Капля духов в открытую рану - Катя Качур

низким и бархатным. Мужик достал шарик на веревочке, какие Славочка часто видел в фильмах, и поднес его к лицу Костика.

– Хм-м-м, – загудел гипнолог брюшным вибрато. – Подхватывайте звук, смотрите мне в глаза…

– Хм-м-м, – загудел в ответ Костик в чистейшую терцию и через десять секунд блаженно отключился.

Славочка тоже разомлел, комната поплыла, мужик с Костиком в расфокусе отъехали куда-то вдаль.

– А вам – не спать! – скомандовал врач.

Славочка вздрогнул и очнулся.

– Круто вы его, – сказал он, зевая. – Неужели и боли не почувствует?

– Ну мы местную анестезию-то сделаем! – Мужик ловко перевернул Костикову тушку на живот. – Можете пока подождать в приемной, незачем вам это видеть.

Часом позже друзья сидели в маленьком кафе на Петровке и пили кофе с эклерами. Костик ерзал на стуле, пытаясь выбрать менее травматичную позу, и с грустью смотрел в окно. Мимо шли две старшеклассницы в распахнутых пуховиках с пирсингом на голых пупках. С крыши на стекло падали крупные капли. Был теплый день начала марта.

– Знаешь, Свав, – Костик по традиции жевал, – все-таки жизнь без бухла – как салат без масла, как кино без музыки, как секс без…

– Да ладно, привыкнешь. Привыкают же взрослые умные люди к здоровой пище. Красный перец, брокколи, кабачок и кусочек отварной говядины. – Славочка вздохнул. Он с удовольствием бы съел что-то порочное, типа плова или жирной поджаренной свининки, но в последнее время начал быстро набирать вес, и Сайгонский пригласил ему продвинутого диетолога. Со своей железной волей Славочка быстро скинул лишние пять килограммов, на что Иван Захарыч завистливо ухмыльнулся. Он не мог спуститься ниже отметки в 130 кг уже несколько лет.

На следующий день была назначена репетиция в небольшом зале филармонии. Сайгонский сообщил Славочке, что Ванесса расстроена и не понимает, зачем создавать трио.

– Она мне говорит: Иван! Я – солист, Слава – солист, если будет третий, то кто-то непременно уйдет на второй план! – копируя акцент Ванессы, рассказал Сайгонский.

– Логично, – ответил Славочка. – На это и рассчитываем.

Костик пришел самым первым и минут десять торчал с виолончелью у закрытой двери. Затем оставил инструмент и направился в курилку, насвистывая свою партию 11-го концерта Вивальди. В курилке у окна стояла хрупкая девушка в платье с открытой спиной. В брендовых боксерах Костика потеплело.

– Я накрыл бы ваши плечи волшебной вуалью, – сымпровизировал он, не меняя партитуры и тональности.

Она обернулась и расстроенно фыркнула.

– Вы свистите тот концерт, который мне предстоит играть, – сказала она с трогательным акцентом.

В Машкиных плавках началось движение.

– Вы – знаменитая Ванесса. Красавица с небесных гор… – пропел Костик. С «небесных гор» было единственным словосочетанием, которое родилось в его голове на заданные ноты.

Ванесса подняла заплаканные глаза.

– Вы меня знаете?

– Не так близко, как хотелось бы. – Костик бесцеремонно взял ее фарфоровую руку ладонью вверх и поочередно припал губами к подушечкам пальцев.

– Кто вы? – смутилась Ванесса.

– Я – Константин, я вызволю из плена ва-а-ас! – продолжил он тему Вивальди, обнимая ее за талию так, чтобы пальцами коснуться голой спины.

– Вы – тот виолончелист, который пришел разрушить мою жизнь?

– Мне нравится эта версия, – произнес Костик уже без мелодии. – Если бы не репетиция, я разрушил бы вашу жизнь немедленно.

Подошедший в курилку Славочка (он знал, где искать Ванессу в перерывах) завис в изумлении. Костик, как родной, целовал француженку в шею, та идиотски хихикала.

– Дамы и господа, – он откашлялся, – хотел вас познакомить, но, похоже, это уже лишнее.

Ванесса резко отпрянула и оттолкнула Костика. Они были одного роста, нос в нос, губы в губы. Костик не смутился и, выпуская Ванессу из рук, подмигнул:

– Друзья, идемте репетировать. Жду не дождусь, когда мы сольемся в едином порыве!

Ванесса фыркнула и двинулась вперед, качая бедрами. Парни пошли за ней.

– Ослепительная спина, – произнес Костик. – Как ты мог отказаться от такого?

– Сейчас она вступит, и ты все поймешь, – пообещал Славочка.

В зале долго настраивались, сверялись, обсуждали детали. Славочка за несколько недель переписал партитуру на четыре инструмента, убрал Ванессину скрипку из начала концерта и дал ей возможность вступить только в развитие темы. Пометки красным цветом, размашисто накиданные его рукой в нотах, хлестали Ванессу по глазам. Она нервничала, вглядывалась в лицо Славочки, но оно было закрыто невидимым забралом. Маленький самозванец с убитой в щепки виолончелью одновременно волновал и раздражал Ванессу. Аккомпаниаторша ЛидьВасильна тоже смотрела на Костика с подозрением, как на незнакомца в вечернем лифте. Она опустила руки на клавиши, и по кивку, вплетая свою тему в фортепианные раскаты, Славочка начал витать мерцающим млечным путем среди звезд клавишного арпеджио. Костик обнял свою потрепанную кремону[19] и весь превратился в слух. Его лицо стало серьезным, как у измученного Пьеро, глаза устремились внутрь, вена на виске набухла ветвистым изгибом. Он втянул воздух, поднял смычок и бархатно опустил его на струны. Басовые переливы разбавили Славочкин млечный путь вселенской тоской, раскручиваясь по спирали и вознося человеческую печаль за пределы галактики.

Они не могли напиться друг другом. В музыке, как и в дружбе, Костик обладал абсолютным слухом и считал Славочку камертоном, по которому нужно сверять все людские таланты и способности. И свой собственный. ЛидьВасильна растаяла от такой гармонии, сменила враждебность на влюбленность. Ванесса скользила глазами по нотам и с третьей цифры вступила, взмахом руки распространив в воздухе сладкие цветочные духи.

Первым остановился Костик, наклонил голову набок и развернулся корпусом к француженке. Она сыграла несколько тактов и запнулась, не закончив фразу.

– Рыба моя, – сказал Костик. – Нельзя же класть на одно блюдо с горячим замороженую картошку. Ее нужно разогреть, прежде чем подать на стол!

– О чем это он? – спросила Ванесса Славочку.

– Он говорит о том, что перед тем, как вступить, нужно внутри себя подготовить звук. Чтобы он был не раскаленным и не холодным. А ровно таким, каким его приятно было бы вплести в заданную гармонию.

– Что не так? Я не вовремя вступила? Я перепутала ноты? Я сфальшивила? О чем вы говорите? – Голос Ванессы дрожал, в глазах стояли слезы.

– Деточка, у тебя прекрасная техника, уникальная легкость и цепкость. Но где чувства? – Костик был неумолим.

– А где были твои чувства, когда ты бросился на меня в курилке? Ты успел их подготовить? За одну минуту? Но ты же вступил! – Ванесса сорвалась на фальцет.

– Успел, представь себе! Пока ты поворачивала ко мне голову, пока отвечала на вопрос, пока поднимала ресницы! Я уже был влюблен, когда кинулся тебя обнимать! – Костиково крещендо перешло в фортиссимо.

Ванесса