Полгода — и вся жизнь - Элизабет Хауэр

Официант убрал пустые рюмки и тихо спросил, не хотим ли мы еще чего-нибудь заказать. Я отказалась, а Юрген попросил виски. К соленому миндалю мы не притронулись. Оливки в этот раз не подали. В бар вошла еще одна пара, они заняли столик у противоположной стены и начали громко разговаривать. Лицо Юргена стало злым. Он был явно настроен сопротивляться до конца.

Я выслушала все остальные доводы в пользу приезда Матиаса на Барбадос после выпускных экзаменов. Ведь два летних месяца он еще проведет со мной. И потом, пришло наконец время познакомить Матиаса с его женой. Мне известно, какой интерес она проявляет к другим людям. Есть и еще одна причина довольно щекотливого свойства, но именно поэтому о ней надо тоже подумать. Как можно требовать от Матиаса жить под одной крышей с другом своей матери, насколько он знает, молодым человеком. Он не имеет, конечно, ничего против него, действительно ничего. Но Матиас попадает таким образом в довольно тяжелую ситуацию.

Я знала, что услышу подобный упрек, и была к этому готова. Я всегда допускала мысль о том, что мой бывший муж узнает о моей связи с Грегором.

— Так, значит, мама тебе обо всем доложила, — сказала я.

— Я узнал об этом не от мамы, — ответил Юрген.

Опять она, Камилла. Только она могла ему рассказать. Но откуда она обо всем узнала, как ей удалось собрать сведения о моей личной жизни? А ведь еще совсем недавно я думала, что вот уже пять лет, как она оставила меня в покое. Мне опять потребовалось взглянуть на картину с незнакомкой, чтобы почерпнуть в этом образе не страх, а силу противостоять Юргену дальше.

— Этот человеку меня не живет, — уточнила я. — Это очень непрочная связь. Я могу пожертвовать ею ради Матиаса.

— Но, Рената, дети не должны расплачиваться за такие жертвы, — заметил Юрген с иронией.

Он быстро допил виски и снова начал свою игру с пепельницей. Впервые за этот вечер наши мысли потекли в одном направлении: мы оба вспомнили последние дни нашего брака.

* * *

Мы все уже обсудили, о нашем разводе все знали. Был назначен день судебного заседания. Я с Матиасом все еще жила в большой квартире, из которой вскоре мы должны были выехать. Я не хотела брать деньги от Юргена, хотя они могли обеспечить мне беззаботную жизнь без всяких усилий с моей стороны. Ребенок, которого он покидал, тоже не хотел зависеть от него. Сам Юрген уже несколько недель как съехал с этой квартиры и где-то снимал комнату. Матиас был тих и замкнут. Я и его отец долго пытались объяснить ему причины нашего развода. Он давно догадывался обо всем. Матиас, которому шел тогда двенадцатый год, выслушал нас спокойно, без всяких упреков, и только спросил под конец, окончательно ли наше решение. Мы были в гостиной, которую когда-то мне не удалось обставить так, чтобы от нее исходили тепло и уют. Мы с Юргеном сидели в мягких креслах напротив друг друга, Матиас — на табуретке между нами. Он выглядел растерянным и очень грустным и казался сиротой, хотя родители сидели рядом. Когда он спросил, окончательно ли наше решение, в гостиной установилось неловкое молчание, несколько минут в воздухе витала абсурдная надежда. Потом Юрген взял себя в руки, сказал «да» и ушел. Он всегда уходил, когда мы решали какие-нибудь тяжелые, неприятные вопросы. Я ненавидела эту его привычку. Наконец я тоже сказала «да», страстно желая, чтобы Юрген услышал мой ответ. «Хорошо, — сказал Матиас, — можно я пойду в свою комнату?» — «Пожалуйста», — ответила я сухо. С этого момента наши отношения никогда уже не были такими непосредственными, как раньше.

Я осталась одна, слышала, как ушел Юрген, и знала, что Матиас этой ночью потерял свой прежний мир.

Юрген не сразу забрал свои вещи, он хотел переехать позже, когда все уляжется. В день перед судом — я запомнила эту дату — он пришел, чтобы забрать свои яхтенные принадлежности, которые всегда занимали большое место в его жизни. Он безуспешно искал их там, где хранил раньше, и наконец попросил меня помочь ему. Наши совместные поиски тоже не дали результата. Я не могла объяснить, куда все пропало. Вечером я случайно зашла в комнату Матиаса, его самого в это время не было дома. Мой взгляд упал на кусок коричневой оберточной бумаги, которая лежала на полу. Не знаю, почему я связала этот кусок бумаги с яхтенными принадлежностями Юргена. Но я опять принялась разыскивать их. Пакет с ними, перевязанный толстой веревкой, лежал под кроватью Матиаса. На нем красным фломастером было написано: «Папины яхтенные принадлежности». Некоторое время я сидела на полу около пакета и пыталась понять причины поведения моего сына, сына Юргена. Хотел ли он спрятать, утаить, сохранить для себя вещи, которые были важны для отца? Или, может быть, он хотел, чтобы отец, разыскивая их, чаще приходил к нам? Я не могла полностью разобраться в запутанных мыслях двенадцатилетнего мальчика. Но я поняла, что это еще одна бессильная попытка спасти хотя бы частичку отца. Я не могла вынести этого. Я застала Юргена на работе в бюро. «Пожалуйста, пойдем, — сказала я, — твои вещи нашлись». Тем временем Матиас вернулся домой. Юрген зашел в прихожую, я позвала сына. «Принеси, пожалуйста, отцу его парусные принадлежности». Матиас покраснел до корней волос, потом медленно повернулся и медленно вышел. Когда он вернулся, я сказала Юргену: «Матиас упаковал их для тебя». Я видела, Юрген понял в чем дело, но он был достаточно умен, чтобы ни о чем не спрашивать. После этого случая Матиас долгое время избегал меня. Видимо, что-то тогда я сделала не так.

* * *

— Матиас стал взрослым, — сказал Юрген, прервав молчание. — Его требования к родителям тоже изменились.

— Давай закончим этот разговор, — произнесла я, почувствовав, что мои силы на исходе. — Когда Матиас станет совершеннолетним, он решит, где ему учиться.

— У меня есть еще предложение, — сказал Юрген и поднял руку, прося еще рюмку виски. — Я бы хотел, чтобы наш сын провел со мной отпуск. Если ему не понравится у меня, то идея учебы в Штатах отпадет сама собой и он остается с тобой. По крайней мере на какое-то время.

Так вот в чем дело. Вот на чем я должна сломать себе голову. Нет, дорогой Юрген, я знаю, как ты коварен, и не поддамся. Я сорву с женщины в темном красную шаль и брошу ее тебе в знак борьбы.

— Не очень-то мило с твоей стороны, — сказала я. — Тебе кажется, что, проведя отпуск с Матиасом, ты выведешь меня из игры. Нет, на это я не согласна. Кроме того, если ты думаешь, что перетянешь Матиаса во время этого отпуска на свою сторону, то должна тебе сказать, что у нас уже есть потрясающие планы насчет каникул. Матиас не пойдет против меня.

Юрген с трудом скрывал свою злость и отчаяние, но все же взял себя в руки.