Четыре тысячи недель. Тайм-менеджмент для смертных - Оливер Беркман

главы я написал в условиях локдауна в Нью-Йорке, во время пандемии коронавируса, когда среди горя и тревоги люди вдруг стали высказывать одновременно печальную и радостную благодарность за то, что им приходится переживать. Хотя они были в неоплачиваемом отпуске и мысль о квартирной плате не давала им спать по ночам, они получили возможность чаще общаться с детьми или заново открывать для себя удовольствие сажать цветы либо печь хлеб. И искренне этому радовались. Вынужденный перерыв в работе, учебе и общении заставил пересмотреть многие представления о том, как нужно проводить время. Оказалось, например, что можно прекрасно выполнять свою работу, не тратя часы на дорогу в унылый офис и не сидя на рабочем месте до 18:30 исключительно для того, чтобы создать впечатление усердного работника. Также оказалось, что можно без особого сожаления отказаться от большинства ресторанных блюд и кофе навынос, к которым я привык, воображая, по-видимому, что они скрашивают мне жизнь (это открытие, правда, имеет и обратную сторону, учитывая, сколько рабочих мест задействовано в этих заведениях). И видя, как люди с балконов аплодируют сотрудникам скорой помощи, как ходят за покупками для тех, кто не может выйти из дома, как совершают многие другие бескорыстные поступки, мы поняли, что на самом деле не так уж мы равнодушны друг к другу. Просто до появления вируса у нас, по-видимому, не было времени это показать.

Конечно, жизнь в целом не изменилась к лучшему. Но наряду с опустошением, которое вызвал вирус, он изменил к лучшему нас, по крайней мере временно и в некоторых отношениях. Он помог нам более четко осознать, чего нам не хватало в жизни до изоляции и на какие компромиссы мы волей-неволей шли, например, живя исключительно работой и не оставляя себе времени для добрососедских отношений. Это ощущение шока от возможностей – поразительное понимание, что мир мог бы быть другим, если бы только мы все достаточно сильно захотели этого – в больших масштабах, – хорошо уловил нью-йоркский писатель и режиссер Хулио Винсент Гамбуто. Он написал:

То, что показала нам эта травма, незабываемо. В Лос-Анджелесе без автомобилей чистое голубое небо, потому что загрязнение просто прекратилось. В тихом Нью-Йорке можно услышать щебет птиц посреди Мэдисон-авеню. На мосту Золотые Ворота были замечены койоты. Это картинки с открыток, образы того, каким мог бы быть мир, если бы мы сумели найти способ не оказывать такого убийственного воздействия на планету{147}.

Конечно, кризис также выявил недостаточное финансирование системы здравоохранения, продажность политиков, глубокое расовое неравенство и хроническую экономическую нестабильность. Но все это тоже способствовало ощущению, что теперь мы видим по-настоящему важное, то, что требует нашего внимания, – и что на каком-то уровне сознания мы всегда это знали.

Когда локдаун подойдет к концу, предостерегает Гамбуто, корпорации и правительства вступят в сговор, чтобы заставить нас забыть о представших перед нами возможностях с помощью блестящих новых продуктов, услуг и отвлекающих культурных стычек. И мы будем так отчаянно хотеть вернуться к нормальной жизни, что у нас возникнет соблазн подчиниться. А ведь вместо этого мы могли бы зацепиться за это ощущение странности происходящего и начать по-новому принимать решения о том, как использовать часы нашей жизни:

То, что произошло, невероятно, это невозможно объяснить. Это величайший подарок из всех, которые мы когда-либо получали. Не смерти, не вирус, а Великий перерыв… Пожалуйста, не отшатывайтесь от яркого света, льющегося через окно. Я знаю, что он слепит вам глаза. Мне тоже. Но шторы широко открыты… Грядет Великое возвращение к нормальной жизни… [но] прошу вас: сделайте глубокий вдох, не обращайте внимания на оглушительный шум и задумайтесь о том, что вы хотите вернуть в свою жизнь. Это наш шанс определить, какой будет новая нормальность, редкая и по-настоящему священная (да, священная) возможность избавиться от балласта и вернуть только то, что работает на нас, обогащает нашу жизнь, делает наших детей счастливее, заставляет нас по-настоящему гордиться.

Однако любые рассуждения о том, что в жизни главное, опасны тем, что часто порождают громадье планов – а это парализует. Вам начинает казаться, что ваш долг – найти своему времени какое-нибудь грандиозное применение: например, бросить работу в офисе, чтобы стать сотрудником гуманитарной организации или основать компанию по космическим полетам. А если вам не по силам такой великий жест, сделать вывод, что глубоко значимая жизнь – это для вас не вариант. На уровне политики и социальных перемен соблазнительно сделать вывод, что бороться стоит только за самые революционные, преобразующие мир устремления, что бессмысленно тратить время, скажем, на уход за пожилым родственником с деменцией или волонтерство в местном общественном саду, тогда как проблемы глобального потепления и социального неравенства остаются нерешенными. В разных течениях философии нью-эйджа эта тяга к величию принимает форму веры в то, что у каждого из нас есть глобальная жизненная цель и Вселенная жаждет, чтобы мы ее обнаружили, а затем осуществили.

Вот почему полезно начать этот последний этап нашего пути с безжалостной, но несущей неожиданную свободу истины: не так уж важно, чем вы занимаетесь в этой жизни. И Вселенной абсолютно все равно, каким образом вы используете свое ограниченное время.

Умеренно значимая жизнь

Покойный британский философ Брайан Маги любил подчеркивать один удивительный факт. Человеческой цивилизации около 6000 лет, и мы привыкли считать, что это очень много. Огромный период времени, в течение которого зарождались и рушились империи и исторические периоды, которые мы называем Античностью или Средневековьем, сменяли друг друга в «едва движущемся времени – времени, которое ползло медленно, как ледник»{148}. Но можно взглянуть на этот вопрос иначе. В каждом поколении, даже во времена, когда продолжительность жизни была намного меньше, чем сегодня, всегда существовали хотя бы несколько человек, которые доживали до 100 лет (или 5200 недель). И когда рождался каждый из будущих долгожителей, должно быть, живы были несколько людей, уже достигших возраста 100 лет. Таким образом, можно представить себе цепочку жизней длиной 100 лет, тянущуюся на протяжении всей истории, без промежутков: конкретные люди, которые действительно жили и каждого из которых мы могли бы назвать, если бы исторические источники были достаточно полными.

А самое поразительное вот что: с этой точки зрения золотой век египетских фараонов – эпоха, которая кажется нам невероятно далекой, – имел место всего 35 жизней назад. Иисус родился около 20 жизней назад, а эпоха Возрождения была семь жизней назад. Ничтожные пять столетних жизней назад Генрих VIII восседал на английском троне. Пять! Как отмечает Маги, количество жизней, необходимое для того, чтобы охватить всю цивилизацию, – 60, – это «количество друзей, которых я втискиваю в свою гостиную во время коктейльной вечеринки». С этой точки зрения человеческая история не ползла со скоростью ледника, а свершалась в мгновение ока. И из этого, конечно, следует, что ваша собственная жизнь в общем миропорядке лишь крошечный проблеск почти-небытия, едва заметная точка, впереди и позади которой тянутся два непостижимо длинных отрезка времени – прошлое и будущее Вселенной.

Естественно, что такие мысли пугают. Попытки осмыслить «чудовищное равнодушие Вселенной», пишет Ричард Холлоуэй, бывший епископ Эдинбургский, могут вызвать «растерянность, как если бы вы заблудились в густом лесу, или ужаса, как если бы упали за борт в море и никто об этом не знает»{149}. Но есть другая точка зрения, с которой это выглядит весьма утешительно. Такое осмысление можно назвать терапией космической незначительности. Разве не служит утешением напоминание, что (если, конечно, вы готовы немного уменьшить масштаб) вещи, которые вас так угнетают и подавляют, практически неотличимы от абсолютного ничто? Тревоги, которыми забита обычная жизнь, – проблемы в отношениях, соперничество на служебной лестнице, беспокойство из-за денег, – немедленно начинают казаться мелочами. Собственно, то же самое происходит и с пандемией, и с президентскими сроками: несмотря ни на что, мироздание продолжает двигаться вперед, спокойное и невозмутимое. Или, цитируя название книги, на которую мне однажды довелось написать рецензию, «Вселенной на вас глубоко начхать»{150}. Вспомнив, как мало вы значите по меркам мироздания, вы почувствуете, будто сбросили с себя тяжелое