Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов

был отстранен от всех секретных работ и переведен в Физический институт имени Лебедева в качестве старшего научного сотрудника. Это была низшая должность, которую мог занимать советский академик.

Андрей Сахаров прекрасно понимал, что, идя на полный разрыв с советской властью, оставляет в прошлом спокойную и безбедную жизнь физика-ядерщика и вступает на тернистый путь борца с тоталитарным режимом. Последующие годы жизни Андрея Дмитриевича вплоть до ее конца ознаменовались преследованием, репрессиями, гонениями и травлей со стороны коммунистического руководства. В 1970 году вместе с известными диссидентами Чалидзе, Твердохлебовым, Шафаревичем и Подъяпольским Сахаров создает Комитет прав человека. «С 1970 года защита прав человека, защита людей, ставших жертвой политической расправы, выходит для меня на первый план» – так объяснил Андрей Дмитриевич свою инициативу. Наука действительно отошла для него на второй план – все свое существование академик Сахаров посвятил защите тысяч живущих и памяти миллионов погибших, репрессированных советским режимом людей. Уже весной 1971 года Сахаров пишет новое письмо Брежневу, в котором требует у генсека объявить общую амнистию политическим заключенным, прекратить использование психиатрии в целях борьбы с диссидентами (как раз в 1971 году об этом приеме советского режима миру рассказал Владимир Буковский), ввести свободу печати и свободу выезда из СССР, реабилитировать репрессированные народы, начать ядерное разоружение и провести альтернативные, а не бутафорские выборы в Верховный Совет. Одновременно с этим сам Сахаров не пропускал ни одного политического процесса, ездил в места ссылок, бесконечно писал письма в советские и международные организации, проводил голодовки, устраивал, несмотря на запреты КГБ и Генеральной прокуратуры, пресс-конференции, активно общался с западными журналистами. Помогал всем, чем мог, в том числе и деньгами: в 1969 году все свои сбережения он отдал на строительство Онкологического центра и на помощь Красному Кресту, а на полученную им в 1974 году Международную премию «Чино дель Дука» (25 тыс. долларов) вместе со своей новой супругой, правозащитницей Еленой Боннэр, создал Фонд помощи детям политзаключенных. Судебные процессы над диссидентами подразумевались как закрытые, но Сахарову удавалось их посещать. «Он являлся на наши суды при всех своих орденах и медалях и говорил милиционерам, что он – академик Сахаров, всемирно известный ученый, – вспоминает с улыбкой Владимир Буковский. – И они робели, не осмеливались его не пропускать. Да у него наград было больше, чем у Брежнева!» Правда, потом компартия и КГБ все же распространили специальное распоряжение: Сахарова А.Д. на судебные процессы не пропускать. На процесс самого Буковского в 1972 году Андрея Дмитриевича не пустили – так и простоял все два часа под дверью.

В 1975 году в Западной Германии вышла в свет книга Андрея Дмитриевича «О стране и о мире». В ней Сахаров привлек внимание западной общественности к опасности получающей широкое распространение среди европейской молодежи «левой моды», «леволиберальных» настроений, сочувствия СССР. По его мнению, это грозило потерей единства Запада перед лицом тоталитаризма и сползанием его самого к «госкапиталистическому тоталитарному социализму», что не менее опасно. Напомнил академик Сахаров и слова Белинкова, сказавшего как-то, что «социализм – это такая штука, которую легко попробовать, да трудно выплюнуть». От советского же руководства Андрей Дмитриевич в очередной раз потребовал предоставления гражданских свобод, полной амнистии политзаключенных, перехода к многопартийной системе, предоставления республикам права на добровольный выход из СССР. Впервые прозвучали и экономические требования: «денационализация всех видов экономической и социальной деятельности», «деколлективизация в сельском хозяйстве» и свободный обмен рублей на иностранную валюту.

В том же, 1975 году Андрей Дмитриевич Сахаров стал первым советским гражданином, получившим Нобелевскую премию мира (по иронии судьбы, вторым спустя пятнадцать лет станет генсек ЦК КПСС). Нобелевский комитет пояснил, что премия присуждается академику Сахарову за его «бесстрашную поддержку фундаментальных принципов мира между людьми» и «мужественную борьбу со злоупотреблением властью и любыми формами подавления человеческого достоинства». Советские власти не выпустили Андрея Дмитриевича из страны: вместо него получать премию в Осло полетела Елена Боннэр, зачитавшая написанную Сахаровым Нобелевскую лекцию «Мир, прогресс и права человека». Главное место в лекции занимало поименное перечисление 126 узников совести в СССР (в их числе Буковского, Марченко, Плюща, Мороза, Глузмана, Хаустова, Ковалева, Твердохлебова, Любарского) – и это, как подчеркнул Сахаров, была лишь крохотная часть тех, кто страдал за свои убеждения в Советском Союзе. «Я прошу вас считать, что все узники совести, все политзаключенные моей страны разделяют со мной честь Нобелевской премии мира», – подчеркнул Андрей Дмитриевич в своей лекции.

В последующие пять лет Сахаров продолжил свою правозащитную деятельность: ездил в Омск, Ташкент, Якутию и Мордовию для поддержки местных диссидентов, писал все новые письма советскому руководству, сам получал сотни писем со словами поддержки и просьбами о помощи со всех концов огромной страны. С новыми силами академик Сахаров вступил в борьбу за отмену смертной казни в СССР и во всем мире, считая ее «варварским институтом», неэффективным способом борьбы с преступностью и терроризмом, «катализатором более массового исхода безумия, мести и жестокости». «Смертная казнь не имеет моральных и практических оправданий и представляет собой пережиток варварских обычаев мести, – писал Андрей Дмитриевич. – Мести, осуществленной хладнокровно и обдуманно… и поэтому особенно позорной и отвратительной».

Именно в эти годы, последние годы перед ссылкой, Андрей Дмитриевич Сахаров четко сформулировал свой политический идеал, который, как и многое написанное Сахаровым, звучит просто и бесспорно – «плюралистическое общество с безусловным соблюдением основных гражданских и политических прав человека; общество со смешанной экономикой, осуществляющее научно регулируемый всесторонний прогресс».

И снова Сахаров требовал открытого осуждения преступлений советского режима, политических действий КПСС и кровавых актов карательной системы ВЧК – ГПУ – НКВД – МГБ – КГБ. «Народ без исторической памяти обречен на деградацию», – повторял Андрей Дмитриевич, говоря, что Советскому государству необходимо вскрыть язвы прошлого, предать гласности и всенародному обсуждению все то, чем вошел в историю Союз Советских Социалистических Республик: массовым кровавым террором, насильственной коллективизацией, ГУЛАГом, геноцидом целых народностей, сотрудничеством и подписанием договора с Гитлером, репрессиями тех, кто в ходе войны оказался в плену, государственным антисемитизмом. Но власть Сахарову не отвечала, по крайней мере открыто. Ответила она ему лишь в 1980 году, после того как академик Сахаров резко и публично (в том числе в интервью ведущим западным средствам массовой информации) осудил советскую агрессию в Афганистане, потребовал от Брежнева немедленного вывода войск и в который раз всеобщей политической амнистии в СССР. Ответ советского правительства был жестким и незамедлительным.

Однако впечатление, что советская власть Сахарова попросту игнорировала, далеко от действительности – она его смертельно боялась и не останавливалась ни перед какими мерами для «пресечения его деятельности» на самом высоком уровне. В 1973 году