Древние Боги - Дмитрий Анатольевич Русинов

раненым.

– Я обидел тебя? – Так и не поняв, чего от него хотела услышать Эррилайя, и от этого злясь всё больше и больше, попытался схватить её за ладошку и остановить, воевода.

Ведьма без труда ускользнула от его рук, и, отойдя на пару шагов, с вымученной улыбкой на губах, сказала, прежде чем отойти к месту, куда сносили всех раненых:

– Разве ты можешь меня обидеть? Ты сказал именно то, что и должен был сказать.

Рутгер посмотрел ей вслед, подумав, что, наверное, так никогда и не научится понимать её до конца, а она будет удивлять его каждый день, повернулся на звук торопливых шагов. Это был Аласейа. На него было страшно смотреть, и в первые мгновения сын Ульриха даже подумал, что обознался, но нет, это был действительно росс. Даже сквозь боевую, чёрную раскраску было видно, как бледно его лицо, а руки и доспехи, казалось, полностью залитые кровью, говорили о том, что ему здорово досталось этой ночью. От прежнего, рассудительного царя Россы остался только горящий, цепкий взгляд, от коего невозможно укрыться, утаить свои мысли.

– Что с Анди? – Встревоженно спросил Рутгер, и с трудом поднялся на дрожащие ноги.

– Его время ещё не пришло! – Ответил росс, и в этих словах была вся гамма чувств, отряжающая его радость: – Ярило смилостивился над ним, и не забрал к себе его душу! Йеге сказал, что он вряд ли когда-нибудь сможет поднять меч, но зато он будет жить.

– Хвала Богам! – Искренне воскликнул воевода, улыбаясь. Гибель телохранителя и верного друга Аласейа была бы невосполнимой потерей для отряда. Только, будет ли он сам рад тому, что остался жив? Ведь для воина увечье, способное остановить его путь, значит слишком многое, гораздо больше, чем для какого-то другого человека. Невозможность принять участие в битве бывает хуже самой смерти. Виги в таких случаях, невзирая на раны, шли напролом, чтобы пасть в сечи, и отправиться к Очагу Бессмертного Тэнгри. Сможет ли Анди смириться со своей инвалидностью?

– Йеге напоил его отваром, снимающим боль, и сейчас он спит. – Голос росса дрогнул, и на глаза навернулись слёзы: – Не знаю, и боюсь того, что он мне скажет, когда проснётся и придёт в себя.

– Ему придётся отнять руку?

– Нет. Гаар сказал, что этого удастся избежать, но если плечо срастётся неправильно, то рука может отсохнуть.

– Проклятье! – Только и смог вымолвить Стальной Барс, заставил себя сдержаться, и, взяв царя за плечи, заглянул ему в глаза: – Но зато он останется жив. Мы ведь будем любить его в любом обличии? Разве не так?

Аласейа поднял на воеводу глаза полные слёз, и нашёл в себе силы, чтобы улыбнуться:

– Спасибо тебе. Балвер знал тебя со слов Вальхара, но он сказал о тебе правду, и я уже много раз убедился в правильности его слов. Ты никогда не бросишь друга, и будешь с ним до последнего вздоха, пока бьётся сердце, и пока в венах осталась хоть одна капля крови.

– Пустое… – Отмахнулся Рутгер, но от слов росса в груди сделалось теплее, и теперь, не смотря на усталость он снова готов был броситься в гущу сражения, чтобы подтвердить слова военного вождя делом: – Меня заботит совсем другое.

Как и всякая мысль, и эта появилась как вспышка молнии, и показалась до того естественной, что, наверное, раньше она не появлялась только потому, что на неё не обращали внимания, считая, что это давно уже решено, и сделается, само собой.

– В этом нет ничего страшного! – Поспешно воскликнул Стальной Барс, заметив в глазах Аласейа мелькнувшую тревогу: – Я подумал, что мы вместе разделили столько опасностей, ломали пополам последний кус хлеба, и делили последний глоток вина, но так и не стали…

Виг не успел договорить. Мгновение назад хмурое лицо царя россов вспыхнуло радостью, он улыбнулся, и прежде чем сын Ульриха успел что-либо сказать ещё, выхватил засапожный нож, полоснул им по внутренней стороне правой ладони, и протянул её Рутгеру для рукопожатия:

– Я – царь, и по нашим законам должен это делать только с равным себе по крови, но ведь, и ты не простой воевода, а как предсказывала Эррилайя, будешь Владыкой страны Лазоревых Гор. Я хочу стать твоим братом по крови. Пить тот же воздух, что и ты, видеть твоими глазами, и думать так же как ты!

– Мы нарушили уже столько законов своих предков, что можно подумать об их отмене! – Рассмеялся Стальной Барс, и в свою очередь выхватил узкий, длинный клинок из ножен в сапоге, провёл им по ладони, и крепко пожал руку Аласейа.

– Призываю в свидетели небеса и земную твердь, огонь и воду, дарующую жизнь, и наших грозных Богов, всевидящих и всё слышащих, и пред их ликом называю Рутгера, Стального Барса, братом по крови. Клянусь до последней капли крови защищать его, и являться на зов его боевого рога, как только услышу. Отныне, всё моё, принадлежит тебе, а всё твоё – мне. Если же я нарушу клятву, данную на крови, то пусть Боги покарают меня огненными стрелами, низвергнут в ад, и проклянут весь мой род до седьмого колена. Клянусь! – Закончил Аласейа слова древней роты.

– Клянусь. – Повторил Рутгер, и снова улыбнулся.

Внешне, вроде бы совсем ничего не изменилось, но сейчас он по-новому взглянул на своего друга. Воевода знал, и был уверен в том, что когда кончится поход, и они вернутся домой, царь россов не забудет их дружбу, и всегда откликнется на его призыв, и всегда поможет тем, чем может. Но сейчас, когда они стали побратимами, всё стало совершенно иным. Он вдруг почувствовал себя обременённым обязанностью, и как ни странно, она не была какой-то тяжкой, как ненавистная клятва, данная в неправое дело, а наоборот. От этого теплело на сердце, и хотел что-то сделать для того, кто совсем мгновение назад был просто другом.

– Я рад, что мы стали братьями. – Улыбнулся царь россов, и кажется, забыл то, что его совсем недавно печалило.

Не зная, как отблагодарить Аласейа за оказанную честь, воевода наклонился, поднял с земли свой меч, и протянул его другу на вытянутых руках:

– Прошу принять от меня этот скромный дар в знак моей дружбы, и верности. Он не украшен самоцветными камнями и золотом, но это лезвие выпило кровь многих врагов. Это всего лишь меч, но это самое ценное, что есть у меня.

Росс с видимым удовольствием взял