Спартанец - Валерио Массимо Манфреди

жизнь – это единственное, что имеет значение для меня? Что ты знаешь о моей жизни и жизни моего народа? Знаешь ли ты, что значит терпеть рабство, каждый день носить ярмо, словно животное, без надежды на свободу? Не по воле богов мы стали рабами, а из-за людей, таких, как ты… и я. Завтра, а может быть, это происходит прямо сейчас, целые процветающие и свободные народы будут насильно захвачены и обращены в рабство. Благородные, гордые, храбрые люди, такие, как твой отец и, возможно, как ты. Конечно, люди, рожденные в цепях, не знают, что такое свобода. Но они знают, что такое мужество. Такое мужество, которое тебе даже не снилось. Мужество нести каждый день тяжкий груз, не сгибая спины, мужество продолжать жить для себя, для тех, кого любишь.

Бритос вспомнил, как молодого пастуха окружили вооруженные враги и как он яростно отбивался с помощью простого посоха. И увидел светловолосую девочку, прикрывшую его своим телом.

– Скоро ты узнаешь, человек ты или раб, – безжалостно продолжил Талос. – Живи, если сможешь, как тебе приказали, переживи то, что тебе кажется бесчестьем. Даже осел умеет без стонов переносить удары кнута. – (Бритос почувствовал, как кровь приливает к лицу.) – Даже животные умеют драться и смертельно ранить друг друга.

– Довольно! – крикнул Бритос и положил руку на меч. – Не гневи меня.

– Только человек умеет выживать, подавляя отчаянные крики сердца. Только человек умеет сдерживать печаль, бунт, ярость, нести мерзкую ношу стыда на плечах. Ты покрыт бронзой, Бритос, но на твои кости натянута кожа, и она умеет отзываться лишь на дробь барабана, зовущего в бой. Плакал ли ты когда-нибудь, Бритос? Наполнялись ли твои глаза слезами? У тебя отняли славу, и от тебя остался лишь сосуд с песком. Талос ткнул ему пальцем в грудь. – Что скрывается под этими доспехами, Бритос, что там? – Он замолчал, прикусил губу и сжал кулаки с такой силой, что ногти впились в плоть. – А теперь выхвати меч из ножен, воин, – холодно сказал он, – и ты увидишь, как раб может ценить свою жалкую жизнь.

Бритос опустил голову и не сказал ни слова.

Диск луны скрылся за надвинувшейся из-за вершин Геликона черной тучей. Густой мрак окутал небольшое поле и погасил отблески лунного света. Пение сверчков затихло, и лишь тлеющие угольки костра продолжали отбрасывать слабые блики. Настала очередь Агиаса стоять на страже, но его одолела усталость, и юноша заснул. Вдруг откуда ни возьмись появилась тень и незаметно проскользнула сквозь редкий кустарник. Может быть, это был дух, который днем скрывается в лоне земли, а по ночам бродит в поисках безвременно утраченной жизни. Он крался беззвучными шагами… Тень уже стояла рядом с Бритосом, позади Агиаса, и нависла над ним огромным призраком. Она присела, словно ища что-то, затем встала и ушла… или исчезла. Так, по крайней мере, показалось Талосу во сне. И конечно, когда луна вновь озарила небо, юноши крепко спали. С моря подул влажный ветерок, но только Агиас, вздрогнув, проснулся.

Рано утром они остановились у ручья, чтобы напоить лошадей, а потом продолжили путь. Когда солнце только показалось из-за горизонта, они уже вышли к морскому побережью, а когда добрались до перешейка, солнце сияло высоко в небе. Уставшие, покрытые пылью пройденных дорог, они остановились в заброшенном доме, чтобы немного подкрепиться горстью оливок и куском черствого хлеба, которые Талос достал из сумы. Вскоре они уже были у подножия стены, воздвигнутой пелопоннесскими войсками, чтобы преградить путь на юг. Спартанский офицер выглянул с бастиона.

– Кто вы? – крикнул он. – Что вам нужно?

– Я Бритос, сын Аристархоса, спартанец, – услышал офицер ответ. – Мы прибыли из Фермопил.

Послышались возбужденные приказы, и тут же в основании стены открылась небольшая железная дверь.

– Заходите, живо, – сказал офицер и отодвинулся в сторону. – Скажите, – добавил он, – как вам удалось спастись? Союзники опередили вас на несколько часов. По их словам, выживших нет.

– Верно, – ответил Бритос надломленным голосом, – они остались, чтобы прикрыть отступление союзников. Мы здесь потому, что царь Леонид доверил нам послание для эфоров, он велел доставить его лично им в руки.

– Царь? – спросил офицер.

– Царь мертв, – ответил Агиас. – Никто не спасся. Вам, должно быть, известно, что кто-то показал врагам проход Анопею; мы едва успели уйти. А теперь пропусти, нам пора. Мы должны выполнить нашу миссию.

Вокруг собралась толпа солдат.

– Кто они? – спросил кто-то.

– Это наши, пришли из Фермопил.

– Из Фермопил? По слухам, не спасся никто!

– Эти спаслись.

– Говорят, у них послание от царя Леонида.

Бритос пришпорил коня, пробиваясь сквозь толпу солдат, которые расступились и пропустили его. Вскоре, оставив позади передовые позиции и поля, защищенные траншеями, они добрались до склона, ведущего к Арголийской равнине. Обогнув предательский город Аргос, который, вероятно, уже вступил в переговоры с персами, они направились к Мантинее и прибыли туда под вечер. На следующий день они стояли у ворот Спарты. Под палящими лучами солнца город сиял ослепительной белизной, с одной из колонн свешивалось длинное черное полотнище.

Они въехали в город в самое людное время; горожане расступались, пропуская их, но бросали на них любопытные и недоверчивые взгляды. Лошади лоснились от пота и шаркали копытами по дорожной пыли, опустив уши и повесив хвосты. Юные воины с трудом держались в седлах. Их доспехи были измяты, одежда порвана и испачкана, тела покрыты синяками и гноящимися ранами. Головы, влажные от жары, поникли на грудь. Оказавшись на большой площади возле Медного дома, они подъехали к нему. В здании заседал совет старейшин с эфорами, обсуждавший последние события. Весть о падении Фермопил уже доставил тегейский всадник с первыми лучами солнца.

Страж провел Бритоса и Агиаса в зал заседаний совета. Их появление было встречено ропотом удивления. Юных спартанцев узнать было непросто: истощенные, покрытые ранами и грязью, с налитыми кровью глазами, запавшими в глазницы, они больше походили на призраков из царства теней, чем на самих себя. Бритос заговорил первым:

– Почтенные отцы, наше сопротивление в ущелье потерпело поражение из-за предательства. Кто-то указал врагам Анопейский перевал, поэтому царь Леонид отпустил союзников, чтобы не приносить их в жертву без нужды. Сам он остался с нашими воинами, чтобы прикрыть их отступление. Мы – единственные выжившие, потому что царь приказал нам доставить это послание. – Он передал кожаный свиток стражнику, который вручил его старшему из эфоров. – Леонид приказал прочесть это в присутствии старейшин, эфоров и царя Леотихида. Немедленно.

Эфор ответил, не распечатывая свитка:

– До нас дошли вести о великой доблести наших воинов при Фермопилах. Они пролили кровь за свободу всех греков, и город почтит их память торжественными похоронными обрядами. Город чтит и вас за то, что вы сражались до истощения сил и подчинились приказам вашего