Метели ложаться у ног - Василий Ледков

Люди подходили степенно, с достоинством садились на белый снег и, запрокинув слегка головы, широко раздували черные от копоти сальников ноздри, гадали мысленно, о чём же пойдет речь.

Делюк ощупал взглядом собравшихся, подождал ещё, чтобы подошли отставшие, и заговорил:

— Друзья! Нелегкая у нас задача. Трижды горевший от стрел и рук воинов Тараса Микула То-харад сейчас далеко не тот, что семь лет назад. Лобовым наскоком, как это было в первый налет, теперь его не возьмешь. Отгородился высокой стеной, и стража не дремлет. Зная, что налеты бывают зимой, она, эта стража, теперь во все глаза пялится в ночь. Верно сделал Тарас Микул, разделив войско на три части во время второго налета и на шесть частей в третий раз, когда кинули двести пятьдесят упряжек вперед, чтобы создать панику и увлечь в снега стрельцов на тяжелых гривастиках. Всё и получилось по задумке Тараса Микула: стрельцы увязли в снегах, а в это время все остальные воины пятью волнами налетели на То-харад и — запылало все от горящих стрел и просаленного сена. Большими кострами пылали дома, пересохшие от солнца и печного тепла, потом ещё два дня над Пустым озером клубился дым, но ошиблись маленько: сгорели забор, дрова, пять или шесть жилых домов да несколько лабазов. Особенно хорошо, разрываясь с шумом, горела синим пламенем знаменитая русская еда в дубовых бочонках. Да вот порох… порох остался нетронутым. Целехонькими остались острог и пороховые амбары…

— Русская еда, говоришь, горела?! — удивленно подняв брови, спросил Няруй.

— Вот оно где, добро-то, пропало зря! — не без ехидства сказал Туси, потирая кончики усов.

Делюк будто не слышал их слов, он продолжал спокойно, не повышая голоса:

— Мы на этот раз сделаем свой ход. Луков у нас — три тысячи шестьсот восемнадцать. Это большая и грозная сила. Чтобы не создавать толкотню, разделимся на небольшие кучки по тридцать упряжек. Это будут легкие, подвижные и неуловимые кучки, которые по сигналу налетят внезапно и, сделав своё, так же быстро исчезнут. Но не совсем уйдут — притаятся неподалеку, если, конечно, не будет погони. Будем налетать со всех сторон несколькими волнами, но уходить — врассыпную и только в одном направлении, где самые глубокие снега. Это в сторону протоки, которая от Пустого озера бежит к Печоре. Сейчас она находится по нашу сторону от То-харада. Значит, надо будет уходить прямо на восход, конечно же, путая след. Восемнадцать упряжек с мехами и красной рыбой под видом везущих ясак пойдут первыми, чтобы изучить местность и узнать, чем живет и дышит То-харад, нет ли где засады. С ними пойду и я. Думаю, не раскусят меня. Не подумают, что я и есть голова саювов.

Туси толкнул Няруя в бок:

— Где твои уши? Запоминай каждое слово!

Няруй кивнул молча и снова уставился на Делюка, прикрыв рот.

— В ночь на третий день после этой поездки, — продолжал Делюк, — мы и тронемся в установленном порядке. Но это мы ещё обговорим там, на месте. После поездки виднее будет. А если не появимся к ночи дня поездки, мы — в беде! Тогда тут же летите на То-харад со всех сторон. Накрывайте с ходу острог. Это то место, где находятся стрельцы с оружием. Меня, думаю, не смогут поймать и связать ни стрельцы, ни сам хозяин То-харада. Встречу я вас.

— Не думаешь ли обратить в ворона самого хозяина То-харада?! — деланно улыбаясь, выкинул-таки под видом шутки кипящую желчь Няруй. Выплеснул!

Разом обернулись все на голос Няруя. Шаман смутился и, пряча бегающие растерянно глаза, изрек:

— Я ведь так, в шутку. Уж больно какие-то вы все… серьёзные!

— Мы и не играем! — крикнул кто-то.

«Нет, вовсе не изменился он. Нет! Что-то неладное у него на уме. Что-то таит! — ворохнулась у Делюка мысль. — А мне, собственно, это и надо было!»

Делюк долгим взглядом, словно видел впервые, уставился на мечущегося Няруя, укоризненно покачал головой и сказал жестко:

— Надо будет — хозяин То-харада и воробьем зачирикает. — Он сверкнул вспыхнувшими ярко глазами и добавил, направив в сторону Няруя указательный палец. — Тебе, вижу, спать надо. Спать!

На глазах у всех Няруй упал набок и захрапел.

Люди молча поглядывали друг на друга и пожимали плечами. Сказать было нечего.

— Можете отдохнуть и вы, — обратился Делюк ко всем обычным своим доверительным голосом и, глянув на небо, добавил: — Хлопотливым будет завтра день. Месяц Большой темноты уже родился.

Люди обратили лица кверху и в синеве усыпанного звездами вечернего неба увидели тоненький серп новорожденного месяца.

— Пора! — сказал кто-то, и в гуле возбужденных голосов люди стали расходиться.

Пошли в свой маленький чум с нюками из нерпичьих шкур и Делюк с Сэхэро Егором.

Светлый отрезок дня теперь уже был короче куропачьего шага. Над сонным миром лезвием вознесенного топора ярко горел месяц Большой темноты.

35

Были снегопады, и вволю побесновалась пурга. Месяц Большой темноты надежно запеленал тундру в глубокие снега. Этого и ждали люди. Ненцы, дети природы, на своей родной земле отлично знали норов каждого месяца.

На второй неделе после случая с Няруем, уснувшим принародно на сборе, когда были определены составы тридцаток и были тщательно отобраны семнадцать упряжек разведки, старшим которой был назначен смекалистый, юркий и бесстрашный Тюлесей, воины Делюка ясной лунной ночью тронулись в путь. Три с лишним тысячи упряжек шли между сопками длинной цепочкой по пять и более упряжек в ряд, где позволяло место, а когда вышли на открытую холмистую местность, пошли широким веером, разделившись на свои тридцатки. Ехали так, чтобы при лунном свете соседние кучки упряжек видели друг друга. Ехали они так я потому, чтобы не было видно на снегу изрытой, утрамбованной десятками тысяч оленьих ног дороги, если потом случится погоня.

Вместе с семнадцатью упряжками разведки, ведомых Тюлесеем, восемнадцатым ехал Делюк чуть позади основной массы саювов: берегли оленей, потому что, изучая местность, придется потом много петлять возле То-харада.

Привычно гудел упругий встречный ветер, на прихваченных морозом сугробах скрипели полозья, но стоило кому-то из ездоков остановиться на миг, как гул штормового прибоя, ломился в уши сплошной шелестящий шум от стука оленьих ног, грохота нарт и скрипа полозьев. Шум этот, казалось, исходил из глубины сжатой морозом земли, и сама земля как будто бы покачивалась под ногами.

Местные оленеводы, уже привыкшие к дерзким походам воинственных карских, уральских и большеземельских ненцев на То-харад, сторонились прибрежной тундры в низовьях Печор, к зиме откочевывали в леса, а те, кто оставался на зимовку в тундре, жили на Малой земле[67], что на левобережье, а потому жизнь на пути следования саювов Делюка казалась вымершей ни единого стойбища, ни одинокого охотничьего чума не было, хотя в этих местах водилось много песца, в мелколесье встречалась куница и даже попадался тос[68] — гордость густых санэровских, хантыйских и тунгусских лесов по ту и по эту сторону Камня. Но не зверь интересовал людей Делюка: шла другая, более серьезная и жестокая охота — охота на людей, война.

По зеленоватым подлунным снегам всё ближе к То-хараду подходили призрачными тенями сотни упряжек. Когда с высоких холмов стали видны огни городка, Делюк распорядился разбить лагерь в низине на краю редкоельника, но оленей велел не распрягать.

— Больших костров не раздувайте. Разбейте походные чумы и готовьте еду в них, — четко раздавался в тишине голос Делюка. — Сэхэро Егор, Някоця Микул и Тосана Сядэй! Вы после еды подниметесь на лесистый холм перед нами и будете наблюдать, что происходит окрест — нет ли чего подозрительного, наблюдателей, засады. Рыбаки, правда, и сами не прочь сжечь осиное гнездо наглых пришельцев, считающих себя хозяевами нашей земли, но кто уверен, что среди них нет людей То-харада или подкупленных ими? Хотя русские рыбаки и ненцы всегда жили в дружбе, как братья. Но…

— Няруй убежал! Няруй! — крикнул кто-то, заглушив голос Делюка. — Нет его нарты!

— Как убежал?! — всполошился Делюк, давно ожидавший подвоха от Няруя. — Давно ли?

— Совсем недавно нарта его тут была. И он тут был. Сейчас же ни нарты, ни его! — подбежал к Делюку Тюлесей.

— И Туси нет! — снова донесся из толпы трубный голос. Это был хорошо знакомый Делюку голос Сэхэро Егора.

— Да куда же они денутся? — сказал, позевывая, Махаси, сын Някоци Валея. — Вернутся!

— Хорошо, если бы вернулись! — бросил в ответ Делюк, заметно нервничая, встал на четвереньки, припал ухом к обструганному ветром сугробу и тут же уловил, как частый стук копыт и грохот нарт стремительно удалялись в сторону То-харада. — Этого ещё не хватало! — возмутился он и добавил негодуя: — От Няруя, пожалуй, всего можно было ожидать. И от Туси тоже!..