Искусство любви - Галина Грушина

перечислил отец – Пудент отдаёт за нею виноградники, те, что возле наших, и выпасы вдоль Большого ручья, трава на которых так нравится тебе.

– Я женюсь, батюшка, раз ты хочешь, но уж и ты отпусти меня в Рим. Пусть моя супруга подрастет. Сам понимаешь, матерью ей становиться рановато. Отпустишь?

. Поездка в Рим понадобилась ему прежде всего для работы в библиотеке и написания уже просившейся на бумагу трагедии. А потом Сульмон навсегда и простое, доступное счастье. Да и трава вдоль ручья, пестрящая анемонами, так хороша. ..

Ночью ему привиделся яркий сон. Он пробудился в слезах и долго лежал впотьмах, обдумывая увиденное. Ему приснились выпасы с густой травой, ручей и холм с вековым платаном . Тут на лугу появилась красавица-белая корова в сопровождении кроткого быка; они принялись щипать цветы. Бык прилёг, медлительно пережёвывая траву, и задремал.»»

«Вдруг ворона, гляжу, слетела, махая крылами

И на зелёный лужок, каркая, села, потом

Трижды клюнула грудь белоснежной коровы и нагло

Клювом вырвала вмиг несколько белых клоков.

Та, хоть не сразу, ушла, на месте оставив супруга, —

А на коровьей груди кровоподтёк багровел.

– Кто бы ты ни был, скажи, ночных сновидений отгадчик, —

Если в нём истина есть, что предвещает мой сон?!..»

Глава 18. Коринна

В консульство Сатурнина и Лукреция Веспилона Владыка вернулся в Город, по случаю чего были устроены пышные празднества с раздачами народу, зрелищами, шествиями и жертвоприношениями. Не усидев в Сульмоне, Назон приехал в Рим. С ним прибыл и Сострат – не столько по просьбе патрона, сколько по собственному желанию: он, уже отпущенный на волю, собирался открыть прачечную в Сульмоне и хотел купить работника.

Идучи однажды по Субурре, дядька столкнулся носом к носу с вертлявой девицей, в которой без труда узнал служанку, часто прибегавшую к ним с записочками в пору, когда молодой господин блажил стихами о Коринне., путаясь с замужними вертихвостками. Неприятно удивлённый , Сострат хотел молча пройти мимо. Напе также не обрадовалась встрече. Однако разминуться на узком тротуаре им не удалось.

– Уж не вернулась ли из провинции твоя хозяйка? – полюбопытствовал он с плохо скрытой тревогой.

– Ничуть, – успокоила она. – Госпожа моя живёт за морем, под боком у мужа. А ты что здесь околачиваешься? Где твой господин?

– Мой господин в Сульмоне. Он женился на богатой девушке, счастлив и спокоен, – заверил Сострат.

– Хвала богам! – повеселела служанка. – Надеюсь, он бросил стихоплётство? Ох, как надоели нам его стихи!

Они внимательно поглядели друг на друга.

– Не лги мне, девушка, – встревожился Сострат. – Если твоя хозяйка в Городе, беды не миновать.

– Ах ты, старый плут! – возмутилась Напе. – Значит, твой господин тут, а не в Сульмоне? Так и знай: видеть его не хотим! Чтоб и близко к нашему дому не подходил.

Оба они были столь явно огорчены и встревожены, что прониклись доверием друг к другу и разговорились. . Сострат признался, что Назон в Риме и не собирается отсюда скоро уезжать, а Напе сообщила, что они с госпожой недавно вернулись и, хотя Капитон прогнал жену и даже вручил ей разводное письмо, обе живут по-прежнему в доме Капитона, так как ехать к матери в захудалые Карсеолы госпоже неохота, а снять другое жильё нет денег. Верные слуги принялись озабоченно обсуждать, как не дать встретиться своим господам, чтобы меж ними не возобновились прежние шуры-муры. Сострат проводил Напе и даже помог ей тащить тяжёлую корзину с фруктами и цветами. Условившись ничего не говорить господам, они озабоченно расстались. Обоим было от чего расстраиваться. Сострат предполагал, что его господин способен так же легко, как первую, бросить и вторую жену, безмерно огорчив своих добрых родителей, и опять с головой окунуться в разгульную столичную жизнь. Напе опасалась, что внезапное появление Назона может нарушить их наметившееся благополучие: на корабле в Терцию влюбился богатый откупщик, мужчина основательный и молодец собой; появись сейчас некстати Назон, он может задурить голову госпоже и спугнуть богатого поклонника. Как доподлинно разузнала Напе, Секстилий Бальб родом из Патавия, очень богатый публикан, пользовался уважением в своём кругу. Мужчина представительный и с хорошими манерами, и, кажется, был госпоже по душе. К счастью, госпожа про поэта не вспоминает. Морское путешествие и жизнь в провинции пошли ей на пользу. Терция расцвела, а пышные волосы её отрасли, к ним стало легко крепить чужие , так что небольшой изъян – недостаточная длима был совсем незаметен. Удача ей улыбалась.

Напе не знала, что иногда госпожа всё-таки вспоминала Назона. Здесь, в Городе всё было полно им, всё напоминало об отшумевшей любви. Однако приходил Бальб, приносил то духи в золотом флаконе, то серебряную корзиночку с пирожными, смешил, развлекал, ничего не требовал взамен, разве что брал иногда за руку. Терция догадывалась, что у него серьёзные виды на неё. Добропорядочному человеку нужна не сожительница, но жена. Отвергнутая разъярённым Капитоном, выведенным из себя её неосторожным поведением в провинции, она по возвращении в Рим поселилась в его доме: слуги пока не получили хозяйское указание выставить бывшую супругу вон.

Иногда Терцию посещали раздумья. Понимая, что долго прожить на Крытой улице ей не удастся, она не могла решить, что делать дальше . То ли удалиться к матери в тоскливые Карсеолы, то ли снять жильё где-нибудь возле Марсова поля и начать ловить мужчин в Загородке, то ли намекнуть Бальбу, что если он не поскупится, она согласна и на сожительство Но наступало утро, приводя тысячу дел, и она забывала тревожные мысли. Положение незамужней женщины и полная свобода очень нравились ей: она делала, что хотела, шла, куда и когда хотела, принимала, кого хотела. К примеру, Дипсаду.

Сводня возликовала, узнав о возвращении Терции, и с ходу принялась навязывать поклонников, однако Напе была на страже.

– Мы играем по-крупному, – объявила она. – Только замужество. И жених уже на крючке. Как бы нам его не упустить.

Опасность упустить действительно была, если вспомнить, какая слава волочилась за Терцией. Ведь в Риме она была Коринной, той самой, о которой знал весь Город. До отъезда, едва она появлялась в общественном месте, на неё тотчас обращали внимание , и кто-нибудь обязательно восклицал: «Да ведь это Назонова Коринна!»

Крошке захотелось проверить, помнят ли в Городе Коринну, но уличный люд не узнавал её. Возможно, причиной было покрывало на голове, – и однажды на Марсовом поле, проходя мимо толпы молодёжи, она уронила его на плечи. И её узнали! Окружив красавицу, юноши

принялись рукоплескать, чем привела её в замешательство, – впрочем, приятное. Терция продолжала бы ещё долго улыбаться и благодарить , если бы Напе, подхватив хозяйку под локоть, не увлекла прочь. Слава приятна, но Бальб не должен был знать про это.

Выглянув раз утром