Сожжение - Мегха Маджумдар

Судья отвергает мои «признания». Он их объявляет неприемлемыми, поскольку меня заставили их подписать – так он считает.

Гобинд мне улыбается, ободряя.

Я рада этой маленькой победе. Я ничего не сделала, ничего, но в этом зале никто мне не верит. Кроме матери. Она сидит где-то у меня за спиной, но не хватает духу обернуться и встретить взгляды всех этих глаз.

* * *

Четыре дня подряд меня привозят в суд. Я уже привыкла. На четвертый день какой-то репортер – а может, просто прохожий, – плюет мне в лицо перед залом суда. Мой адвокат находит салфетку, и я вытираюсь ею, но нет времени идти в туалет и умываться. И весь день я сижу, и на лице у меня – ненависть этого незнакомца.

К тому времени обвинение уже вызвало сорок свидетелей, в том числе старых соседей из выселенных трущоб, врача, который лечил моего отца, и даму из благотворительной организации, спонсировавшей мое образование. Они все дают показания за белой тканью – из страха, как бы я – я – не запугала их пристальным взглядом. До меня доносятся голоса этих призраков. Некоторые видели, как я курю – об этом заявили несколько человек. Будто прикурить сигарету – то же самое, что поджечь факел.

Для молодой женщины курить сигарету – преступление?

На пятый день на трибуне свидетелей появляется один человек. Он начинает говорить – и я вдруг оживаю от этого знакомого голоса.

Я снова на школьном дворе, играю в баскетбол.

Это мой бывший преподаватель физкультуры. Я ждала, что он всем расскажет, какой я была обычной ученицей, как любила баскетбол.

Он говорит:

– Она была бедна и держалась особняком. Но на моих уроках она не вела себя плохо. На самом деле она очень хорошо играла. У меня были серьезные надежды, что она станет спортсменкой.

Слушайте моего учителя, думаю я. Слушайте, он знает. Я хотела бы заглянуть ему в глаза с благодарностью, но это невозможно.

– Да, я вполне понимал, что жизнь у нее трудная, – говорит он. – Иногда я ей давал какую-нибудь еду во время ланча. Мне было непонятно, достаточно ли она ест. Кажется, она за эту еду была мне благодарна.

Была-была, я помню. Очень благодарна. Наверное, в своей детской уязвленной гордости я не благодарила его тогда как следует. Но я это сделаю, как только мне будет позволено с ним говорить. И скажу ему спасибо, что выступил за меня. Никто больше таких намерений не выказывал. Ни один человек из благотворительной организации, никто из моей школы, никто из моих соседей.

А потом он говорит:

– Но она исчезла. Я пытался ей помочь – ободрял, подкармливал, но в какой-то момент она перестала ходить в школу. После экзаменов за десятый класс. Если я правильно помню, успехи у нее были не очень выдающиеся. Ну так что ж? Можно было к двенадцатому классу оценки исправить. Но нет, она просто ушла. Исчезла. С тех пор я ее не видел ни разу, вот только в телевизоре. Может быть, она связалась с криминальными элементами и оставила школу? Такое бывает.

Мне на грудь наваливается тяжесть, будто землей засыпали ребра. Я пытаюсь слушать дальше, но в ушах гудят шершни.

* * *

На шестой, седьмой и восьмой дни мой адвокат представляет доводы в мою защиту. Когда я пытаюсь его убедить, чтобы дал мне сказать, он подносит палец к губам.

– В девяноста девяти и девяти десятых процента случаев, – говорит он мне в перерыве, – выступление подзащитного не помогает. Это доказанный факт.

Так ли это? Но мне ничего не остается, кроме как поверить.

Хоть я и была в контакте с вербовщиком террористов в соцсети, соглашается он, говорила я с ним лишь о своей работе, коллегах, о своих чувствах. Ни про какое нападение ни слова. И я, Дживан, думала, что он – дружелюбный парень из какой-то другой страны. Какая девушка откажется поболтать с таким парнем?

Гобинд указывает на все ошибки в статье Пурненду Саркара. Уточняет, что настоящих бомб я никогда в полицейских не бросала. Утверждает, что мои записи в соцсети были не более чем выражением чувств молодой девушки. Рисует меня глупенькой и легковерной. И как же я этому рада!

Потом он говорит:

– А пакет, про который вы все время слышите? Тот самый пакет? Так это была никакая не взрывчатка, это был сверток с книгами! Эти книги она несла одной хиджре в трущобы! Да, верно, моя клиентка выполняла общественную работу – она учила английскому хиджру из своей округи! И сама хиджра может вам об этом рассказать!

Я слышу, как на место свидетеля вызывают Лавли. У меня сердце воспаряет как воздушный змей, на полную веревку выпущенный в небо из доверчивых детских рук.

Лавли пришла. Микрофон передает, как она устраивается на трибуне, и я слышу ее слова:

– Эта трибуна у вас только на тощих рассчитана, что ли?

Впервые за все время суда у меня на губах появляется улыбка. Лавли пришла, со своим голосом, со своей бесстрашной манерой – и с правдой обо мне.

– Что меня поражает, – говорит она по-бенгальски, – это как вы все тут врете.

– Пожалуйста, – говорит ей Гобинд, – придерживайтесь фактов.

– Хорошо! – отвечает она. – Дживан учила меня английскому. Я английского не знала, и факт в том, что я не знаю его и сейчас.

Смех в зале.

Судья призывает к порядку. Лавли продолжает:

– Но это не вина Дживан. Каждые два-три дня она приходила ко мне с каким-нибудь старым учебником. Я изучала эй-би-си-ди, потом простые слова, вроде «кэт». Вот как-то так. И все это я изучала, чтобы лучше понимать на слух. Я… – она застенчиво кашляет, – я актриса.

Зал снова смеется. Лавли продолжает серьезно, будто не слышала смеха.

– Я актриса, и мне нужно уметь читать сценарии и говорить по-английски бегло, понимаете? Вот так я познакомилась с этой милой девушкой, Дживан. Она свое время тратила, чтобы учить бедных. Кто из вас что-нибудь подобное делал хоть раз в жизни? – с напором спрашивает она. – И кто вы такие, чтобы ее судить?

* * *

На девятый день, когда мое единственное сари окончательно измялось и утратило блеск, слово берет судья. Он откашливается и говорит по-английски. Прежде всего зачитывает обвинения.

Ведение войны с государством. Убийство и участие в преступной группе. Сознательная помощь в подготовке террористического акта. Добровольное предоставление убежища террористам.

– Мы честно выслушали обе стороны, – читает судья по заготовленным заметкам, сдвинув очки на кончик носа. – Подсудимая присутствовала на железнодорожной станции, и у нее был пакет. У подсудимой были продолжительные отношения на веб-сайте, в соцсети, с известным вербовщиком террористов. Бывший учитель подсудимой нам сообщил, что подсудимая бросила школу, прервав свое образование при подозрительных обстоятельствах. С другой стороны, мы слышали слова хиджры – личности, выпрашивающей подаяние на улицах, – утверждающей,