Царица Армянская - Серо Ханзадян

так что земля содрогалась. К каждому из пленников прилипло по три-четыре

женщины. Багарат Дола объяснил, что в здешних племенах не придерживаются и

никаких кровных запретов. Скажем, сестра может стать женою брата.

Каранни отобрал несколько конников из войска Багарата Дола и велел им

повернуть пленников со всеми их женами и детьми и гнать обратно к кочевью,

где брошены малые дети. А уж оттуда всех вместе препроводить в Арцах.

Наконец снова тронулись в путь. Два дня шли, не отдыхая. И тут

кончился запас питьевой воды в бурдюках. Стала мучить жажда. Но шли все

дальше, в надежде напасть на воду. Еще день, еще ночь. Кони еле

передвигались, дышали тяжело.

Каранни был раздражен. Говорил мало, только приказы отдавал. Все

думали о воде, мечтали о воде, искали воду. Но скованная зноем земля,

обжигая их огненным дыханием, словно намеренно издевалась над людьми и

где-то прятала живительную влагу.

Воины вспоминали свои края, тамошние горные родники и этим еще больше

томили себя, изнемогая от жажды.

Кто-то, случайно вырвав из земли неказистый короткостебельный росток,

похожий на камыш, вдруг обнаружил, что корень у него водянистый. Все

кинулись рвать эти растения и жевать их корни. Людям стало чуть легче, а

лошади не притронулись к находке.

Царевич приказал рыть колодцы там, где рос этот горе-камышник. Все с

надеждой и воодушевлением принялись за дело. Рыли копьями и мечами. Земля

поддавалась не просто. Песчаная, она осыпалась обратно в яму. Но дело

мало-помалу двигалось. Работали целый день.

И вдруг крик:

— Вода! Вот она, есть!..

Радость была несказанной. А вода все прибывала, делалась чище и чище.

Это явно пробился родник.

Сначала напоили лошадей, а потом уж сами отвели душу.

Каранни приказал зарезать трех жеребят в жертву богине Цовинар,

наделившей их водой. Жрецы вознесли ей молитвы.

И снова двинулись в путь. Опять шли на восток, к дальнему горизонту

бескрайних степей.

* * *

Три дня миновало с тех пор, как ушли от родника.

Последнюю ночь провели в засушливой долине. Поднялись с первыми

рассветными лучами. Необычно вели себя лошади: явно чем-то испуганные, они

тесно сбились и громко, беспокойно ржали.

От подножия горы, что маячила вдали, простиралось песчаное безбрежье.

И даже с волнами, как закаменевшее море. При этом нигде ни ростка, никаких

признаков жизни.

Устрашающая, мертвая тишина.

Едва они ступили на этот песок, и кони и колесницы тотчас увязли в

нем. Песок был мелкий, сыпучий, горячий — и за ночь не остыл. В воздухе

пахло гарью.

Каранни приказал всем взять правее, может, выберутся на твердь. И

невозможно было убедить его отказаться от продолжения этого невыносимо

тяжелого пути.

Несколько пленников, из тех, что по молодости были еще неженатыми и

потому остались в войске царевича, начали жалобно выть в страхе перед

пустыней. В застывших песчаных волнах им мерещилась смерть.

Багарат Дола, как старший из родоначальников, взял на себя смелость

обратиться к престолонаследнику:

— Люди ропщут, божественный. Может, прикажешь повернуть назад?..

— Каждого недовольного убивать на месте! — таков был ответ царевича.

И пятерых не стало. Их тела, коней и все, что у них было, предали

сожжению.

Каранни распорядился, чтобы принесли к пепелищу изваянного из камня

Ваагна Драконоборца, повсюду возимого им с собою.

Идолище обрядили чем могли, воскурили ладан в его честь. Каранни

долго молился, опустившись перед ним на колени. И все воинство тоже

молилось...

Обессилевших лошадей прирезали, конину раздали пленникам. Умерших

воинов похоронили здесь же, в песках, и возвели над их могилами

недолговечные песчаные холмы.

И как только жрецы закончили обряд погребения, Каранни направился к

своему уже оседланному скакуну.

— Итак, продолжаем наш путь!..

Но речь его вдруг пресеклась — к лагерю галопом мчались три всадника.

Приглядевшись, царевич узнал в одном из них дочь Миная Нуар. Два других

были из воинов Багарата Дола, остававшихся в Бойлакане.

Еще издалека Нуар закричала:

— Хетты захватили Нерик! Наша царица Мари-Луйс в плену!..

В пустыне поднялась буря. Песчаные вихри затмили небо.

Войско, перестроившись, повернуло на запад.

СКАЗАНИЕ ВТОРОЕ

Враждебная Хайаса взялась за оружие.

(Из летописи царя хеттов

Мурсилиса Второго,

1331 г. до н. э.)

Хеттские жрецы и военачальники согнали на площадь перед храмом бога

Шанта всех пленных армян и под страхом смерти заставили поклоняться их

идолам и признать над собой власть верховного военачальника хеттов Нуанза

Вараша.

Нуанза Вараш восседал у входа в храм на застланном тигровой шкурой

ложе.

Не поднимая головы, он спросил:

— А где царица? Я желаю ее!

Кама Вараш, почтительно склонив голову, промолвил в ответ:

— Изволь, непобедимый военачальник, царица Мари-Луйс перед тобой.

Прими дар богов.

Нуанза Вараш и при этом не поднял головы. Он сидел, скрестив под

собою ноги. Перед ним в глиняной чаше дымилось отварное мясо, и он жадно

пожирал его кусок за куском.

А хеттские воины тем временем затрубили в рожки, созывая к поздней

трапезе.

Нерик полнился гарью. Хетты со смоляными факелами в руках всю ночь

рыскали по городу в поисках укрывающихся армян.

Нуанза Вараша очень обозлил верховный жрец хеттов, его сородич Кама

Вараш. Явился и требует себе половину армянских пленников и захваченной с

ними добычи, тогда как ему определена только десятая часть.

Верховный военачальник в негодовании заскрипел зубами. «Жалкие жрецы

полагают, что это они завоевали Нерик. Идиоты...»

Нуанза Вараш концом своего пояса утер жирные губы и поднял голову.

Поднял и словно онемел, разинув рот. Что это перед ним? Луч света или сама

богиня Иштар, дивная Иштар, в глазах которой вся краса небес, а в груди

огонь солнца?

— Кто ты, о женщина? Кто?..

— Я — Мари-Луйс, Нуанза Вараш, — спокойно, с достоинством ответила

царица. — Приветствую тебя в этот розовозакатный час.

Нет, и богине с ней не сравниться. Какая осанка, как стройна!

Лебединая шея. Лицо подобно утреннему восходу. А волосы! Густые, вьющиеся,

блестящие...

Когда царице сказали, что ее ведут к верховному военачальнику, она

потребовала дать ей время подготовиться к встрече, привести себя в

порядок, переодеться, ведь победитель — военачальник войска царя

Мурсилиса, и представиться ему надо в подобающем виде.

И вот она перед Нуанза Варашем во всей силе и власти своей женской

красоты. Величественная, улыбающаяся, и голос такой ровный, звучный. Все

это, конечно, напускное — и смирение, и улыбка. В душе у Мари-Луйс с

каждым мгновением нарастала ненависть к этому презренному хетту, который

не мечом, а вероломством завладел ее городом, и она теперь его пленница.

Хотелось вцепиться ему в глотку, однако...

— О, Мари-Луйс, здравствуй! — проговорил наконец Нуанза Вараш. —

Богиня Иштар свидетельница, на всем белом свете нет более прекрасной

женщины, чем ты.

— Я не просто женщина, победитель Нуанза Вараш! Не забывай, что я —

дщерь богов. А твой военачальник, захвативший меня в плен, в первую же

ночь совершил насилие надо мной, чем оскорбил саму богиню Иштар. Она ведь

вами, хеттами, почитаема превыше других святынь? Ее оскорбил и к тебе

выказал неуважение — завладел поживой, опередив тебя!..

Нуанза Вараш помрачнел. Волею богов в случае пленения особ царского

рода — царя или царицы вражьего стана — надлежит дать им приют и оказывать

почтение, достойное их звания. Так предопределено свыше, и всяк,

преступивший извечный обычай, неугоден богам. Может, эта царица сама и

есть божья кара за все?..

Он бережно взял Мари-Луйс под локоть, усадил на тахту и с яростью

глянул на военачальника, который сказал: