Собрание сочинений. Том 3. Путешествие в Китай в 2-х частях - Егор Петрович Ковалевский

главного лагеря показалась толпа людей пеших и конных; за ними, на белой лошади, ехал маньчжур с красным резным шариком на шапке, обозначавшим его высокий сан. Визг раковинных труб встретил их. Приезжий и четверо других, ожидавших его, заняли места в главной палатке за столом, на котором лежали кисти, тушь и бумага: это было, что называется здесь, суд орудий. Приговор суда представится богдыхану и уже низойдет в народ от имени Сына Неба. Затем приехал в таком же порядке другой важный чиновник и поместился со своим штабом в следующей палатке: тот же визг раковин встретил его. После этого произошло небольшое замедление. Музыкантам, вероятно, наскучило ожидать; один из них продул раковину, положил ее в мешок и хладнокровно пошел себе по дороге в Пекин; его примеру последовали другие, и когда, наконец, принесли в носилках одного господина, торжественная встреча последовала без писка раковин, за неимением музыкантов. Приехал еще один генерал верхом, и, таким образом, составилось четыре судилища, долженствовавших произнести свой непреложный приговор.

Затем начался смотр. У первого ряда пушек, числом до 25, стало человек с десяток с одними горящими фитилями; в числе солдат был мальчик лет 14. На середину, между судьями и пушками, вышел человек в военной макуазе, с тесаком у бока и с красным знаменем в руке. Это был полковник. Приняв весьма странную позу, он взмахнул красным знаменем – и выстрел раздался. Полковник опустил знамя, чтоб освидетельствовать верность выстрела, и дать время импровизированному фейерверку перейти к другому орудию: выстрел оказался очень неверен; ядро упало у самого края пушки, взбурив землю и обдав пылью предстоявший ареопаг. Фейерверкер, не обращая на это никакого внимания, отправился, протирая глаза, к другому орудию. Секретарь отметил что-то на бумаге; судьи оставались неподвижными. Полковник опять взмахнул знаменцем, опять раздался выстрел; на этот раз ядро далеко перенеслось через мишень. Равнодушно смотрел на это зрелище народ, еще равнодушнее солдаты; все шло тихо и в порядке; только пушки, из которых вылетали ядра, скакали, разметывая осколки и клинья своих quasi-лафетов и рвались как дикий конь, попавшийся в неловкие руки, да эхо возвещало Пекину о громкой доблести его воинов. Стрельба продолжалась около часа, до последней заряженной пушки. Я забыл сказать, что когда десяток-другой пушек выстреливал, то к ним подходило несколько человек банщиков и чистили их; эта мера не была упущена; справедливость требует еще сказать, что два-три удара попали в цель (хотя не в красное пятно) – еще бы! две недели наводили орудия, да не одним бы не попали в цель! После этого, по принятому правилу, оставшийся порох сложили в кучу и сожгли, а потом солдаты принялись выпутывать из обрывков веревок орудия и складывать на телеги. Генералы разъехались в том же порядке, но уж не напутствуемые музыкой; мы отправились своей дорогой, опять переехали знаменитый Лу-го-цяоский Мост, украшенный изображением львов, которых, по выражению китайцев, так много, что перечесть нельзя. Львы из такого же песчаника, как и сам мост. Они невелики, с посадкой довольно жалкой на передних лапках и с поджатым хвостом – положение, которое они принимают в клетках, а не на воле; иные, по-видимому, что-то держали в когтях, но теперь немногие сохранили свои когти. До окончательного покорения Китая, маньчжуры несколько раз переходили этот мост, перевозя через него по целым дням награбленное добро; китайцы тогда запирались в стенах Пекина и только молили Небо, чтоб гроза пронеслась мимо. Тогда-то, вероятно, досталось и китайским львам, из которых многие сидят теперь не только без когтей, но и без голов. В настоящее время вся надежда китайцев на тигров, то есть отборных солдат, одетых в тигровую кожу, и на грозного дракона. Мост, построенный еще в 1192 году, находится в небрежении, как все здешние мосты и дороги; только памятники по бокам его, в виде киосков, поновлены и разрисованы. О памятниках и пышных надписях в Китае очень заботятся; а удобства сообщения, охрана, благо народа – это уж само собой устраивается, как может.

Некогда берега Хунь-хе были покрыты пажитями и цветущими фермами; но в начале нынешнего столетия река, по-видимому, ничтожная, чувствуя себя совершенно на свободе, вздумала и со своей стороны сколько-нибудь помочь разрушению в Китае: выступила из берегов, снесла и смыла все, находившееся на них, потом отхлынула и улеглась опять спокойно в свое ложе. С тех пор здешние жители никак не могут оправиться, и берега реки довольно пустынны.

Само собой разумеется, что никто и не подумает сравнивать китайскую артиллерию с европейской; между ними общего один только гром выстрелов. Но несправедливо было бы сравнивать ее даже и с артиллерией некоторых восточных держав, например, с турецкой, с лагорской, когда еще Лагор не принадлежал Англии, или египетской; у этих видно стремление к совершенствованию, много хороших заимствований и применений. В китайской же артиллерии, при всем желании отыскать хорошую сторону, вы не найдете ее; можно, разве, указать на несколько орудий голландских и американских, которые, однако, уж отслужили свой век; прочие орудия отлиты на пекинском литейном дворе первоначально под руководством иезуитов, а потом собственных мастеров, и съизнова не были хорошими. Китайскую артиллерию, если не по количеству, то по качеству, можно, разве, сравнить с артиллерией среднеазийских ханств, Кокана, Бухары, Хивы; и то, во время управления артиллерией в Хиве астраханским мужичком, там стреляли вернее, чем в Китае.

Неужели же, спросите вы, в Китае, где образованность так распространена, в Китае, где есть высшие ученые степени, нечто в роде кандидатов и магистров военных наук, эти люди не знают первых оснований артиллерии? Они ровно ничего не знают в военном искусстве. Но как же сообразить невежество их с тем живым участием, которое принимает сам богдохан в военно-ученых экзаменах, с трудностями выдержать их, предосторожностями, чтоб не было и малейшего подлога при этом, наконец, торжество увенчанных ученой степенью, которых имена вывешиваются во всеувидение на городских стенах, а сами они в процессии разъезжают по главным улицам столицы? Разгадка заключается в существе самого экзамена, который состоит в испытании в стрелянии из лука и потом в силе и ловкости, то есть, в том, что экзаменующийся должен приподнять тяжелый камень на фут от земли и сделать несколько взмахов тяжелым мечом. К этому еще, в виде прибавления, его заставляют написать под диктовку несколько строк из столь известной книги Ву-узин, военные правила – вот и весь экзамен для получения ученой военной степени, которая открывает дорогу к высшим званиям. Военно-учебных заведений здесь нет; даже не числится таковых и по официальным отчетам; познания в стрельбе приобретаются у частных учителей;