Цугцванг - Вета Горч

к озеру. Джерри так же спокойно вышел из машины, прошел к воде. Потрогал ее, умылся и встал напротив меня в десяти метрах. Жестами попросил выйти из машины.

У него глаза были стеклянные. Холодные. В них отражался утренний туман. Джерри не реагировал на меня, намеренно оставляя между нами расстояние. От звенящей тишины закладывало в ушах и засосало под ложечной.

– Это я перевел тебе эти деньги.

– Что?

– Это все деньги, что у меня есть.

– Какого черта?

– Я все объясню, только не двигайся.

Он долго смотрел на меня. Пристально. Я облокотился на капот автомобиля и скрестил руки на груди.

– Ты был прав, – сказал Джерри после очередной паузы, – абсолютно во всем ты оказался прав, брат. В этом мире нет места для нас. Мы либо играем роль марионеток, либо становимся хламом, который стоит выбросить. Но отчего-то считаем, что кому-то есть до нас дело.

– Что происходит?

– Я во всем признался. Аннушка не смогла смириться.

Я был готов переспросить, но знал, что не ослышался. Все внутренности сорвались и упали вниз.

– Брат, слушая тебя, я узнавал себя во всем, чтобы мы не обсуждали. В твоих мыслях я видел собственное отражение. Это подтвердило то, что двенадцать лет назад я не зря тебя выбрал и наше взаимопонимание не просто так… Не хочу валить все на судьбу… Понял лишь одно. Что твои предрассудки имеют место не только у тебя в голове. – Он переступал с ноги на ногу, не сводя с меня пристального взгляда. – Много лет назад я, как и ты, жил одной лишь работой, все женщины были на одно лицо и служили антистрессом. Никто из них меня не интересовал. Был как пират, что вечно рассекает волны и имеет в каждой бухте по ундине. Как только вырвался из того проклятого города, обрел свободу, казалось, что теперь весь мир в моей власти, я могу сам решать, что делать дальше со своей жизнью. Но в один момент я подумал, что когда-нибудь настанет тот день – а он настанет, – когда потеряю свою сноровку, физическая сила угаснет. И тогда я захочу перебраться на работу, которой люди иногда посвящают всю свою жизнь. Буду вставать в шесть утра, целовать жену, пить утренний крепкий кофе, идти на работу, чтобы провести там законные девять часов, а потом домой, чтобы успеть к ужину. Буду делать с детьми домашнее задание, спрашивать, кем они хотят стать, когда вырастут. И я поймал себя на мысли, что смотрю на женщин через призму этого будущего. Теперь я искал ту, что примет меня. Без упреков, без скандалов, что будет на моей стороне, даже когда весь мир закидывает меня камнями. А взамен я сделаю эту женщину самой счастливой. И вот я встретил Аннушку. Тысячу раз слышал прения по поводу любви с первого взгляда, ранее вообще не воспринимал существование чего-либо подобного. Веришь или нет, но с Аннушкой произошло все именно так. Как только увидел ее, понял, что это моя женщина. Чтобы ее добиться потребовались годы, которые стоили ее любви. Она родила мне прекрасного ангела. Моя жизнь обрела смысл. Я понял, что оберегать кого‐то, знать, что есть люди, для которых охота стать опорой, оградить от всего дурного, чувствовать их тепло – есть настоящее счастье, которому нет достойного определения. Аннушка спокойно мирилась с частыми переездами, оружием, что хранилось дома, моей весьма опасной работой, долгим отсутствием, когда я уезжал на дело. После нашего с тобой разговора, я посчитал, что она действительно сможет принять меня настоящего, избавив от той лжи, которой я окутал наши отношения, надеясь так что‐то сохранить. Все это ерунда. Если ложь и способна успокоить одного, то заставляет страдать другого. Я признался Аннушке в том, что я киллер, что зарабатываю наемным убийством. Сказал, что так же подрабатываю, выполняя другие поручения. Я вскрыл карты. Но она не успела рассмотреть все. Она ушла. Забрала дочь и ушла. Сказала, что так и не смогла принять факт, что человек, которого она любила, является убийцей. Ей нереально простить мне ложь и грехи. Она ушла. Сказала, что не хочет меня видеть больше никогда. Она боится меня. И боится за дочь. Я отослал ей все деньги на воспитание доченьки и на ее жизнь, но Аннушка все вернула, сказав, что не хочет жить на деньги, которые стоили кому‐то жизни. Она оставила и машину, и квартиру. Ушла. В записке, что я нашел в пустой квартире, написала, что до сих пор любит меня, ненавидит себя за это, но жить со мной не сможет, она не сдаст меня и сохранит мою тайну, только чтобы я больше не появлялся в ее жизни. Но я люблю ее. Не могу без нее существовать. Она ушла, и я остался один. Прошла неделя, а кажется, что пролетели годы, и я уже старик. Ты был прав, даже самая любящая женщина никогда не сможет смириться с нашей правдой. Мы убийцы. Подобных нам садят в тюрьму на пожизненный срок, над нами издеваются жандармы, все жаждут посадить нас на электрический стул, расчленить, повесить, обезглавить. Все думают, что именно такая кара нам кажется ужасной. Какие же они глупые. Ужаснее смертного приговора может быть жизнь среди подобных мне. Ужаснее этого – сойти с ума на воле. Все думают, что мы чудовища, лишенный чувств, эмоций, морали, чести, но никто не думает, что лишь малая часть из нас – если таковая есть – пошла по этой тропе добровольно. Мы люди, такие же, как и все, со своими плюсами и минусами, ошибками и опытом, взлетами и падениями, у каждого из нас есть своя история. И пишем мы ее сами, опираясь на интуицию, руководствуясь и разумом, и чувственным порывом. И я на гране. Чувствую, как разлагаюсь заживо. Я жду встречи с демоном, что бросит меня в бурлящий котел и подвергнет пыткам, чтобы я испытал на себе все, что когда-либо творил на земле.

На моих глазах он прослезился. Впервые за все время, что я его знал.

– Брат, не повторяй моих ошибок, не рассказывай правду людям. Если сможешь жить во лжи – живи. Она оберегает тебя. Ибо правда обожжет и тебя. Лучше так. Попробуй полюбить. И полюбить взаимно. Это истинная радость в жизни. Ты достоин любви. Отбрось свои предрассудки. Понять тебя никто никогда не сможет полностью, ибо сам себя ты еще не постиг. Сомневаясь в своих чувствах, мотивах, желаниях, ты не можешь требовать от другого уверенности и преданности. Начни ценить то, что есть, пока не стало слишком поздно.

Он сменил позу на более устойчивую,