Цугцванг - Вета Горч

помочь, под предлогом, якобы я ей мешаю.

Был запланирован торт по какому-то секретному семейному рецепту.

Весь день мы провели вдвоем, нам никто не мешал. Какое было счастье видеть ее, слышать смех и читать ее жесты, пытаться расшифровать каждое выражение лица. Однако она оказалась весьма проницательной девушкой, какой я себе ее не представлял.

Наконец-то мы сели пить чай с тортом, который испекся и успел пропитаться кремом. Тася наливая в кружки кипяток, будто бы невзначай сказала:

– Ты многим нравишься.

– И чем же?

– Ну как? Красивый молодой человек, весьма обеспеченный, не слишком общительный, наводишь таинственный туман вокруг себя.

Я рассмеялся:

– Ты прекрасно знаешь, что все не так. Машины нет, квартира не своя, а съемная. Видишь, я беднею на глазах.

– Но все остальное осталось. Ты общаешься лишь с Егором и Машей, которые ничего толком о тебе не знают. Спрашивая Машу о тебе, она ничего не может толком ответить. Аналогично с Егором. Ты никого не посвящаешь в свою жизнь. Ты надеваешь маску загадочного парня, разве одно это не может кого‐то зацепить? Сам посмотри. Ты пропадаешь на время, никому не говоришь куда, потом так же внезапно появляешься, ходишь на пары, успешно отвечаешь на занятиях, все успеваешь, а потом снова пропадаешь. Не ходишь на мероприятия с группой, однако что касаемо того, чтобы пополнить наш бюджет на мероприятие, то ты всегда помогаешь, но приходить – не приходишь. М‐м? Со мной ты другой. Я не вижу этого загадочного парня, он будто пропадает. А когда мы в университете, то ты даже не смотришь на меня. Разве это не маска, о которой я говорю? Не настаиваю, но со мной ты можешь быть откровеннее. Если я не в силах помочь тебе, то я могу выслушать. Может дам совет или просто постараюсь понять. Я знаю, что ты что‐то скрываешь. Но почему?

Хороший вопрос – почему? Почему я не показываю наши отношения в кругу других? Да потому что эта девушка, что нравится моему другу, а я поступаю как предатель, который не заслуживает прощения.

– Руслан разбил твою машину?

– Что?

Она смотрела на меня так, что мне не нужно было слышать вопрос повторно.

– С чего ты это взяла?

– Значит я права? Почему тогда об этом никто не знает? Я не так глупа, как это может показаться со стороны. Просто скажи мне правду хоть какую-нибудь.

Я был бы рад открыться ей, рассказать обо всем, но не мог. Притом физически. Что‐то буквально зажимало мне глотку, не давая ничего сказать. Возможно, боялся реакции на мой искренний рассказ. А чего именно смущался, я не знал. То ли того, что она узнает историю с Егором, то ли боялся признаться, что я киллер. В отставке. Но как известно, бывших киллеров не бывает. Или я опасался посвящать в свое прошлое до поступления в вуз, или в то прошлое, где я сидел в тюрьме, или в прошлое до тюрьмы, сделать откровенное признание, что не только киллер, но и вор. Что из всего этого могло ее так сильно шокировать? Что из перечисленного она восприняла бы как данность?

Решил начать с простого. Если «простое» имеет шанс на существование в моей вселенной. Лучше, если я начну с начала.

– Помнишь, ты не так давно спрашивала меня о родителях? Не извиняйся. Прошу. Дело в том, что я соврал. Они не погибли в автокатастрофе. Не смотри на меня так. Пожалуйста. Я не хотел врать, просто твой вопрос застал меня врасплох, и я не знал, как поступить. Да, был вариант сказать правду, но она настолько специфичная, что сам не решаюсь ее вспоминать, а посвящать кого‐то другого… еще страшнее. Так вот. У моих родителей есть своя история любви. Та, о которой мечтают все девочки на свете: с пышной свадьбой, любящим мужем, красавицей женой, золотыми кольцами с бриллиантами, лимузинами, лепестками роз и голубями, горячим песком и пенящимся морем, медовым месяцем и идеальным браком. И бескрайней романтикой. У них родился единственный и желанный сын, оба в нем не чаяли души, готовы были отдать все ради счастья сына. Это волшебная сказка с печальным финалом. Как лебединая песня. Мать всю себя посвящала мне, научила меня рано писать и читать, изучала со мной иностранные языки, записала меня на гимнастику. Когда мне это надоело, отец согласился, что стоит заняться более мужским видом спорта; так я начал ходить на бокс. В семь лет отец дал мне в руки оружие и научил стрелять. По мишеням, банкам, бутылкам, фруктам, манекенам. Он арендовал тир, и мы часами там пропадали, соревновались между собой. В десять он стал брать меня с собой на рыбалку и охоту. Мама научила меня плавать, играть в шахматы, в пять ходов ставить шах. Я путешествовал с ними по многочисленным городам, побывал во многих странах. И никогда не слышал, чтобы родители ругались, повышали голос друг на друга. Они любили. И это чувство росло и крепло с каждым днем, оберегало и согревало. На момент моего рождения отец уже занялся бизнесом, а через несколько лет его дело разрослось, и он во многом преуспел. Мама никогда не обижалась на отца, что тот мог задержаться на работе или отлучиться, срочно уехать в командировку. Отец потакал всем желаниям матери. Он был волшебником. Исполнял все, чтобы мы не захотели, воплощал любую мечту в реальность, он мог осчастливить всех на земле, но повезло лишь нам с мамой. Он ценил, что делала мама. Она была истинной хранительницей очага; такой прекрасной женщины и любящей матери мне не довелось встретить. Она заботилась о нас. На всех семейных праздниках присутствовал друг отца со своей замечательной семьей, я дружил с его детьми. С ним мой отец был не разлей вода. И однажды он потонул в этой дружбе. Друг то ли задолжал крупную сумму денег, то ли поспорил – я позабыл эту деталь – с очень серьезными людьми. Капали проценты. Обратился к моему отцу за помощью, тот, конечно, не смел отказать. Решение вопроса не привело ни к чему. Эти «серьезные люди» сказали, что долг твоего друга – это твой долг. И поставили на счетчик. Отец и его друг не торопились отдавать деньги, начали нечестную игру против тех людей. Хотя весьма сложно определить, кто из них играл честно. Стали поступать угрозы. Я узнал об этом, когда случайно подслушал телефонный разговор в кабинете отца, он думал, что это блеф, попытка их запугать, вывести из равновесия. Но все приобрело совсем другое развитие событий, когда нас предупредили вживую. Семейный поход в театр обернулся первой трещиной. Мы