Цугцванг - Вета Горч

«девушкой». Это Анна. Меня всем представили, и мы пошли на кухню, где накрыт стол.

Все было вкусно, беседа шла непринужденно. Маленькая егоза показывала мне свои рисунки и поделки из пластилина. Потом предложила нарисовать меня, я не смел отказываться и сидел смирно, пока юный художник за три минуты не написал портрет. Вышло сносно. Правда левое ухо было чересчур огромным и глаза косые. Я обрадовался, похвалил ее и поблагодарил за такой подарок. Маленькая егоза была на седьмом небе от счастья. Чуть позже, когда допили чай с таящими во рту пончиками, она попросила сыграть с ней партию в шашки. Играла она для своего возраста очень даже хорошо, однако мне все равно пришлось ей поддаться. Анна сказала, что я понравился милому ангелочку. Симпатия была взаимной.

Хочу отметить, что, находясь в этом семейном кругу, я познакомился с совершено другим Джерри. Глядя на него, никогда бы не смог подумать, что такой человек способен иметь дочь и жену, целовать их при встрече, мыть руки перед ужином и интересоваться у них, чем они занимались весь день. Он ел тушеные овощи, рыбу, заваривал чай, а потом, повязав передник, мыл посуду, рассказывая добродушный анекдот, над которым заливалась его дочка. Дочка? Это было бы абсурдно предполагать, что у Джерри может быть ребенок. Не абы какой, а солнечный, общительный. И нет же, это далеко не абсурд и смелое предположение, а реальность. Вот, рядом со мной сидит Маленькая егоза и рисует фломастерами. Она пригласила меня на утренник, что пройдет в детском саду. Я сказал, что подумаю. По‐моему, в жизни мне не подворачивался случай общаться с детьми, а тут за считанные секунды это прелестное создание нашло со мной общий язык – она и только она это сделала, – обворожила. Какая‐то фантастика.

Ближе к девяти вечера Джерри пошел укладывать спать дочку, через закрытую дверь было слышно, как он читает ей сказку. Мы с Анной остались на кухне, она налила еще чаю. Завязался разговор. Был изумлен, что такая кроткая и милая женщина обратила внимание на Джерри. И не побоялась построить с ним семью. Хотя теперь, имея мало-мальское представление, я понимаю, что она за ним как за каменной стеной, уверенная в завтрашнем дне и обладательница самого верного мужчины на свете.

Когда вернулся Джерри, то Анна нас оставила. Мы же занялись обдумыванием плана, который пришлось немного поменять, так как в игру вступил я. На кухонном столе были разложены две карты города, включен ноутбук, Джерри время от времени чертил схемы. К полуночи мы управились и немного устали. Главное, что план был готов, день Икс назначен на двадцать девятое число.

– А ты смелый.

– То есть? – насторожился Джерри, освобождая стол.

– Я про имя. Ты так мне представился двенадцать лет назад и до сих пор не сменил.

– Имя – это так, пустой звук. На пальцах могу пересчитать людей, кто знает, как меня крестили.

– А как же документы?

– Плевать я хотел на эти документы. Сколько лет прошло – я чист. Но, признаюсь, струсил однажды. Когда на Аннушке женился. Ну вдруг что всплывет, мне надо это все потом разгребать? Поэтому взял ее фамилию.

– Жена знает, чем ты занимаешься?

Джерри осекся.

– Знает, но не совсем все. Она думает, что я работаю на одного типа, которого заморозили в девяностых, и он ничего не знает о нынешних порядках, продолжая крышевать. Думает, что работаю водителем, телохранителем этого человека. Это объясняет оружие, ночные выезды, частые переезды.

– Сам придумал легенду?

– Считай, сама родилась. Я и не против. Куда лучше, чем правда.

– Согласен. И она не против?

– Издеваешься? Конечно, против. Часто просит, чтобы я пошел работать как все честные люди. Но не настаивает, ибо понимает, что тогда мы потеряем нынешний доход.

– Дочка у тебя супер.

– Знаю, брат, знаю. Она и Аннушка – это единственные два человека, что изо дня в день доказывают, что жизнь имеет смысл. Почему ты не заведешь семью? Возраст позволяет, пора уже и тебе найти смысл в ком-нибудь. К чему этот спектакль с университетом?

– Ты знаешь, чего я хотел. И прекрасно знаешь, как отношусь к семье.

– Я в курсе, что тебе пришлось пережить не лучшие события, но разве не пора отпустить предрассудки? Прошлое не должно преследовать вечно. Найди отдушину в настоящем. Что так смотришь? Да, я говорю о девушке. Разве нет той, что могла бы тебе помочь создать семью?

– Наверное, есть.

– Ну так вот. Хватай ее и не трать свои годы впустую.

– Но как я ей объясню? Про себя, про нас с тобой, про все это?

– А зачем объяснять, брат?

– Ты предлагаешь жить по лжи?

– Я предлагаю жить нормально. Настолько нормально, насколько может получиться. В первую очередь подумай: не какого тебе жить во лжи, а той девушке какого будет жить с твоей правдой. Для нее вся эта твоя правда покажется потоком лавы, в которой нужно постараться не сгореть заживо. Что предлагаешь делать ей с твоей правдой?

– Зато она будет знать, кто я.

– И сколько, по‐твоему, людей согласится продолжить с тобой общение? После того, как им исповедуешься. Ты же до сих пор ведешь свой Список? Представь его всем. Я понаблюдаю со стороны.

– Разве ты сам никогда не думал рассказать все Анне?

– Думал. Но боялся. И сейчас боюсь. Все время спотыкался о мысли, что она не поймет, что все мое прошлое затмит наше настоящее.

– Она же смирилась с тем, что ты якобы работаешь на опасного типа. Спокойно живет по соседству с твоими пушками, и, уверен, предполагает, что ты их носишь далеко не в виде аксессуара. И не просто по банкам стреляешь. Пережила и ваш переезд; зная нашу работу, уверен также, что он далеко не первый и не последний. Она жаловалась на неудобства?

– Не помню.

– Вот, не жаловалась. Она идеальная жена.

– Я не смогу ей ничего рассказать все равно.

– О чем и я толкую. Ты боишься рассказать правду по тем же причинам, что и я. Женщина уйдет. Из этих весьма логичных соображений ты ничего не сказал Анне, а я ничего не скажу Тасе. Потому что правда их испугает.

– Значит ее Тася зовут?

– Да, Станислава.

– Ты улыбаешься, брат. Значит все серьезно.

– Ты тоже другой с Анной.

– Женщины нас меняют. И мне кажется, в лучшую сторону. Ты даже решил отказаться от работы киллера.

– Считаю, что так мне не придется врать.

Джерри заварил свежий чай. Поставил на стол пончики, что остались с ужина.

– Тебе не кажется это забавным, – спросил я, – что по итогу мы боимся правды? Именно правды.

– Да, забавно. Но ложью мы сглаживаем острые углы жестокой правды.

– Я понимаю. Просто говорю, что это весьма парадоксальная штука. Над ней можно весьма долго размышлять.

– На досуге можешь себя развлечь подобными псевдофилософскими мыслями, но не в мою