Счастливые девочки не умирают - Джессика Кнолл

— Я и так в штаны не влезаю, — застонала я, отколупнув внушительный кусок шоколада.

— Плевать. — Артур сунул полную ложку в рот и медленно вытащил обратно, уже пустую.

— Я сегодня столкнулась в коридоре с Дином. Он сказал: «Ничего себе, вот это тебя разнесло».

Самое вкусное мороженое было у стенок ведерка — оно быстро таяло и послушно влезало на ложку.

— Зажравшаяся белая шваль он, — Артур в сердцах вонзил ложку в мороженое. — Ты и половины всего не знаешь.

Я провела языком по зубам, слизывая шоколадный налет.

— Половины чего?

Артур хмуро уставился на ведерко с мороженым.

— Ничего. Проехали.

— Так. — Я на минуту отложила ложку. — Выкладывай.

— Лучше тебе и не знать, — ответил Артур, взглянув на меня из-под очков. — Поверь.

— Артур! — с нажимом сказала я.

Он сокрушенно вздохнул, как будто сожалея, что вообще затеял этот разговор. На самом деле он ни капельки не сожалел. Хранители секретов ждут не дождутся, когда из них клещами вытянут тайное знание, скрывать которое больше нет сил. Главное, обработать их как следует, тогда им не будет мучительно стыдно за то, что проболтались. «Меня буквально загнали в угол! Что мне было делать?» По сути, сугубо женская игра, и Артур владел ее приемами в совершенстве. Это куда красноречивей свидетельствовало о его сексуальной ориентации, чем эпатажное поведение и ходульные фразы, которые легко было принять за позу, за блестяще сыгранную, но чуждую роль.

— Уж кому-кому, а мне ты можешь сказать, — проговорила я со значением.

Артур всплеснул руками, показав, что с него хватит.

— Ладно, — нехотя согласился он, воткнул ложку в мороженое и положил руки на стол. — В нашей школе учился один парень. Бен Хантер.

Я уже слышала это имя раньше — в тот вечер, когда вместе с ХО-телками и Мохноногими улизнула со школьного вечера на Место, где они успешно нажрались. Мне вспомнилось, с какой радостной гадливостью Оливия отзывалась о случайно подсмотренном «рандеву» Бена с Артуром и с каким ехидством Пейтон прибавил, что Бен едва не покончил с собой. Первая часть этой истории казалась типичной выдумкой Оливии, состряпанной ею, чтобы собрать вокруг себя любителей «жеребятинки». Тем не менее что-то мне подсказывало, что рассказывать об этом Артуру не стоит. Отчасти я боялась, что услышанное может оказаться горькой правдой. Меня трясло от мысли, что Артур действительно стоял на коленях перед Беном. Артур был для меня интеллектуальным ориентиром, а вовсе не животным во время гона. Не таким, как я.

— А кто это? — Я сделала вид, будто впервые слышу про Бена Хантера.

— Дин едва не довел его до самоубийства. — Артур поправил очки, мазнув пальцем по левому стеклу, и без того донельзя заляпанному.

Мороженое в ведерке подтаяло и, как нежно-зеленый зыбучий песок, затянуло мою ложку по кончик черенка.

— Как? Как можно довести кого-то до самоубийства?

Артур уставился на меня мрачным немигающим взглядом.

— Годами не давать проходу, а потом унизить так, что… — он запнулся и замотал головой. — Нет, не могу. Ты уверена, что хочешь это знать?

— Да говори уже, — взмолилась я, едва не поперхнувшись мороженым.

Артур вздохнул, и его мощные плечи осунулись.

— Ты знаешь Келси Кингсли?

Я кивнула — мы с ней пересекались на уроках истории.

— В конце восьмого класса она устроила вечеринку. Земли вокруг ее дома немерено — акра три, не меньше. Бассейн, теннисные корты, все дела. Ну так вот, на вечеринку заявились Дин, Пейтон и еще парочка уродов из футбольной команды, все старше нас. Считалось, что им зазорно якшаться с малолетками, но Пейтон тогда бегал за Келси. Ему подавай тех, кто помладше. — Артур дернул подбородком в мою сторону, и я закатила глаза к потолку. — В общем, они уболтали Бена забить с ними косяк и увели его в лес. — Артур зачерпнул шарик мороженого размером с мячик для гольфа. — Ума не приложу, почему Бен повелся. Я бы ни за что не пошел. В общем, Пейтон с дружками набросились на него и сорвали одежду, а Дин… — Артур проглотил мороженое и содрогнулся.

— А Дин?

Артур сжал виски ладонями, сделал выдох и, вскинув брови, проговорил:

— Дин насрал прямо ему на грудь.

Откинувшись на спинку стула, я обеими руками закрыла рот.

— Фу! Какая гадость!

Артур щедро зачерпнул мороженое ложкой.

— Я тебя предупреждал. Короче. Когда они его отпустили, он сбежал. Шатался где-то целые сутки. Его нашли в какой-то аптеке, в туалете. Он купил лезвие, и… — Артур чиркнул левой ладонью по венам на правой руке, скрипнув зубами от воображаемой боли.

— Он выжил? — Я вдруг поняла, что схватилась за собственное запястье, зажимая воображаемый порез.

Артур покачал головой.

— Нужно очень постараться, чтобы задеть артерию.

— И где он теперь?

— В какой-то клинике, — дернул плечом Артур. — Чтоб ты знала, это случилось каких-то полгода назад.

— Ты с ним общаешься? — спросила я, следя за его реакцией.

Его лицо сморщилось, и он покачал головой.

— Он мне нравится, но у него явные проблемы с головой. — С этими словами Артур отодвинул ведерко с мороженым в сторону и шваркнул на середину стола школьный альбом. — Давай отыграемся на Дине. За Бена, — пробормотал он, найдя нашу любимую страницу. Мы пририсовали Дину обезьяньи уши, накалякав поперек его улыбающегося лица: «Смотрю в книгу — вижу фигу». «Вижу зигу», — исправил Артур.

Другие страницы мы тоже не обходили своим вниманием. Оливия частенько была в употреблении. Я испещрила ее нос точками, подписав фотографию: «У меня прыщавый нос». «И нет сисек», — дописал Артур.

Артур отдавал предпочтение Пейтону. Школьный альбом был трехлетней давности, значит, когда мы с Артуром учились в шестом классе, Пейтон ходил в восьмой. В средней школе Пейтон был еще смазливей, хотя, казалось бы, дальше некуда. Я пририсовали ему два хвостика на голове. Теперь всякий раз, глядя на эту страницу, я готова была поклясться, что это девочка. «Трахни меня в мой розовый задик», — «озаглавил» фотографию Артур. Позже он дописал: «И придуши меня». Оказывается, однажды в школьном автобусе Пейтон накинул Артуру на шею шарф и затянул его так, что на коже остался лиловый след.

— Мне месяц пришлось ходить в водолазке, — пожаловался Артур. — А ты знаешь, как быстро я перегреваюсь.

Артур пририсовал облачко рядом с губами Дина. «О чем размышляет благородный Дин Бартон?» — спросил он себя вслух, но тут дверь распахнулась и вошла миссис Финнерман.

— Кто есть дома? — крикнула она.

Артур схватил со стола курительную трубку и сунул ее в карман.

— Мы на кухне, мам! — откликнулся он. — Тифани пришла.

Я повернулась лицом к дверям. Миссис Финнерман вошла в кухню, на ходу стаскивая с себя шарфик.

— Привет, солнышко, — приветливо поздоровалась она со мной.

— Здрасте, миссис Финнерман, — улыбнулась я в надежде, что не выгляжу тупой и обкуренной.

Миссис Финнерман сняла очки, затуманившиеся в тепле после холодной улицы, и протерла их краем блузки.

— Останешься на ужин? — предложила она.

— Спасибо, не могу, — извинилась я.

— Знай, что здесь тебе всегда рады, дорогая. — Она надела очки и сверкнула глазами из-за сияющих стекол. — Всегда.

Мистер Ларсон давно предупреждал, что после разбора романа Кракауэра «Смерть на Эвересте» нас ждут две недели грамматики. Класс дружно запричитал и заохал. Мистер Ларсон посматривал на нас и лукаво улыбался той же улыбкой, какой одаривал свою подружку, прежде чем запустить пальцы в ее густые белокурые волосы и припасть к ее губам.

Помню, что новость меня опечалила: в старой школе на уроках грамматики монашки муштровали нас, как солдат. С другой стороны, во мне взыграл своего рода азарт. Испытайте меня, мысленно умоляла я в начале года. Герундий, причастие настоящего времени, артикли — спрашивайте что хотите. Я порву этих дилетантов, как тряпку. Теперь, когда мистер Ларсон ушел из школы, мой дух соперничества испарился, и я просто радовалась возможности пофилонить.

На смену мистеру Ларсону пришла миссис Хёрст. Невысокая и худощавая, как десятилетний мальчишка, она одевалась в детском отделе универсама, отдавая предпочтение пыльно-желтым штанам и рубашкам пастельных оттенков. Со спины ее запросто можно было принять за приставучего младшего братца одного из старшеклассников. Ее дочь училась в выпускном классе и уже обеспечила себе место в престижном Дартмутском колледже, и поэтому — а еще потому, что у нее был длинный нос и густые тени под глазами, — сначала показалась мне безобидной заучкой. Однако, годами страдая от презрения со стороны школьных красавиц и парней, даже не смотревших в ее сторону, она сделалась отъявленной сплетницей. Ее мать, восседавшая теперь за учительским столом вместо мистера Ларсона, невзлюбила меня с самого начала.