Спартанец - Валерио Массимо Манфреди

занят тем, что кормил молосса. – Бритос, ужасная весть. Агиас… Он умер.

– Умер? – переспросил юноша и резко обернулся.

– Да, сын мой, он повесился у себя дома этой ночью.

Бритос замер, словно пораженный молнией. Он был не в силах сдержать дрожь, охватившую его тело. Юноша выбежал со двора и направился к дому друга. Перед дверью стояла небольшая толпа тихо плачущих женщин в черных одеждах. Бритос вошел в темную комнату. В центре на погребальном ложе лежало тело, одетое в доспехи, которым родители постарались вернуть первоначальный вид. Мать Агиаса сидела рядом с покойником с покрытой головой и сухими глазами. Отец подошел к Бритосу и обнял его.

– Бритос, – сказал он дрожащим голосом. – Бритос, твоего друга не удостоят ни похорон, ни сопровождения в последний путь с боевыми товарищами. Командир вашего отряда сказал, что они не окажут почестей тем, кто струсил.

– Те, кто струсил… – пробормотал Бритос, выйдя из себя – Те, кто струсил. – Он обнял убитого горем старика. – У Агиаса будет сопровождение на похоронах, – сказал он твердым голосом, как подобает всем воинам.

Он отправился домой, и четыре илота начали подготавливать носилки, на которых тело доставят к месту кремации. Там уже были сложены ветки для скромного прощального костра. На глазах у изумленной Исмены Бритос открыл сундук и достал парадные доспехи рода Клеоменидов – те самые, которые отец надевал на праздники в Медном доме, когда стоял рядом с царем. Бритос старательно вымылся, причесал длинные черные волосы, надушил их и уложил в пучок. Затем надел металлические поножи, облачился в бронзовые доспехи, украшенные орнаментом из меди и олова; затянул кожаный пояс, на котором висел тяжелый меч с рукоятью из слоновой кости; накинул на плечи черный плащ и застегнул пряжку с каплей янтаря; взял в руки щит с изображением дракона и копье.

– Сын, зачем ты это делаешь, куда ты собрался? – тревожно спросила Исмена.

– Командир нашего отряда отказал Агиасу в похоронном кортеже. Он сказал, что почести не положены тому, кто струсил. Поэтому будет правильно, если труса в последний путь проводит трус… Я буду почетным стражем Агиаса.

Он надел на голову шлем с тремя черными гребнями из конского волоса и под удивленными взглядами прохожих направился к дому Агиаса. Всю ночь он сторожил тело друга стоя, как статуя бога войны.

Незадолго до рассвета, когда город спал, скромная процессия двинулась по тихой улице в сторону погребального костра: впереди шли четверо илотов с носилками, сзади – родители с покрытыми головами и немногочисленные родственники. Бритос замыкал шествие в великолепных парадных доспехах, поблескивавших в бледном свете зари. Процессия пересекла центр города – над погасшими треножниками у Медного дома поднимались тонкие струйки дыма, – затем направилась к южным воротам. Мертвую тишину нарушало лишь поскуливание собак у домов на окраине, да время от времени петушиный крик, который тут же растворялся в неподвижном, застоявшемся воздухе. Когда процессия вышла из города и оказалась среди полей, Бритос заметил фигуру человека, закутанного в потрепанный серый плащ: это был Талос. Он жестом подозвал его.

– Тебя только не хватало, – сказал Бритос хриплым голосом, – на похоронах того, кто струсил.

Талос присоединился к траурной процессии, двигавшейся по пыльной дороге, и некоторое время наблюдал за носилками, на которых покачивалось на каждом шагу тело Агиаса. Затем Талос достал из сумки тростниковую флейту и начал играть. Раздалась напряженная, вибрирующая музыка. Бритос вздрогнул, но не прервал своего медленного торжественного шага. Талос играл боевой гимн сражения при Фермопилах.

В назначенном месте труп возложили на сухие ветки, и пламя охватило исхудавшее от голода и безумия тело покойника.

Таковы были погребальные почести, оказанные Агиасу, сыну Антимакоса, воину из двенадцатой сисситии третьего отряда спартанцев.

Глава 10. Одинокий гоплит

Гибель Агиаса стала для Бритоса последней каплей. После похорон он окончательно ушел в себя, перестал разговаривать и отказывался от еды. Выбрав безлунную ночь, он вышел из дома с твердым намерением покончить с собой. Желая избавить мать от ужасного зрелища, которое предстало глазам родителей Агиаса, Бритос решил отправиться на гору Тайгет. Дождавшись, когда весь дом погрузился в сон, он разулся, тихонько вышел из атриума и прошел во двор. Его тут же встретил молосс Мелас, радостно виляя хвостом и поскуливая. Бритос погладил пса по голове и успокоил его.

– Смирно, Мелас, смирно, – сказал он шепотом, и пес сел. Бритос погладил его по спине и с горечью вспомнил тот далекий день, когда отец подарил ему молосса. Он встал и направился к лесу по узкой тропе. Как часто в детстве он гулял здесь с друзьями! Бритос долго бродил по лесу, и порою страх охватывал его при мысли о столь ужасной кончине, бесславной и безутешной. Никто и никогда не готовил его к подобной смерти. Он хотел найти укромное место, чтобы никто не нашел его, и вместе с тем ужасался при мысли о том, что его непогребенное тело растерзают дикие звери и душа будет вечно скитаться у ворот царства теней. Бритос думал о городе, о том, как Спарта бессмысленно пожертвовала кровью царя Леонида и отца; о городе, причинившем страдания бедному царю Клеомену и несчастному Агиасу. Сегодня Спарта, сама того не зная, вновь будет запятнана кровью, и на сей раз это будет кровь Бритоса.

Юноша очутился на поляне, на вершине холма. На ней рос огромный дуб с дуплом, окруженный зарослями колючих кустов. Настала пора положить конец слухам и совершить то, что должно: он вынул кинжал и поднес к груди. Бритос уже приготовился вонзить его, но в этот миг огромный кулак, словно молот, опустился на его голову, и юноша рухнул на землю.

– Во имя Зевса, Карас, я же просил тебя оглушить его, а не прикончить, – раздался чей-то голос.

– Я не виноват, – пробормотал гигант. – Просто нынешнее поколение уж больно нежное.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что слышал, – буркнул он из-под густой бороды. – Видел бы ты, как лет двадцать назад мы воевали у Геллеспонта с фракийцами… Там был спартанский наемник, который потерял копье и кулаком разбивал вражеские щиты.

– Ты не рассказывал, что воевал с фракийцами.

– Я со всеми воевал, – проворчал Карас и мрачно посмотрел на Бритоса, лежавшего без сознания. – Нам пора идти, скоро рассвет.

Они направились к верхнему ручью. Когда они вошли в хижину Караса, уже начинало светать.

– Наконец-то, – пропыхтел Карас и опустил свою ношу на постель из козьих шкур. – Что-то устал я от этого груза.

Талос снял капюшон и плащ, под которым он прятался, и сел.

– У тебя есть что-нибудь съедобное? – спросил он. – Я проголодался после ночной вылазки.

– Ты прав, – ответил Карас, – но, боюсь, у меня почти ничего нет. В последнее время я не успеваю следить за домом.

Он достал из сумки кусок хлеба,