Девочка и призрак - Ханна Алкаф

И всё же Розик её заметил.

– А кто глупее? – парировала Цзин. – Глупец или тот, кто за ним следует?

– Кончай цитировать «Звёздные войны».

– Не хочется встревать, – произнёс Розик сухо. – Но мы на месте.

Ленты лунного света, которым удалось просочиться сквозь облака, освещали выступающие вершины и изгибы надгробий и острые края цемента, обрамляющего некоторые из могил. Между этим кладбищем и тем, на котором они сегодня уже были, лежали световые годы. Куала Гаджах был усталым старым городишком, и его усталость сказалась на месте захоронений: треснутые, покосившиеся надгробия казались небрежно разбросанными по покатой земле, словно никто и не думал довести их размещение до ума. Большая их часть покрылась сорняками, некошеной травой и неубранными листьями, как будто о них давно позабыли.

Это место казалось Розику одновременно невыносимо печальным и болезненно знакомым.

– Давно не виделись, друзья, – прошептал он.

– Ассаляму алейкум, жители загробного мира, – прошептала Сурайя, отпирая металлическую калитку и входя внутрь. Под ногами зашуршала сухая листва.

– Привет, призраки! – оба повернулись и сердито посмотрели на Цзин, которая тут же поправилась: – То есть… эм… приветствую, о обитатели кладбища.

Они стояли, глядя на тянувшиеся рядами могилы. Прежде, когда они болтали с Хусейном при свете дня, кладбище было не страшнее детской площадки. Теперь же было сложно думать о чём-то помимо того, что упокоилось в земле у них под ногами.

Сурайя стиснула в ладони стеклянный шарик.

– Разделимся, – сказала она. – Ищем детские могилы. Как тогда.

– Угу, – Цзин кивнула, но не сдвинулась с места, сжимая в руке совок, словно оружие.

– Так будет гораздо быстрее, – сказала Сурайя. – И эффективнее.

– Угу, – повторила Цзин. Вдалеке грянул гром, словно само небо сердилось, что они медлят. – Или… Знаешь… Мы могли бы пойти вместе…

– Наверное, ты права, отличная идея, – сказала Сурайя. Она говорила так быстро, что слова спотыкались сами о себя, торопясь быть услышанными.

Розик молчал, пытаясь понять, что именно чувствует.

Они методично прочёсывали кладбище слева направо. Оно плавно тянулось от мечети вверх, и каждый следующий ряд могил был чуть выше предыдущего. Поначалу они пытались читать надписи на всех надгробиях, мимо которых проходили, однако на расшифровку витиеватого арабского алфавита, которым были выведены имена и родословные, уходило слишком много времени. И вскоре они стали искать могилы поменьше, вмещающие явно юных покойных. Таких было мало. Ведьма называла Куала Гаджах «застрявшим» городом. «Застрявший во времени, застрявший в обычаях, застрявший в заурядности», – фыркала она. В таком городе молодёжь не остаётся; из него уезжают, пока это возможно, пока он не поймал тебя в сеть апатии и не высосал из твоих костей энергию и амбиции. Ведьма говорила, что здесь умирают от старости… «И порой дети с их обустроенной жизнью даже не вырвутся из своих шумных городов к тебе на похороны».

«Тогда зачем ты сюда приехала?» – спросил он её как-то раз.

«Потому что люди, ведущие невероятно скучную жизнь, всегда ищут способы её немного разнообразить, – парировала она. – И готовы за это платить».

Забавно, что город в конце концов забрал и её.

Казалось, они шли очень долго, передвигаясь от могилы к могиле в разгар ночи. Но вдруг они услышали, как кто-то негромко напевает.

Розик почувствовал, как Сурайя напряглась, и увидел, что Цзин рядом с ней потянулась, чтобы взять её ладонь в свою.

– Это… это Раса Сайянг? – прошептала Цзин, выпучив глаза.

Она самая. Даже Розик узнал этот знакомый весёлый напев. Эту песню в Малайзии разучивали ещё в детстве: её пели, хлопая в ладоши, и в яслях.

Голос поющего был низким и хриплым.

– Раса сайянг ХЕЙ, раса сайянг ХЕЙ, ЙЕЕЕЕЕЙ лихат нона джяух раса сайянг сайянг ХЕЙ! – «Хей» выкрикивалось с радостным восторженным усилием.

Девочки медленно повернулись.

На свежей насыпи ближайшей могилы, скрестив ноги и поглаживая редкие волоски на подбородке, сидел пожилой мужчина в тонкой белой футболке и обёрнутом вокруг худой талии клетчатом саронге. Он выглядел настолько нормально, насколько это возможно, когда человек как ни в чём не бывало сидит на могиле посреди ночи. Не считая одной маленькой детали: подобно Хусейну он был не совсем здесь, и сквозь него можно было увидеть слабые очертания могил поодаль.

Сурайя и Цзин схватились за руки так, словно уже никогда их не расцепят.

– Как это мы видим его без шарика? – просипела Цзин.

Сурайя вопросительно посмотрела на Розика.

– Полная луна обладает великой силой, – ответил Розик, пожимая крошечными плечами.

– Это всё луна, – сказала Сурайя Цзин.

Призрак, казалось, наконец их заметил. Он взглянул в их сторону, прищурившись и немного хмурясь.

– На что это вы уставились? – спросил он громким ворчливым голосом. – Вы, молодёжь, только и делаете, что таращите глаза. Где же ваши манеры, а? Почему так бесцеремонно?

– Простите, дяденька, простите, – залепетала Сурайя. – Просто я… мы не ожидали увидеть здесь кого-то ещё…

– Не ожидали они! – Он фыркнул. – Заявляетесь к людям на порог, не ожидая, что они будут дома? Да кто вы такие? Расхитители могил? – Он с подозрением посмотрел на совок в дрожащей руке Цзин, и она быстро убрала его за спину.

– Нет, господин! Мы… кое-кого ищем.

Похоже, его это не убедило.

– Да, хмм? Кого-то ищете? А не поздновато ли для таких юнцов? В моё время мы следили за тем, чтобы дети легли в кровать до семи.

– Ого, семь часов – не рановато, дядюшка? – поинтересовалась Цзин.

– СЕМЬ ЧАСОВ! – взвился он. – Только так. Иначе получай удар тростью. Молодёжь нужно ВОСПИТЫВАТЬ, – призрак посмотрел на них так, словно желал заняться их воспитанием прямо здесь и сейчас.

– Что за ШУМ? – Из другой могилы поднялась ещё одна бесплотная фигура. На этот раз – добродушной женщины, пухлой, как булочка, и такой же белой в лунном свете. Она была в поношенном платье с бахромчатыми рукавами «летучая мышь», волосы убраны под шапочку из призрачной пряжи. – Некоторые тут пытаются СПАТЬ, Бадрул.

– Да это всё детишки, – раздражённо сказал призрак-мужчина, показывая на девочек. – Бродят среди могил поздно ночью, одному Аллаху известно зачем… Мангкук[27]. И всё же не стоит тратить ночь полнолуния на сон, Салмах.

– Салома, – чопорно поправила призрак-женщина. – И ты прав. Волшебством полной луны не раскидываются. – Она убрала с лица пряди тонких волос. – Люблю блистать в ярком свете.

– Салома? – Сурайя прищурившись посмотрела на пухлую женщину, и та расцвела от внимания. – Как… знаменитая певица?

– Да! – взвизгнула она восторженно. – Только… эм… не та самая знаменитая певица. Но я тоже была весьма хороша!

– Салмах, – пробормотал Бадрул себе под нос. – Её зовут САЛМАХ. И она поёт, как кошка, которой наступили на хвост.