, явно сделанная из обрывка тюля.

За юностью маячил охранник с битой.

Похоже, фата его только радовала.

Наверное, мечтает лично вырубить злодея и получить славу истребителя сексуальных монстров.

Посмотрим, кому больше повезет.

А шеф-то, даже призрачный, оказался провидцем.

Девица на овуляционном пике.

Остается нейтрализовать амбала, чтобы не помешал засаде.

Вряд ли до завтрашнего утра качку найдут замену.

Остатки самогона в мозгу подсказали, что надо действовать, и немедленно.

Юность в гамаке упорно демонстрировала редким прохожим соблазнительную геометрию.

Я превратился в безбилетного зрителя.

Юность отгоняла страусиным пером назойливую осу, рвущуюся к рыжему треугольнику.

Оса ничего не понимала в синусах, косинусах, тангенсах и котангенсах, но стремилась к глубинам знаний.

Но юность считала, что для ос геометрия, тем более мочеполовая, ни к чему.

Я подошел вплотную к чугунной ограде.

Охранник с битой на плече встал между нами.

– Друг, хочешь жить вечно?

– Иди в жопу! – ответил друг.

– Зачем выражопываться? – сказал я. – Здесь же девушка.

– Я хочу трахаться! – выкрикнула задорно юность. – Хочу трахаться!

– Ты чо!

Охранник накренил биту.

– Не понял?

– Видишь, дебил, – оса девушку замучила.

– Оса?

Почему хам не среагировал на слово «дебил»?

– Нет, колбаса! Трутень!

– Трутень?

Пронимает.

– Трутень, трутень!

Получи, атлет, гранату.

– Трутень!

Юность в предвкушении кровопускания и костоломства забыла о качании, раздвигании, обмахивании.

– Трутень!

Осе тоже надоела рыжая геометрия.

А евнуху надоели мои намеки на его маленькую зарплату и неудовлетворенные амбиции.

– Да я тебя голыми руками порву!

Бита самонадеянно брошена.

– Наизнанку выверну!

– Дай ему, Сом, в рыло! Дай!

Жажда зрелища потеснила сексуальную озабоченность.

– Сом, я на тебя ставлю рубль!

На десять раундов, и тем более двенадцать, растягивать поединок не имело смысла.

Чемпионский пояс все равно не дадут – ни по версии федерации «Пнево», ни по версии федерации «Кронино».

Два запрещенных удара – и одним калечным стало больше.

По крайней мере, на неделю отдых в постельке амбалу гарантирован.

Я сорвал яблоко и положил на грудь вырубленного задиры.

– Прости, трутень!

Юность пыталась энергично покинуть гамак – то ли для оказания первой медицинской евнуху, то ли для погони за мной.

Место будущей ночной засады определилось.

А пока я рванул на личный рекорд по стипл-чезу.

Глава 10 Вибрационная готовность

На закате я вернулся к созревшей юности.

В гамаке серела пустота.

На месте, где я оставил недобитого трутня, лежала срезанная желтая роза.

Хорошо, что не две, в память о скончавшемся…

Осмотрелся.

Желтая роза с зелеными шипами свидетельствовала о госпитализации охранника.

Огляделся.

Путь для снежного человека-и-компании открыт.

Я перенес центр собственной тяжести за холодный чугун ограды.

В неподвижном гамаке лежал приготовленный юностью плед.

Я качнул будущую колыбель противоестественной любви.

До звездного неба и черного сада оставалось минут сорок.

Я прокрался к окнам коттеджа.

Отсутствие в саду новых боевых единиц с бейсбольными битами обнадеживало.

В крайнем окне, распахнутом настежь, – приглушенный свет.

Отступаю в раскидистую тень.

Теперь можно незаметно и безнаказанно заглянуть внутрь.

За тонкой москитной сеткой – юность.

Так-так.

На полу.

Мается, бедняжка.

В чем-то мятом и полупрозрачном.

Ни фига себе…

В каждой руке – по вибратору.

Как бы не довела себя до коллапса.

Оставляя юность в поиске удовлетворяющей истины, возвращаюсь к гамаку.

Сумрак повысил концентрацию звезд.

Деревья сплелись в огромное, шелестящее, ночное древо.

Только утро вернет им прежний облик.

Пора и мне слиться с окружающей действительностью.

Я залег на сыру землю между гамаком и окном юности.

Если она рванет к гамаку – я успею в самый щепетильный момент.

Если он попросится в окно – я тоже не опоздаю на конечный спуск.

Уткнувшись подбородком в скрещенность ладоней, отдался засадному искусству.

Почти не дышать.

Тем более перегаром.

Работать на бронхиальном уровне.

Без легких и плевры.

Совсем не шевелиться.

Если мускулы затекут, не хватит резкости броска.

Слушать.

В темноте слуховой аппарат важнее зрительного и нюхательного.

Слушать.

Чтобы не обошли сзади.

Слушать.

Чтобы не прошли спереди.

Слушать.

Над головой что-то невнятно лопнуло и тяжело колыхнулось.

Тело – в напряг.

Принял между лопаток четверть килограмма с ускорением.

Яблоко, отстегнушись от ветки, долбануло по хребтине.

А если бы в темечко?

С такими плодами можно не только открыть все законы полового тяготения, но и кое-что вдобавок из области сельскохозяйственной психологии.

Глава 11 Ночное соитие

Приютившая меня у корней яблоня сжалилась и прекратила бомбардировку плодами.

Спина поднывала от фруктового массажа.

Я вызвал призрак шефа посекретничать.

Шеф, невидимый в темноте, зло прошептал:

– Что это – засада или фотосессия?

– Засада на снежного человека или, возможно, сразу троих.

– Справишься с тремя-то?

– Алексей Николаевич, я без драки постараюсь. Мне же главное – запечатлеть ответственный момент. Получить неопровержимую визуальную улику для Кремля. А вы сами разберетесь – что, как и зачем.

– Но ты-то, Денис, постарайся его все-таки физически зафиксировать на юности. И не торопись – пусть вставит поглубже.

– Легко сказать…

– В таком положении он вряд ли окажет достойное сопротивление.

– Алексей Николаевич, а если все таки для сношения прибудут все трое снежных – большой, средний и маленький?

– Давай посчитаем. Допустим, один обслуживает Пнево, второй – Кронино, а третий курсирует между.

– Выходит – полтора сношателя?

– Полтора не полтора, но один лучше, чем два.

– А трое хуже, чем двое.

– Не исключено, Денис, не исключено, что заявятся в полном составе.

– Вы уверены, Алексей Николаевич?

– Прикинь сам. Если они всегда наведываются к бабам втроем…

– Один трахает, двое прикрывают?

– Думаю, причина лежит в гинекологической области.

– Понятно.

– Что тебе, Денис, понятно?

– Снежная троица не знает, окажется ли очередное влагалище достаточно форматным.

– Верно.

– Поэтому сначала пробует введение гигант.

– Правильно, Денис. Не войдет член гиганта – войдет член среднего.

– Ну, а при неудачной попытке среднего в игру вступает маленький.

– Значит, у Вампираньи лоханка подошла к пенису гиганта?

Но шеф без ауфвидерзейна всосался в почву.

Я, опираясь на руки, медленно приподнялся.

– Денис, кажется, кто-то нарисовался, – прошептал шеф из-под земли.

– Заткнись.

– Это снежный человек, – не унимался шеф, внедренный в корневую систему яблони. – Снежный!

– Заткнись.

– А возможно – Повар с того света.