Государство строгого режима. Внутри китайской цифровой антиутопии - Джеффри Кейн

южнокорейца Ли Седоля, программа уже превращалась в так называемый искусственный интеллект общего назначения, то есть алгоритм, не ограниченный одной задачей. Такой ИИ можно использовать не только в играх. Наблюдая за поединком, состоявшимся в марте 2016 года в отеле Four Seasons в Сеуле, я постепенно начинал осознавать значимость момента. «ИИ способен на многое, – сказал во время матча один из игроков в го, объяснявший мне каждый ход. – Очевидно, что он стал умнее людей».

Ли Седоль проиграл первые три партии из пяти. AlphaGo капитулировала в четвертой, на что аудитория отреагировала вздохом облегчения. В пятой партии Ли Седоль сидел в замешательстве, опустив голову и не видя пути к победе. Когда он признал итоговое поражение, зрители ахнули в изумлении.

«Это меняет все, – сказал мне один из разработчиков ИИ из числа зрителей. – Все!»

Как мне вскоре стало известно, китайские власти были одновременно впечатлены и шокированы тем, что машина, принадлежащая не кому-нибудь, а американской компании, сумела одержать верх в игре, настолько тесно связанной с национальной культурой Китая. Китайско-тайваньский инвестор в области ИИ Кай-Фу Ли назвал это «моментом спутника» для Китая, отсылая к запуску Советским Союзом первого искусственного спутника Земли в октябре 1957 года. Тогда, опасаясь, что их иностранный противник ушел далеко вперед, Соединенные Штаты начали космическую гонку, кульминацией которой стали полеты кораблей «Аполлон» на Луну.

Настало время и Китаю осознать необходимость догонять технологически более продвинутую сверхдержаву. Перед правящей верхушкой страны, отобранной председателем Си для воплощения в реальность грандиозной стратегии, которая позволила бы Китаю отыграть отставание от США в технологической сфере, была поставлена новая цель: обойти Соединенные Штаты и превратить Китай в глобального лидера в области технологий.

Глава 15

Большой мозг

Эпоха интернета будет способствовать улучшению жизни людей, развитию производства и повышению производительности.

Си Цзиньпин, речь во время посещения офиса Tencent, 7 декабря 2014 года

«Думая о своем пребывании в лагере, я увидела иронию в том, как люди существуют в этой системе, – рассказывала Майсем. – Чтобы выжить, каждый должен стать роботом, лишенным чувств». Однако вскоре она узнала, что не все арестанты были превращены в зомби. Некоторые лишь притворялись…

Майсем наблюдала за заключенным из своего класса, господином Бехрамом. На вид ему было около шестидесяти лет. Иногда после исполнения патриотических пропагандистских гимнов он вставал и запевал глупую детскую песенку, разрушая благоговейную атмосферу. В класс врывались охранники и избивали его дубинками. Но господин Бехрам не отступал и продолжал петь, пока его не вытаскивали из комнаты. Однажды он вернулся в класс на следующий день, в синяках и с рукой в гипсе, и снова запел детскую песенку, и снова его избили и увели.

Майсем находилась в своей тюремной камере и готовилась к следующему занятию, когда с испугом услышала мужской плач в соседнем помещении.

«Заткнись, будь мужчиной, не хнычь!» – кричал охранник, избивая кого-то.

Затем двери в камеру Майсем распахнулись, и охранники ввели пожилую женщину, которой на вид было около семидесяти лет. Ее только что задержали, и вскоре она должна была приступить к своей программе «профессиональной переподготовки».

«Варварское место! – кричала хрупкая женщина охранникам. – Как во времена председателя Мао! Никакого закона, только идиотская полиция!»

В отчаянии она присела на кровать, а двери камеры автоматически закрылись. Успокоившись, она тихим голосом рассказала Майсем свою историю.

«Те плачущие мужчины в другой камере – мои сыновья, – объяснила она. – Сегодня к нам домой пришла полиция. Я была со своими тремя сыновьями, и их дети тоже были в доме. Но случилась беда. Полицейские постучали в дверь для обычной проверки. Они заглянули внутрь и увидели много детей. И они поняли, что мои сыновья нарушили закон о количестве детей в семье. Полицейские вломились внутрь и потребовали документы, которые отсканировали при помощи смартфонов».

Полиция явно намеревалась изъять детей и поместить их в государственные детские дома, где их будут подвергать политической индоктринации. «Я уже на пенсии! Я просто старуха! Зачем вы мучаете детей?» – протестовала женщина.

«Это вопрос регулирования численности населения, госпожа», – отвечал офицер со зловещим спокойствием.

Когда она сказала ему: «Убирайтесь из моего дома!», полицейский заковал пожилую женщину и трех ее сыновей в наручники.

«В соответствии с распоряжением управления общественной безопасности вы задержаны в рамках программы предиктивного полицейского контроля, – объявил офицер, использовав термин, указывающий на совершение предпреступления. – Вас отправят в центр принудительного содержания, где ваши мысли приведут в порядок».

«Я перенесла болезнь. У меня слабое здоровье», – жаловалась старушка Майсем и другим сокамерницам. Девушка заметила, что она с трудом ходит и плохо слышит. Из двадцати остальных сокамерниц почти все находились в камере.

Они слышали, как в соседней камере охранники разговаривали о трех сыновьях старушки, а затем снова избивали их.

«Что вы о себе возомнили, чтобы распускать здесь сопли?» – кричал один из офицеров.

«Кто-нибудь, скажите им, чтобы они остановились», – проговорила старушка. Она начала задыхаться. Затем схватилась за грудь и рухнула на кровать.

«У нее сердечный приступ!» – закричала Майсем. Двери открылись, и вошли не слишком обеспокоенные охранники.

«Притворяется, – предположила женщина-охранник. – Мы много таких видели. Не помогать ей!»

Офицер помахал шипованной резиновой дубинкой перед арестантками, чтобы у них не возникло соблазна вмешаться: «Поможете ей, и я проломлю вам череп».

Майсем двинулась к старушке, но охранник оттолкнул ее. Пожилая женщина тяжело дышала, лежа на кровати, ее глаза выглядели пустыми, словно она была без сознания. «Я никогда раньше не видела, чтобы у кого-то случился сердечный приступ, – рассказывала мне Майсем. – Чувствовала себя беспомощной».

Охранники приказали арестанткам отправляться на индоктринацию.

«Что нам еще оставалось делать? Невыносимая ситуация…» – говорила Майсем.

После двухчасового курса пропаганды они вернулись в камеру. Пожилой женщины в ней уже не было. Тем временем трех ее сыновей заставили неподвижно стоять во дворе в течение часа.

Позади них дежурил охранник с шипованной резиновой дубинкой в руках.

«Мы так и не узнали, что случилось с той старушкой. Надеюсь, они помогли ей и отправили домой. Я должна была оставаться оптимисткой, это был единственный способ выжить в том месте, – говорила Майсем. – В тот момент я поняла, что могу и не выбраться оттуда. Теперь я знала, что должна выжить».

На следующий вечер, после индоктринации, когда Майсем уже думала, что день близится к завершению, охранники повели ее в особую комнату, куда и раньше водили заключенных. Они всегда возвращались оттуда в крови, синяках и ушибах. «За столом для допросов сидел мужчина, – вспоминает она. – Он выглядел так, будто ждал меня».

Майсем села перед ним. На нее уставились четыре камеры видеонаблюдения. Этот человек оказался тем самым мелким партийным руководителем – бывшим научным сотрудником, с которым несколько дней назад разговаривала ее мать. Очевидно, он знал, что с делом Майсем не все в порядке, и пришел разобраться в происходящем.

«Здесь только вы и я», – сказал чиновник Майсем. Он утверждал, что камеры выключены. Девушка, разумеется, решила, что он врет.

«Я просто хочу посмотреть, что вы за человек».

«Я студентка, – ответила Майсем. – Это просто какая-то ошибка». Он достал блокнот и посмотрел в него.

«Знаете ли вы каких-нибудь сепаратистов на Ближнем Востоке? Террористов, экстремистов?»

«Конечно, нет».

«Что вы думаете о стратегии нашей страны в том регионе?»

Сперва Майсем не знала, что ей ответить, – каждый вопрос мог быть ловушкой. Она попробовала мыслить как ее мать, которая умела всегда найти нужные слова в нужный момент.

«Думаю, что это нормально, когда страна защищает свои интересы, – сказала Майсем, дав расплывчатый ответ, – она научилась этому в университете. – Какая страна не хочет защитить себя?»

«Расскажите мне об истории Движения за независимость Восточного Туркестана», – попросил чиновник, имея в виду организацию, которая, по утверждениям Китая, несла ответственность за террористические атаки на его территории.

Майсем не имела к этой организации ни малейшего отношения.

«Если я притворюсь, что вообще ничего об этом не слышала, они мне не поверят, ведь я уже попала в лагерь, – подумала