Полгода — и вся жизнь - Элизабет Хауэр

Юрген встал, подошел ко мне и поцеловал мою руку. Я не видела его пять лет. Пять лет могут быть и длинным и коротким сроком в жизни человека. Для меня они длились вечно, однако в отношении моего желания не видеть Юргена время пролетело быстро. У меня не было никакой охоты видеть его и в дальнейшем. Я вообще была бы рада не встречаться с ним никогда. И вот он стоял передо мной, и мы по лицу друг друга старались понять, как эти пять лет отразились на нас. Я видела прежнего Юргена, и в то же время он был другим. Я тоже в чем-то оставалась прежней Ренатой, но уже не той, что была раньше. В первые секунды такой встречи кажется, что происходит что-то иррациональное, не подвластное разуму, но потом объяснение все же находится. Именно в эти мгновения я каким-то образом поняла, что Юрген боится меня. Я же почему-то оставалась абсолютно спокойной.

Он быстро принес для меня стул и помог снять пальто.

— Я узнал от мамы, что ты придешь и поэтому остался. Надеюсь, мое присутствие не очень неприятно тебе.

Я бы с удовольствием ответила отрицательно, но, взглянув на мамино взволнованное и беспомощное лицо, предпочла вообще ничего не говорить. Я холодно улыбнулась Юргену и спросила маму о самочувствии. Облегченно вздохнув, она стала подробно обо всем рассказывать. Она немного приподняла одеяло и показала сломанную ногу, на которую, благодаря достижениям современной медицины, не стали накладывать гипс, обернув ее лишь легкими бандажными повязками. Она сказала, что чувствует себя хорошо, хотя немного ослабла, что устала, но это скоро пройдет, ведь даже врачи удивлены тем, насколько сильное у нее сердце и сосуды. Говоря это, она больше обращалась к Юргену, чем ко мне, хотя тот наверняка уже все знал. Ее глаза лучились счастьем, и, должна признаться, этот взгляд матери, обращенный на сына, тронул меня и внес в сцену встречи примиряющую ноту. Юрген гладил ее руку. Закончив рассказ, мама сказала:

— Юрген, правда, очень мило со стороны Ренаты, что она после трудного рабочего дня нашла в себе силы проделать такой долгий путь.

Стараясь представить меня в лучшем свете перед моим бывшем мужем, она забыла о своих совершенно справедливых упреках по поводу моего долгого отсутствия. В этом была вся она.

— Чудесно, что вы до сих пор сохранили такие хорошие отношения, — сказал Юрген, стараясь найти верный тон разговора.

Слова «до сих пор» разозлили меня, и Юрген, видимо почувствовав это, произнес:

— Хотя почему бы и нет.

Этими словами он совсем все испортил. Мы старались не смотреть друг на друга. Я взяла доску с данными о мамином самочувствии, которая висела на спинке кровати, и стала рассматривать кривую температуры. Мама, ища спасения в банальных фразах, сказала:

— Ну вот, теперь мне ничего не удастся от вас утаить.

После бесконечных пятнадцати минут спотыкающегося разговора я спросила Юргена, зачем он хотел меня видеть. Я знала о его намерении поговорить со мной о Матиасе и попросила его ясно и открыто сказать обо всем. Юрген взглянул на свою мать, как бы ища поддержки, и несколько нерешительно пообещал подробно обсудить со мной ситуацию.

— Если у тебя найдется немного свободного времени, — сказал он, — мы могли бы оставить маму отдыхать и пойти куда-нибудь, чтобы спокойно поговорить.

Я согласилась. Наконец-то все прояснится и я смогу понять, что было правдой в том таинственном письме, которое получила мама. Она, как бы угадав мои мысли, ласково погладила меня по щеке на прощание и прошептала:

— Ни о чем не беспокойся.

— Я беспокоюсь только о тебе, — сказала я, улыбнувшись.

Я заметила, что мое поведение удивило ее. Я и сама удивлялась себе. Никогда бы не подумала, что мне придаст силы встреча с Юргеном. Теперь нужно было только выдержать это испытание до конца. Намерение расспросить маму о Камилле я отложила на следующий раз.

— Давай поедем в отель, там спокойно, — предложил Юрген. Ничего не подозревая, я согласилась. Мы долго ехали по направлению к центру города, но я не обращала внимания на дорогу, полностью погруженная в свои мысли. «Пока все хорошо, — внушала я себе, — оставайся такой же твердой, не сдавайся, будь твердой». Только когда Юрген завернул за оперный театр и там остановился, я вдруг поняла, куда он меня привез. Как не тактично с его стороны, как глупо с моей. Мне следовало бы предвидеть, где он остановился.

«Голубой бар» всегда был для меня в некотором роде символом. Поэтому в последние годы я никогда не ходила туда. И потом было бы смешно сидеть там одной. Когда наши с Юргеном отношения еще не были ничем омрачены, мы любили забежать в «Голубой бар» до начала оперы, выпить по рюмочке аперитива или зайти туда вечером, если были рядом. Там царила интимная атмосфера маленького помещения, которое, несмотря на холодный голубой цвет обоев и мягкой мебели, производило очень теплое впечатление. Стоило только пересечь холл самого старого отеля Вены, который был основан в незапамятные времена, и «Голубой бар» принимал вас, как и всякого другого так, как если бы вы были особым посетителем и вас здесь давно ждали.

Едва мы успевали занять места, как перед нами на круглом столике уже стояла рюмка шотландского виски и сухого мартини, две маленькие вазочки сразу же наполнялись соленым миндалем, который нигде не был так вкусен, как здесь. Великолепные темно-зеленые оливки подавались на серебряной тарелочке. Между нами сразу же завязывался непринужденный, добрый разговор. Не спеша наслаждаясь вином, мы обсуждали вопросы, о которых не хотели говорить дома, доверяли друг другу заботы и мысли, о которых не решились бы рассказать в другой обстановке. Жизнь в это время состояла только из наших проблем, и мы были готовы вдвоем справиться с ними. Про себя я называла часы, проведенные в «Голубом баре», «партнерскими». «Голубой бар» стал для меня их символом.

Только там у меня появлялся искренний интерес к делам мужа. Я внимательно и терпеливо выслушивала его соображения о новых замыслах, и иногда мне даже удавалось понять их суть. Там Юрген расспрашивал, как мои дела, справляюсь ли я с ребенком, не скучаю ли я, достаточно ли сил, воли и средств он прикладывает, чтобы я была счастлива. Я говорила: «Да, ты именно такой, каким я представляла себе своего мужа». А Юрген отвечал: «Как хорошо сидеть здесь вместе, ты сегодня такая красивая, я люблю тебя».

На этот раз перед нами не поставили, как бывало раньше, рюмку шотландского виски и сухого мартини. Нас вежливо спросили, что мы хотим заказать. Юрген направился к тому столику, за которым мы любили сидеть в прежние времена, хотя сейчас это не имело никакого значения. Кроме нас, в «Голубом баре» никого не было. В памяти против воли возникли слова «партнерские часы». Это причинило мне невыносимую боль. Я быстро обернулась к Юргену, заставив его посмотреть на меня.