Искусство любви - Галина Грушина

тлена.

Мне Аполлон златокудрый полную чашу кастальской

Влаги сияющей налил; песни – стихия моя.

Пусть я сгорю на костре погребальном, но не умру:

Жить я останусь лучшею частью своей.»

Терция знать ничего не желала о повседневном труде, пусть всего лишь литературном, хотела ежедневных развлечений, музыки, веселья, нежных взглядов, восторженных шепотков. На чтениях и диспутах она отчаянно скучала и откровенно признавалась, что терпеть не может стихов. Он вновь неохотно покорялся её власти, хотя это уже стало его тяготить.

До поры он не ведал, что в дом вновь зачастила Дипсада. Всё началось с одной прогулки вдоль Загородки, когда им повстречался высокий, статный военный, одаривший Терцию восхищённым взглядом. Крошка почему-то залилась румянцем. Потом военный что-то выпытывал у одной из продажных девиц, указывая на них. Назон поторопился увести прочь своё сокровище, тем более что девица была ему знакома, однажды он её нанимал. Дома он устроил любимой разнос, но Терция сердито ответила, что во всём виноват он сам.

– Ты со своими стихами сделал меня всеобщей собственностью. Чего же ты хочешь теперь?

Он хотел, чтобы она принадлежала ему одному, и одновременно жаждал свободного времени для литературных занятий. Чтобы соединить приятное с полезным, он опять снял поблизости от дома небольшую каморку, где иногда уединялся, неизменно возвращаясь ночевать «домой». Терция была недовольна, тем более что он не сочинял новых стихов, воспевающих их любовь. Была у неё и ещё одна причина для недовольства: любимый по-прежнему становился бесчувственным, едва она заводила речь о подарках. Не придумав ничего нового, она снова заговорила о своём дне рождения, назначив его на сей раз в первые же иды. В иды он к ней не пришёл, но подарок всё-таки прислал. Терция нетерпеливо развернула обёртку и увидела таблички со стихами! В ярости она разломала их и, выбежав на балкон, швырнула в канаву.

Однажды в его присутствии служанка вручила госпоже какую-то подозрительную записку. Крошка явно разволновалась, а на просьбу показать записку или по крайней мере сказать, от кого она, ответила отказом. Они поссорились.

«О, для чего ты при мне получаешь и пишешь записки?

А с молодыми людьми на пирах перегляды и знаки, —

Этот условный язык, слов заменяющий смысл?

Более! Видел, как ты прижимала свой пальчик к щеке.

Разве не я обучил тебя этому знаку?

Много я, долго терпел! Победили терпенье измены.

Зря перестань расточать мне фальшивые ласки,

Ныне я стал не таким уж глупцом.»

Заночевав в каморке, он долго колебался, что предпочесть: примириться с Терцией либо наказать её ледяным молчанием. Осталось неизвестным, что он выбрал, ибо служанка принесла ему записку госпожи: «Сегодня не приходи. Я нездорова.» Девчонка подтвердила, что госпожа не встаёт с постели, и убежала. Он огорчился; пустой день впереди показался слишком длинным .Вечером он всё-таки навестил свою любезную, чтобы справиться о здоровье, однако привратник не впустил его в дом. Оскорблённый, он стоял у двери, не зная, на что решиться.

« Слушай, привратник, позорной прикованный цепью,

Выдвинь засов, отвори эту противную дверь!

Вспомни: когда ты дрожал, без туники плетей ожидая,

Я ведь тебя защитил пред твоей госпожой.

Долг возврати! Вижу, ты сам проявить признательность рад.

Многого я не прошу. Проход лишь узенький сделай,

Чтобы я боком пролез в полуоткрытую щель.

Нет, ты не слушаешь просьб. Ты сам деревянный, привратник!

Стала уж мокрою дверь, столько я выплакал слёз.»

– Так вот, не уйду же! – решил он. – Она сейчас не одна , это ясно. Я уличу её, поймаю на месте, и пусть ей будет стыдно!

Время тянулось медленно. Он ждал под дверью, страдая, ужасаясь своему унижению, и… сочиняя стихи. Дверь отворилась лишь через несколько часов, и упрямец увидел довольного бравого вояку, покидавшего дом.

« Как же тут верить богам?! Она неверна, изменила!

В верности, помню, мне жизнью клялась!

Боги! Она оскорбила вас, клятву нарушив,

Так почему же страдание мне одному?

Видел я, как из дверей выходит любовник.

Хуже того, он с ухмылкой заметил меня.

Злому врагу моему пожелал бы я столько стыда!

Боги, изменницу вы покарайте!

Милая! Как же в объятьях его ты сжимала?

Как позволяла ласкать себя грубым рукам?

Он же вояка, он хвастать, пожалуй, начнёт,

Сколько невинных людей он без счёту зарезал.

Я же ,Феба и Муз чистейших служитель,

Плача у запертой двери, слагаю стихи.»

Напе, запирая за гостем, злорадно крикнула:

– Ты потерял госпожу навсегда! На этот раз она влюбилась не на шутку, а о тебе слышать не хочет.

Через несколько дней Терция сжалилась и разрешила Назону придти. Нечёсаная и заспанная, но всё равно хорошенькая, она лежала на постели; когда он вошёл в спальню, служанки готовились умыть госпожу. Не дослушав его упрёки, она зевнула:

– Напрасно ты выходишь из себя. Ничего не было. Сегодня я спала одна. Напе, подтверди.

Он опешил.

– Но я видел на днях своими глазами, как из твоего дома выходил незнакомый мужчина.

– Ты кому предпочитаешь верить, своим глазам или моим словам? В доме полно служанок. Как ни запрещай, а которая-нибудь обязательно приведёт дружка.

Напе при этих словах скорчила уморительную рожу, однако он предпочёл поверить своим ушам, а не глазам.

– Значит, ты ещё меня любишь, жизнь моя?

Довольно ухмыльнувшись, она протянула ему руку, которую он покрыл благодарными поцелуями. Спустив из-под одеяла босые ноги, Терция начала болтать ими; тогда он сел на пол, и пока служанки занимались омовением госпожи, ласкал каждый пальчик её маленькой ступни. Был или не был верзила-вояка? Любимая утверждает, что нет, – и, значит, надо верить.

Днём они гуляли на Марсовом поле, и укрощённый любовник нёс по привычке зонтик над головой Терции, пока она обходила лавки, смотрела на уличных мимов, болтала с гадалкой, а, главное, красовалась, так что молодые мужчины шеи себе сворачивали, оглядываясь на неё.

– Глядите, Коринна и Назон! – звучало вокруг.

Из ревности он решил не отлучаться от Терции ни на шаг. Однако иногда всё же приходилось расставаться.Так, Макр сообщил, что будет читать у Мессалы новую главу поэмы, и Назон явился послушать декламацию приятеля. Поэты, наполнявшие обычно портик храма Аполлона, здесь не присутствовали: вход в знатный дом им был закрыт. Не было и Тутикана, уехавшего на воды. У Мессалы собралось множество нарядных женщин и их спутников в торжественных тогах. Присев в стороне, Назон слушал вполуха Макра, опасливо оглядывая зал : здесь могла оказаться Понтия. Вместо Понтии он увидел Сульпицию, явно желавшую с ним заговорить. Он никак не мог понять, чего хочется этой женщине, не знал, как себя с нею держать, и вовсе не жаждал общения.

Разговора всё-таки не удалось избежать. Подсев к нему, она сказала:

– Правда ли, что под именем Коринны скрывается Понтия? Во всяком случае, она это утверждает.

Вспомнив, что героиней одной из его элегий действительно стала Понтия, он смутился, покраснел, но всё-таки нашёл силы для отрицания, пустившись в туманные рассуждения