Злой ГЕНий, или Сперматозоиды штурмуют… - Михаил Башкиров

– Цивилизацию, едрена корень, – кого же еще!

– И правильно!

Я залпом уговорил самогонку.

Брезгливость… Какая, к едрене-фене, брезгливость…

Я отучился от этой причуды слабонервных барышень еще на втором курсе академии выживания. Нашу группу подняли ночью по тревоге и бросили на сбор того, что осталось от разбившегося при неудачной посадке авиалайнера. Черный ящик искали опытные товарищи. Нам же поручили тела – сгоревшие и полусгоревшие, а так же разорванные и полуразорванные. Мне повезло – я единственный, кто наткнулся на почти целехонькую стюардессу… Она, умница, нашла все-таки уголок в гибнущей машине, чтобы предстать на собственных похоронах в приличном виде… Не считая головы, которая была оторвана и держалась на честном слове…

– Еще!

– Сыпь!

Вторым стаканом я помянул четыреста сорок пассажиров, отдохнувших на островном курорте, двенадцать членов злополучного экипажа и один человеческий фактор – второго пилота, самонадеянно промахнувшегося мимо бетонки.

– Ну, а теперь признавайся, клещ шалашный, кто ты такой.

– Я?

– А то выдерну за ноги!

– Только без рук!

Дикарь-самогонщик высунул из шалаша хитрую мордемондию.

– Муж!

– Чей?

– Жены!

– Какой?

– Своей!

– А точнее?

– Стервы махонькой.

– Какой же ты, на хрен, муж?

– Законный!

– Какой же ты, на хрен, муж? Твою женушку поимел какой-то смазливый киношный проходимец.

– Кто сказал?

– Жена!

– Чья!

– Твоя.

Я, на секунду потеряв равновесие, шлепнулся на колени перед шалашом.

Фотоаппарат чиркнул по кромке шалаша беспристрастным объективом.

– Твоя стерва!..

– Что есть, то есть.

– Твоя стерва заявила, что ее…

На четвереньках гораздо удобнее вести дознание.

– Что ее отжарил писаный красавчик.

– Брешет: это был не красавчик.

– А кто?

– Не поверишь…

– Колись.

– Я скараулил его из шалаша!

– Молодец!

– В грозу.

– Здорово!

– Хлестало, как из ведра.

Я вздыбил фотоаппарат, чтобы допрашиваемая мордемондия обрадовала Кремль.

– И тут молния как шандарахнет!

Пытаясь жестом показать зигзагообразную кривую, дикарь-самогонщик вывалился из шалаша наружу.

– Молния! – проорал я ключевое слово. – Молния!

– Ну как шандарахнет!

Икнул.

– Светло, как днем!

Икнул.

– В жизни не забуду!

– Чего?

– Рожи этой исполосованной.

– Какой рожи?

– Ну точь-в-точь как у…

Икнул.

– У торговца велосипедами.

Икнул.

– То есть грузчика.

– Ксюхиного? – переспросил я на всякий пожарный.

– Ейного.

– Точно?

– Точнее не бывает!

Значит, не зря выжрал самогонку… Не зря… Другой бы побрезговал…

– А зачем твоя стерва наплела про Красавца?

– Разве их, баб…

Икнул.

– Зараз этих…

Икнул.

– Поймешь?..

Шмыгнул в шалаш и затих.

Я хотел выпить за брезгливость, но мне больше ни плеснули.

Представил, как в Кремле смотрят на мое пьянство в прямом эфире.

– Пора к доцентше, – сообщил я гаранту Конституции. – Алексею Николаевичу – генеральский привет.

После мерзкой самогонки потянуло на строевое пение.

– Приказы не обсуждаются! – затянул я, фальшивя. – Приказы не обсуждаются!

Внутришалашное храпение провожало меня до самой калитки.

Глава 8 Бухарики

Хотелось добавить – ну хотя бы стопарик.

Я бы вернулся к дорожной проститутке и Чапе, но там уже водку до капли выпили, колбасу слопали.

Да и повторно проявлять интерес к торговцу велосипедами слишком опрометчиво.

И вообще, мне по душе не урод, а Красавец.

Я представил, как генерал заставляет экспертов сравнивать изображение Ванюшки, спасшего меня от импотенции, с фотками голливудских звезд и доморощенными мега-старами.

Представил и рассмеялся прямо в объектив.

– Сегодня в Пнево день всеобщей пьянки! – заявил я Кремлю и потопал в Кронино.

И тут наконец представился случай выпить.

За рабицей.

Под яблонями.

За накрытым столом – бухал пролетариат.

Но прежде чем попросить чуток родимой огненной воды, я организовал прослушку.

Из фотоаппарата и собственных барабанных перепонок.

– На муромской дорожке стояли две сосны!..

– Блин, во-первых – не две, а три.

– А по мне – хоть четыре.

– Какой арифметик выискался!

– Спок, ребя… Пусть поет… Но не стояли, верно!

– Зачем наступать на больную мозоль, правильно.

– На муромской дорожке лежали две сосны…

– Ну и тупой же ты, Валюн: три сосны, три!..

– А можа, елки?

– Скажи еще – кедрач.

– Ну вы, ботаники, я уже разлил!..

– На муромской дорожке сто… сто…

– Стограммились ослы! – помог я закончить фразу.

– Ты, блин, выпить хочешь? – спросил арифметик, закусывая смачно яблоком.

– Не откажусь.

– Тогда слетай мухой в магазин.

– На муромской дорожке валялись три сосны…

– А я говорю – елки.

– Я бы, мужики, слетал, но муха я не местная.

– Лабораторная, что ли?

– Не скажу.

– Нет, скажешь!

Пустая бутылка, кувыркаясь, полетела мне в лоб.

Но гениальность не пропьешь.

Я перехватил твердый гладкий тупой предмет в миллиметре от собственной переносицы и шуганул обратно на стол.

Под яблонями началась пьяная беспорядочная драка.

А я, так и не добавив градусов, свалил в ближайший сад и там чуток дреманул.

Не показываться же мне просамогоненным на ясные очи доцентши, бесстыжие глаза ее племянника Севы и черные очки стыдливой невесты.

Глава 8 Чучело отчебучило

Разбудила меня веселая музыка.

Два часа отдыха протрезвили организм почти достаточно для продолжения марш-броска.

Я опростал мочевой пузырь от сивушных масел и двинулся на звук гармошки, без устали наяривавшей где-то поблизости.

Сегодня мне везло на пьяных мужиков.

Оказывается, в день зарплаты проводить расследование в Пнево – сплошное удовольствие.

Гармонист в рваной тельняшке и вылинявших трусах наигрывал блатное попурри.

– Семь футов под килем! – ляпнул я.

Ничего более подходящего не нашлось в моем репертуаре.

Гармошка замерла с раздвинутыми до упора мехами.

– И вам того же с кисточкой.

– Разговор есть.

– Подгребай!

Гармошка изливалась маньчжурскими сопками, пока я не устроился на грубо сколоченную лавку рядом с моряком.

– Старшина второй статьи Максим Уварченко!

– Авианесущий крейсер?

– Большой противолодочный корабль.

– На Северном?

– На Тихом.

С этим старшиной интеллектуальные баталии с обходными маневрами не пройдут.

– А я – Денис Денисович, из спецорганов.

– Знамо.

– Тогда помоги. Какой день бьюсь с ученым кагалом – и все без толку.

– Я тоже поначалу балдел от их вежливости.

Уварченко сомкнул меха.

– Через каждое слово – «пожалуйста», «извините», «а вас не затруднит?»

Я вернул диалог в конструктивное русло.

– Их баб какая-то гнида каждую ночь дерет и дерет, а они – «снежный человек»! «Хрен на реактивной тяге»!

– Мою тоже чучело отбучило.

– Какое чучело?

– Обыкновенное.

– Повар?

– Для кого Повар, а для меня – чучело.

Итак, я, кажется, пошел на второй круг.

Бывший мореман, похоже, хочет вернуть меня к изнасилованной Вампиранье.

А может, она залетела именно в этом саду?

Наверняка сейчас генерал начнет ее расспрашивать о гармошке.

Ну, а мне остался старшина второй статьи Максим Уварченко.

– Байку травишь?

– Не хочешь – не слушай.

Гармошка подтвердила обиду старшины на печальную кочегарскую судьбу.

– Не бери в голову. Просто я тут за последнее время такого понаслушался… Летун, Красавец, Членорук, Снежный человек…

В знак мира гармошка исполнила ментовский гимн про трудную и опасную службу.

– Почти год аккурат будет, как это хренотень приключилась.

Гармошка пропела о темной ночи.

– Ты этого самого не забыл? – всполошилась морская душа.

– Чего этого?

– Диктофонию включить.

– Она у меня круглосуточно пашет.

– Во техника дает!

Гармошка припомнила дружных танкистов и нехороших самураев.

– И где нынче прячут записывающие устройства?

– Нам их теперь вживляют в мягкое место.

– А микрофон где?

– Догадайся с трех раз.

– На конце?

– На нем самом.

Гармошка прошлась по Заречной улице.

– Отмечали мы тогда с Валюхой, женой, значит, десять годков совместной жизни…

Гармошка затронула свадебную тему.

– Перебрал я малость – с кем не бывает.

Гармошка – про камыш, который гнулся.

– Ну, и закемарил я крепко вон там, где теплица.

Гармошка сообщила об усталых игрушках.

– Продрал зенки посреди ночи…

Гармошка почему-то намекнула на калину, цветущую у ручья.

– Луна светит…

Гармошка исправилась, проталдычив о месяце и несобранных иголках.

– Звезды отборные, звезда к звезде!..

– Да ты поэт.

– А то! Недавно частушку сочинил!

Гармошка выдала вступление.

– Коли палку не бросать, так о чем кручина.