Счастливые девочки не умирают - Джессика Кнолл

— Почему твой отец оставил его здесь?

Артур провел взглядом вдоль ствола и тупо уставился на меня сквозь мутные, запотевшие стекла очков. Щелкнуть бы пальцами у него перед носом и пропеть: «Эй! Кто-нибудь дома?» В следующий миг он выставил вбок бедро и жеманно согнул запястье.

— Зачем? Чтобы сделать из меня мужика, глупышка.

У него вышло «глупыфка», потому что он нарочно присюсюкивал и так манерно отклячил бедро, что я рассмеялась. Я не знала, как принято отвечать в таких случаях, но Артур, очевидно, хотел меня повеселить.

В конце октября ушло последнее летнее тепло, задержавшееся словно по недоразумению, и осень вступила в свои права. Когда я позвонила в дверь дома, где жил Артур, с меня лился пот, несмотря на холодную погоду. Мистера Ларсона не было уже несколько недель, и его заменяла помощница тренера по хоккею на траве. Она понятия не имела, как проводить тренировки, и просто заставляла нас каждый день бегать пятикилометровку, а сама строила глазки заведующему спортивной частью, у которого были жена и двое маленьких детей. После первого километра я незаметно сходила с дистанции и тайком пробиралась к дому Артура, чтобы покурить. Тренер Бетани либо не замечала, что меня нет среди остальных бегунов, либо ей было начхать. Я склоняюсь ко второму варианту.

Артур приоткрыл дверь, и в просвете показалось его квадратное прыщавое лицо. Мне вспомнился знаменитый кадр с Джеком Николсоном из кубриковского «Сияния».

— А, это ты, — сказал Артур вместо приветствия.

— А кто ж еще? — Я сбегала с тренировок с того самого дня, когда впервые прогуляла школу. В школе меня, как и следовало ожидать, хватились, и родители, как и следовало ожидать, посадили меня под домашний арест. Когда они спросили, почему мне вздумалось прогулять школу, я ответила, что до смерти захотела макарон с томатным соусом, которые подают в городской пиццерии.

— То есть как это до смерти? — раскипятилась мама. — Ты что, беременна?

Ее рот уныло скривился. Должно быть, она вспомнила, что старшеклассницы «залетают» чуть ли не каждый день, и представила, как унизительно будет ходить с четырнадцатилетней дочерью по магазинам для беременных.

— Мама! — негодующе воскликнула я, хотя не имела на этого никакого морального права. Мама была не так уж далека от истины.

По-моему, школьная администрация заподозрила, что в тот день в комнате отдыха произошло что-то неладное, не соответствующее высоким моральным стандартам школы, однако Артур успел снять мои шорты прежде, чем учителя смогли разобраться, что к чему, ну а я, разумеется, не собиралась их просвещать на этот счет.

Но еще хуже, чем внезапное падение моих «акций», было то, что из школы исчез мистер Ларсон. «Он получил более привлекательное предложение», — вот и все, что нам объяснили в администрации. Я рассказала Артуру — и только ему — о том, что ночевала в одной комнате с мистером Ларсоном у него дома. Артур выпучил глаза из-за перемаранных очков.

— Сдуреть можно! Ты с ним переспала?

Я бросила на него взгляд, полный отвращения. Артур расхохотался:

— Да шучу я, шучу. У него есть подружка. Сексапильная. Говорят, фотомодель.

— Откуда ты знаешь? — рыкнула я, внезапно почувствовав себя коротконогой, толстомясой, широкозадой неудачницей, над которой однажды сжалился мистер Ларсон.

— Все так говорят, — пожал плечами Артур.

Хоть я и была под домашним арестом, мои родители плохо себе представляли, когда у меня заканчиваются тренировки, так что я почти каждый день тусовалась у Артура. Благо жила я далеко, а домой ездила на поезде. «Иногда тренировка длится полтора часа, бывает, что и два, — объяснила я маме. — Смотря какой километраж». Мама поверила на слово. Мне оставалось только звонить домой по залапанному таксофону на станции Брин-Мор и сообщать, каким поездом приеду. К тому времени тренировка давно закончилась, а курево выветривалось из головы, оставив теплый и мутноватый осадок. Повесив трубку, я во все глаза смотрела, как у перрона останавливается поезд, из-под скрипучих колес которого вырывается пар. То ли я плыла как в тумане, то ли все остальное как будто замедлилось.

Артур метнул взгляд на теннисные корты за моим плечом и автостоянку, где в потрепанных «Хондах» сидели гувернантки, дожидаясь, когда вернутся с тренировки их подопечные.

— А то бегают тут идиоты, звонят в дверь и дёру.

— Ты о ком? — спросила я, почувствовав, как что-то неприятно сжалось внутри.

— Угадай с трех раз, — ответил Артур, с укором поглядывая на меня, как будто я была главной зачинщицей.

— Может, все-таки меня впустишь? — По спине у меня скатилась капелька пота и заползла под резинку трусов.

Артур распахнул дверь, и я вбежала внутрь, пронырнув под его рукой.

Вслед за Артуром я поднялась по лестнице на чердак, куда он переехал из своей комнаты. Деревянные ступеньки жалобно скрипели под ногами.

— Почему? — спросила я, когда он впервые привел меня сюда. Я обвела взглядом голые стены и поежилась. Комната выглядела недоделанной, незащищенной. Неуютной. Артур высунул руку в окно и постучал закопченной курительной трубкой по карнизу. Черные хлопья сажи, как обугленные снежинки, посыпались вниз.

— Захотелось уединения, — кратко пояснил Артур.

Из вещей он взял с собой очень немногое. Даже одежда осталась в старой спальне, куда он заходил перед школой, как в гардеробную. На самом видном месте — на высокой стопке книг, служившей ночным столиком, — стояла самая ценная вещь, которая переехала вместе с ним: детская фотография Артура с отцом. Лето, они сидят на берегу грязно-серого океана и, смеясь, вглядываются в волны. Рамка оклеена ракушками, крашенными в пастельные тона.

— Похоже на детсадовскую поделку, — насмешливо заметила я, повертев рамку в руках.

Артур выхватил ее со словами:

— Не трогай. Это мама для меня сделала.

Рамка стояла на фотоальбоме времен средней школы — главном источнике наших развлечений. Больше всего мы с Артуром любили поизмываться над фотографиями ХО-телок и Мохноногих, расправляясь с их прошлыми воплощениями — растрепанными тщедушными уродцами с брекет-системами на зубах.

За художества мы принимались после того, как курнули и совершили опустошительный набег на кухню, с хохотом скатившись с лестницы на ватных ногах. Миссис Финнерман работала до пяти, а потом еще час-другой заполняла классные журналы. Она и не догадывалась, какой у нее удобный график работы.

Некоторые счастливчики в состоянии стресса теряют аппетит и худеют. Мне казалось, что я буду из их числа, но когда жгучая тревога за свое реноме уступила место пониманию, что меня сбросили с пьедестала за каких-то семь недель, я вновь начала есть от души и с удовольствием.

Артур много лет назад догадался, что стресс можно «заедать», и был мне верным сообщником. Мы заедали душевную боль самыми сумасшедшими кулинарными изысками — например, «Нутеллой», разогретой в микроволновке до состояния затвердевшего шоколадного печенья. Это было еще до того, как «Нутелла» появилась в каждом доме.

— Что это за штука? — спросила я, наткнувшись на незнакомую банку в шкафчике.

— Какая-то диковинная хрень из Европы, — пожал плечами Артур. Я перевела взгляд на банку и в изумлении скорчила гримасу.

Мы бросали на противень кусок замороженного песочного теста, свернутого трубкой, и, даже не порезав на части, запекали целиком, как рулет, до золотистой корочки по краям. Середина оставалась сырой, и мы ложкой выедали непропеченную яично-желтую кашицу. Вся моя новая одежда, купленная в начале учебного года, трещала по швам. Молния на штанах не желала затягиваться, как бы сильно я ни втягивала живот.

Сегодня Артур, держа фотоальбом под мышкой, как моя будущая свекровь — винтажную вечернюю сумочку, скатился с лестницы в кухню и заявил, что желает кукурузных чипсов начос. Он широко распахнул дверцы кухонных шкафчиков и встал перед ними, как дирижер перед оркестром.

— Ты гений, — сказала я, с голодным видом подергивая уголками рта.

— Ты хотела сказать, «геначос». — Артур обернулся с заносчивым видом, и у меня ноги подкосились со смеху. Я упала на пол, выложенный старой плиткой — «покоцанной», как сказала бы мама. От этого словечка меня скрутило от нового приступа хохота.

— Тифани, не увлекайся, — сварливо сказал Артур. — Времени в обрез.

Он кивнул на кухонные часы. Было без десяти шесть.

Мысль о том, что Артур слопает мою порцию, привела меня в чувство. Я подошла к холодильнику и вытащила кусок ярко-оранжевого сыра, бутылку кроваво-красного соуса и запотевший судок со сметаной.

Укуренные в хлам, мы как попало натерли сыр, посыпали им начос, сверху плюхнули сметаны и соуса, поставили блюдо посредине стола и в полном молчании принялись за еду, соперничая за самые аппетитные куски. Когда на блюде не осталось ни крошки, Артур встал из-за стола и извлек из морозилки трехлитровое ведерко мятного мороженого с шоколадом. Он воткнул в нежно-зеленое содержимое две ложки и водрузил ведерко на стол, где только что стояло блюдо с чипсами.