Ее внутреннее эхо - Ольга Пряникова

прямо психолог, Сонька.

Помолчали. На берегу стало холодно, солнце почти село.

– Сонь…

– А?

– А что мне дальше будет нужно? Или хотя бы сейчас?

– Ну, это тебе виднее, что тебе нужно сейчас… Хотя, это видят, по-моему, все. Раз уж ты притащилась сюда за семь верст киселя хлебать, – она кивнула в сторону нескольких человек из съемочной группы, среди которых копошился и Митя, – и хлебай, пока не отняли.

– Что, думаешь, отнимут?

– Ну, не буквально отнимут… Ты сама же можешь передумать. Женой-то всяко лучше быть.

– Да не скажи.

– И скажу. И ты со мной не спорь, я тебя старше, – Соня встала, потянулась, поежилась от холода.

– Старше! На четыре года!

– В этом возрасте это много значит. Вот, если бы нам было за девяносто, то там разница в эти четыре года уже не свидетельствовала бы в пользу моего ума. А пока что молчи и слушай. Давай руку, песок холодный, пойдем. А то продюсер меня два часа уже на площадке не видел.

– А какое ему до тебя дело?

– Так он же мне платит-то, наблюдает, как я работаю, я же новенькая.

Катя улыбнулась и отвернулась от Сони, чтобы та не увидела ее лица.

– Ну да, он платит… Пойди, покажись.

Продлилась эта идиллия ровно четыре дня – Альберт внезапно вернулся домой раньше срока и, подождав приличный отрезок времени, вызвонил супругу.

Вопросов он ей по телефону не задавал, так что время придумать алиби у нее было. Она обычно боялась летать, но в этот раз даже не успела испугаться – вся была натянута, как струна, озабочена тем, что придумать и под каким соусом преподнести.

Соня, тяжело вздохнув, пожелала на прощание всех благ, но попросила ее в качестве оправданий больше не использовать.

В иллюминаторе что-то мелькало, какие-то облака, но нельзя было отвлекаться – пока самолет в воздухе, телефон не зазвонит, значит, за это время нужно что-то придумать. Встретить, разумеется, не попросила, телефон не включала до последнего.

Как назло, в Москву прилетела рано утром – пробок еще не было.

В окне опять что-то мелькало, но это мелькание не мешало Кате додумывать ее главную мысль – вот, значит, как Мите жилось все это время. Вот, оказывается, каково оно – все время нервничать, бежать, врать, оправдываться. Как можно так жить? Долго это не продлится. Разумеется, он стал невротиком, и это-то при его и Машиных постоянных разъездах по работе. А ей, Кате, даже прикрыться нечем.

Впрочем, она придумала два удовлетворительных варианта, а выбрать окончательный решила по ситуации – в зависимости от накала страстей. Главное, сразу понять настроение и реакцию мужа.

Альберт уже проснулся и занимался своей обязательной ежеутренней зарядкой. Из прихожей было слышно, как он, пыхтя, считает, видимо, отжимания от пола.

– Любимый, я приехала! – крикнула она, стаскивая кроссовки.

– Двадцать семь… Двадцать восемь… Двадцать девять…

– Тридцать! Как я соскучилась!

Да, он отжимался. Обычно всегда доходил до пятидесяти, но на этот раз отвлекся сразу, поднял голову.

– Привет! Ты очень кстати. Подойди сюда, пожалуйста.

Катя робко подошла.

– Быстрее и ближе. Сядь сверху на меня.

«То ли бить будет, то ли любовные игры», – подумала она, сразу же и отметая эти нелепые предположения.

– Ляг на меня сверху, только пола не касайся, мне нужен весь твой вес, без опоры.

Катя послушалась.

– … Сорок восемь… Сорок девять…. Все, слезай. Привет, – он чмокнул ее в голову, – я на пробежку и в душ. Завтракать буду через час.

Весь этот час она двигалась как сомнамбула.

Что это все могло значить? Что? Ему безразлично?

Она в его жизни играет роль дополнительного веса, гири, тренажера?? Почему он ни о чем ее не спросил? Ждет, когда она расскажет сама?

Машинально приняла душ, продуманно оделась, накрыла на стол.

Вообще, за год своего экстравагантного брака Катя так и не превратилась в практичную хозяйку, но научилась сносно готовить и выполнять при Альберте роль заботливой няни. Все, что касалось его персоны – ингредиенты салата, степень обжарки кофе, состояние гардероба – было важно для них обоих и находилось под постоянным контролем. Домработница приходила только убираться, остальное ей не доверяли, но и это была совсем не легкая работа.

Чета Казаковых жила в новой квартире, в которой до сих пор еще витал призрак ремонта – везде валялись какие-то винтики, дощечки, непарные ручки – прислуга не рисковала выбрасывать эти вещи без согласования с хозяевами, а сами хозяева даже под страхом страшной смерти не смогли бы сказать – что и для чего предназначено.

Одна комната из четырех была завалена коробками, содержимое которых до конца не было никому известно. Альберт привез из дома кучу бумажных книг, но застекленный стеллаж под них сделать так и не успели, Катя собиралась дома кое-что шить, поэтому перевезла свои машинки-оверлоки и даже два манекена, но уже через неделю поняла, что заняться этим не удастся. В этой же комнате стояла гладильная доска и диван, заваленный всем, чему не нашлось места в других комнатах.

Когда приезжали гости, Катя обычно стаскивала туда все, что казалось ей в квартире лишним и нарушало порядок, вплоть до собственной обуви из коридора. Потом эту обувь она неделями не могла найти и просто покупала новую пару. Комната была почти двадцатиметровая, с большим окном на солнечную сторону, но обитатели квартиры любовно называли ее «чуланом», хотя в доме существовала еще и кладовка приличных размеров – для хранения пылесосов, бытовой химии и прочей утвари.

Выйдя из душа, Альберт молчал.

Катя весело врала, щебетала, а про себя думала, что ничего более отвратительного в жизни еще не испытывала. И надо как-то заканчивать эту некрасивую роль гулящей жены. Еще раз удивляясь про себя Митиному терпению в аналогичной ситуации, она твердо решила рассказать Альберту правду, тем более что уехать снова на съемки возможности не было, а так долго не видеть Митю ей казалось невероятным.

Вечером пришли какие-то гости, она машинально улыбалась и подавала на стол блюда, купленные уже готовыми в супермаркете на первом этаже соседнего дома.

В поисках лопатки для торта она забрела в «чуланчик». Сразу закрыла дверь изнутри на ключ, чтобы никто из гостей не пошел помогать ей и не увидел бы этот жуткий бардак.

Лампочка здесь была тусклая, в темноте Катя упала, разбила колено обо что-то тяжелое, почти взвыла от боли. Нога распухла и болела, нужно было приложить лед. Но выходить из комнаты в таком виде и душевном состоянии казалось немыслимым. Да, это был обогреватель, неудачно