Эйнемида II. Право слабого. - Антон Чигинёв

на белые и тёмно-голубые. В гостиной расставили полукругом с полсотни кресел, точно в помещении городского совета, а комнату для рукоделия переделали в обеденный зал.

Молодая царица расположилась в кресле, по левую руку от установленного посреди гостиной трона. По правую руку восседала Талая, позади – дюжина вельмож и военачальников, среди которых дядя, Парамен, его брат Филокл и агемарх Аттал. Рядом весело шептались знатные девицы, а между троном и креслами собралось три десятка молодых людей. Кинана узнала Гермия, новоявленного жениха Феано Лаиха, младших сыновей Парамена и прочих царских друзей.

Всё это блестящее сборище, переминаясь и переговариваясь, ожидало своего повелителя. Всем было велено явиться к назначеному часу в павильон и занять определённое место, ни слова более. Сверх того, ничего не могли – либо не хотели – прибавить ни Талая, ни Гермий, потому все присутствующие были заинтригованы. В кои то веки, Кинана испытывала к мужу нечто вроде благодарности. Изобретательная Диена, в отместку за своё унижение, поручила ей вести счетоводство двора, что предполагало монотонное подсчитывание бесконечных столбцов цифр и заполнение длинных счётных свитков. Для работы Кинане отвели комнату с видом на палестру, и доносившиеся оттуда крики причиняли ей почти физические мучения. После этой медленной пытки участие в глупых затеях мужа было хоть каким-то развлечением.

В зал вошёл Аминта, одетый, точно на битву: полный доспех и голубой щит с изображением кольца. Десять рабов установили перед троном длинный стол, покрытый голубой тканью. Все с любопытством наблюдали за этой деятельностью.

– Мои друзья и подданные! – звонким мальчишеским голосом воскликнул Аминта. Он подошёл к трону, но не сел, а встал рядом, опираясь на копьё. – Вы хотите знать, зачем я собрал вас и что означает мой наряд. Сейчас я всё вам расскажу.

Голос Аминты звучал странновато. Муж не сообразил, что держать речь в закрытом помещении с глухим метонисским шлемом на голове – не лучшая затея. Впрочем, он старался как мог. Любопытно, когда он поймёт, что тяжёлый щит имеет обыкновение оттягивать руку?

– Я – царь. Некоторые думают, что царь может ничего не делать и только развлекаться, но я не хочу быть таким царём. Я хочу быть достойным своего отца! Время Аминты должны запомнить, как время побед и подвигов!

Ага, кажется, рука уже устаёт, он прислонил щит к бедру. Немудрено: так гоплон не держат, и, кстати, сам Аминта это прекрасно знает, туреомахией он занимался.

– Недавно я заключил важный союз, и теперь у нас много друзей. Мы будем сражаться вместе никакие варвары не устоят перед нами, а у эйнемов будет мир.

Ну да, какая-то правда в этом есть: конь действительно сражается вместе с хозяином. Хороший хозяин о коне даже заботится: насыпает отборный овёс и чистит скребницей. Правда только если и конь хорош – ледащую клячу и кормят худо, и пахать заставляют до полусмерти, а то и к шкуродёру отправят. Раз Аминта с Талаей позволили Эферу взнуздать Герию, остаётся надеятся, что она нужна эфериянам в качестве боевого скакуна, а не подъярёмной кобылы. Другого выбора союзникам Эфера не предлагается.

– Это будет славное дело, но очень трудное и опасное. Я не смогу свершить всё один, мне нужны товарищи, на которых я смогу положиться. И вот что я решил.

Аминта, наконец, снял тяжёлый щит и прислонил его к трону. Копьё он поставил рядом и потянул с головы шлем. Кинана бросила на мужа полный холодного презрения взгляд. Говоря, по совести, такого отношения юноша не заслужил. С первого дня женитьбы он честно пытался быть хорошим супругом, лаской отвечая на холодность жены и старательно исполняя супружеский долг. Кажется, у Аминты появился наставник в науке Аэлин: на брачном ложе юноша проявлял изрядную сноровку, и его посещения были не так уж неприятны, в чём Кинана боялась признаться себе самой – однажды она даже поймала себя на том, что с нетерпением ждёт вечера. Можно было бы наслаждаться семейным счастьем, но даже в самые сладостные мгновения, когда, казалось, все стены меж ними сломаны, Кинана не забывала о своём унижении. Всё это тяготило Аминту, по своей природе ласкового и имевшего охоту к семейной жизни. Возможно, самым разумным было бы дать ему желаемое. В конце концов, её участь не столь плоха: жена царя – какая женщина не мечтала бы о таком? Всё лучше, чем провести остаток жизни в бессильной злобе, но переломить себя Кинана не могла.

– Да, мне нужны верные друзья, поэтому хочу основать новое братство. Оно называется «фореты», потому что настоящие фореты – сыновья Эйленоса и Даяры – были великие герои. Как братьев-форетов, нас всегда будет тридцать, а нашим знаком будет вот что, – он показал своё кольцо, крупный белый адамант ярко блеснул в свете ламп. Это место теперь будет называться Дом славы, здесь мы будем проводить собрания братства и рассказывать о подвигах, там на стенах места для записей наших деяний. Каждый форет может прийти сюда, когда захочет, словно это его дом. Фореты могут входить ко мне без спроса и должны называть меня по имени. А вот и сами фореты!

Он указал на молодых людей перед ним, и Кинана поняла, кто был зачинщиком этой затеи. Гермий одобрительно кивал Аминте, точно учитель прилежному ученику. По довольной улыбочке Талаи, Кинана поняла, что та тоже знала.

– Каждый из вас получит такое же кольцо, как у меня. Также доспехи, оружие и одежду, – царь стянул покрывало со стола, и взгляду предстали уложенные стопками хитоны и плащи. Каждую стопку венчал пояс и застёжка с адамантом, – Эту одежду соткали не рабыни, а благородные женщины нашего царства. Итак, друзья мои, вы согласны вступить в братство?

– Да! – дружный отклик новоявленных собратьев гулко отразился от деревянных стен.

– Если кто не хочет, пусть скажет сейчас!

– Нет таких!

– Тогда произнесём клятву, а остальные будут нам свидетелями. Я буду говорить, а вы повторяйте за мной.

Аминта извлёк из поясной сумки свиток и принялся читать, молодые люди хором повторяли за ним:

– Сим утверждаю, пред ликом Эйленоса безупречного, справедливейшего и Даяры неистовой, непокоряющейся, что вступаю в сие благочестивое братство, добровольно и без принуждения. Я не опозорю своё оружие и священные символы братства. Я буду почитать богов и проявлять милосердие к людям. Я приму любой бой ради отечества, и оставлю его более могущественным, чем оно было до меня. Я буду делить с