Древние Боги - Дмитрий Анатольевич Русинов

бездушное, кровожадное зверьё. В нескольких шагах от Стального Барса тлел завал из деревьев, наполняя утренний воздух смрадом горящей плоти, и всюду, куда ни кинь взгляд, везде можно было наткнуться на окровавленные трупы, кое-где лежащие кучами, а где-то поодиночке, будто ещё живые мутанты сами себе выбирали место, где им умереть.

Сзади послышались тяжёлые шаги, но оглянуться и посмотреть, кто это, уже не было сил. Из расслабленной руки, тихо звякнув, вывалился меч, что сын Ульриха достал из ножен, когда в пылу битву обломился оголовок пернача, и Рутгер с улыбкой смотрел на него, понимая, что не сможет поднять клинок.

– Я хотел поблагодарить тебя за то, что спас мою жизнь. – Рядом, прямо на землю, пропитанную кровью, опустился тот самый воин, с кем воевода схватился у шатра вождя Тартея.

– Пустое… – Отмахнулся Стальной Барс.

– Народная молва права. Вы действительно сильные и умелые воины. Если бы не вы, то мы бы никогда не устояли против такой орды нежити.

Сын Ульриха всё же нашёл в себе силы, повернулся, и с улыбкой протянул руку:

– Я – Рутгер, Стальной Барс.

Ювгер кивнул, и, ответив на рукопожатие, произнёс:

– Меня зовут Коур. Я родной брат той самой Зурии, что ненавидит, и хочет убить вождь Тартей.

– Превратности судьбы. – Усмехнулся Барс.

– Что? – Не сразу расслышал воин, и вигу пришлось повторить:

– Превратности судьбы. Племянница хотела отравить вождя, а племянник бьётся за него, не жалея собственной жизни.

– Я многим обязан Тартею. – Коур даже не улыбнулся словам воеводы. – И бился я не только за вождя. Я проливал кровь за свой народ, и за его будущее.

В сущности, сын Ульриха и ожидал услышать от ювгера эти слова. Говорить с ним о чём-то было выше всяких человеческих сил, и он просто кивнул головой в знак согласия. Сейчас он думал только о том, какие потери понесли виги, и что сталось с Анди, когда он в пылу сражения прикрыл своим телом царя Россы, и получил удар боевым топором в защищённое доспехом плечо. Если с ним что-то серьёзное, то Аласейа может этого не вынести. Анди – последний телохранитель-росс, оставшийся в живых, до этого момента. К тому же они вместе провели детство. Росли, мужали, и вместе участвовали в своей первой в жизни битве.

– Рут! – Перед воеводой на колени упала Эррилайя, и прижавшись к его ногам, заплакала, часто вздрагивая плечами.

Ювгер понимающе покачал головой, и, улыбнувшись, отошёл в сторону, оставив влюблённых одних.

Стальной Барс боязливо оглянулся, надеясь, что этого никто не видит, но, к счастью, воины были заняты совсем другим. Они добивали раненых мутантов, и отыскивали среди кучи окровавленных тел, своих, чтобы оказать им посильную помощь.

Рутгер дрожащими руками снял с головы Эрли большой для неё рогатый, боевой шлем, и замер, боясь замарать грязными, кровавыми руками рассыпавшиеся по плечам ведьмы длинные, цвета воронова крыла, волосы. Снова защемило сердце, и только теперь, со страхом в душе он подумал, что мог погибнуть этой ночью, и уже никогда бы не увидел ту, без кого не представлял всю свою дальнейшую жизнь.

– Ну что ты… Всё уже кончилось, и мы победили. – Робко проговорил воевода, боясь потревожить любимую, и оборвать ту тонкую нить, связавшую их сейчас. О! Если бы он мог, то наплевал бы на всё, и, не обращая внимания на все разговоры, и улыбки воинов прижал к себе Эрли, и сказал, как она ему дорога! Но как? Как это сделать? Они так редко остаются наедине, а для войска он должен оставаться несгибаемым, сильным и суровым Стальным Барсом. Он чётко помнил слова приёмного отца, Вальхара, что человек, наделённый властью не имеет права на какие-то людские слабости.

– О, Боги! – Вдруг простонала ведьма, и было в её голосе столько обречённости, что Рутгер вздрогнул, и на мгновение ему даже показалось, что сейчас возле его ног сидит не его возлюбленная, а какое-то неизвестное, и таинственное существо: – Как я устала от всех ваших битв и сражений! Я хочу просто вернуться домой, и жить как обычный человек! Лечить людей, и просыпаясь утром знать, что никто не будет угрожать нашим жизням!

Воеводе стало так больно за любимого человечка, что он не смог сдержать слёз, навернувшихся на глаза, и скрипнул зубами. В голову как назло не могло прийти ни одного слова утешения, и он просто не знал, что сказать. Он просто чувствовал, что всё, что он сейчас скажет, будет встречено новой волной слёз, и всё же он сказал то, что ему казалось сейчас наиболее важно:

– Я дал слово…

– …и оно твёрже стали. – Закончила за него Эррилайя, и подняла измазанное грязью, заплаканное лицо, заглядывая ему в глаза.

Глядя в карие омуты полные слёз, Рутгер осознал, что эта девушка имеет над ним огромную власть, и, наверное, может диктовать свою волю, просто, по каким-то одной ей известным причинам, не хочет этим пользоваться. Что это? Ещё одно проявление любви? Да-да, что может быть важнее собственного взгляда на всё, пусть даже отличного от мнения другой половинки одного целого? В том, что они когда-то были одним целым, и по чистой случайности были разлучены, виг не сомневался, и это просто чудо, что они снова встретились, пусть и довольно-таки при странных обстоятельствах.

Стальной Барс не нашёлся что-либо возразить. Да и что тут скажешь? Эррилайя права. Он никогда не отступится, и не изменит своему слову, не бросит своих друзей, и всегда будет с ними, пока сердце способно биться. Разве не так должен поступать благородный воин в век, где жизнь человека не имеет цены, и коротка как вспышка молнии.

– Ничего не говори. – Устало произнесла ведьма, и медленно поднялась на ноги, поправляя волосы движением умудрённой опытом женщины: – Я знаю всё, что ты хочешь мне сказать, и то, что ты сделаешь. Но… Женщина иногда хочет это слышать.

Воевода растеряно смотрел на гаарку, не понимая, что она хотела этим сказать, и пока собирался с мыслями, она махнула рукой, и усмехнулась, утирая слёзы тыльной стороной ладони:

– Какой же ты ещё мальчик… Ты не видишь очевидного, и в то же время в свои двадцать лет умеешь убивать с быстротой волка…

Эрли немного помолчала, укоризненно посмотрела на вига, явно думая о чём-то своём, и тяжело вздохнув, словно так и не смогла добиться от него того, чего ждёт уже давно, дрогнувшим, треснувшим голосом:

– Мне нужно идти к