Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В общем, по моему опыту, все едят так, как привыкли. Все мы вышли из Советского Союза, и все мы варили борщ и крутили котлеты.
А привычка – вторая натура.
Пушгоры
А это не о стране, а о маленьком, но очень значимом месте для всех людей – Святые Горы, Михайловское, имение родителей Пушкина, Петровское и Тригорское, где были написаны, возможно, лучшие стихи великого поэта.
Связывать Пушкинские Горы и гастрономию неправильно. Да я и не об этом. Я же пишу о гастрономических впечатлениях в путешествиях, верно? А уж к этим воспоминаниям невольно цепляются и другие.
В Пушгорах я была два раза. Впервые в конце восьмидесятых, когда шумно и пышно праздновалось столетие великого поэта. А второй раз совсем недавно, лет пять назад, когда все изменилось, и изменилось кардинально. Но Пушкинские Горы остались Пушкинскими Горами. Точнее – Святыми Горами.
До боли в сердце я люблю российскую северную природу, высокие травы, березы и сосны, степные колокольчики, лесные фиалки, немыслимые просторы, высокое небо, аистов, чинно расхаживающих по обочинам дорог, чьи гнезда свиты на столбах и крышах, заброшенные деревенские погосты, простой и добросердечный народ. Святые Горы для меня место силы, место священное.
Там мне не хочется говорить, не хочется открывать интернет, не хочется звонить по телефону. Хочется бродить по полям и лугам, лесам и припыленным местным тропам, вдыхая запахи леса и трав, реки и недавно прошедшего дождя. Хочется слушать пение птиц и монотонное, обманное и назойливое кукование, ловить неожиданный вскрик совы. Мне хочется уединения. Нет, не так – оно мне просто необходимо.
Итак, мое первое посещение Пушкинских Гор. Конец восьмидесятых.
Гостиница была похожа на общежитие. Номера с металлическими кроватями, один туалет на две комнаты, в холле два дребезжащих холодильника, куда мы положили привезенную колбасу. Исчезла она со скоростью света – кажется, мы не успели дойти до своего номера. Ладно, история известная, переживем. Питание оплачено, думать не надо, к тому же мы с ребенком.
Завтрак похож на все завтраки советских времен – полузастывшая каша, сыр, масло, хлеб, вареные яйца, что-то еще. Нормально, с голоду не помрешь. К тому же мы люди привычные. И вот обед. Какой-то суп и отварной язык. Ого, прямо настоящий советский деликатес. Я-то большая любительница этого блюда, а вот мой ребенок… Ладно, обошлись супом и гарниром, ничего страшного. Время ужина. Подают тушеный язык. Ничего себе, а? Опять деликатес. Лично я довольна. Но по столовой проходит волна тихого ропота. Ох, наш народ! Гоняетесь за дефицитом, а всем недовольны! А ведь язык блюдо исключительно праздничное – язык отварной с зеленым горошком, язык с чесноком, язык заливной. А тут вам в будень, как говорится, день, а вы лица кривите! Всегда вы чем-нибудь недовольны, нехорошо.
Но завтра, и послезавтра, и во все последующие дни два раза в день нам подавали язык – отварной и тушеный, под соусом и томленный в духовке, с макаронами и гречкой, с картофельным пюре и с рисом. И, кажется, только я была довольна этим, мягко говоря, странным обстоятельством. А вот народ забастовал. Требовали мяса, кур, чего-нибудь рыбного.
Ну да, я их понимала.
Во время очередного бунта вышел шеф-повар в огромном, до потолка, колпаке. Оглядев толпу, здоровенный дяденька чуть попятился и с тяжелым вздохом развел руками – дескать, простите, люди добрые:
– Мяса нет, рыбы тоже. Вот, завалил совхоз языками! А мне что делать? И так стараюсь, как могу, ночами не сплю, блюда выдумываю. А что тут выдумаешь? В общем, рвите на части, а пока языки не съедим – уж извините! – Повар почти плакал.
Народ наш жалостливый притих и даже начал сочувствовать. Основных бунтарей заглушили: не нравится – идите в ресторан! А мы уж как-нибудь, мы перетерпим. И не такое терпели! В общем, очередной абсурд.
Но ни языки, тушеные и вареные, ни справедливое народное возмущение не смогли испортить впечатления от Пушкинских Гор.
Кстати, на деревянной, сколоченной к празднику сцене выступали поэты и литераторы, был даже какой-то прапраправнук Александра Сергеевича, разумеется, «важняки» из местного обкома, или как он тогда назывался, начальство из Министерства культуры. Но все это, если честно, было весьма так себе. Обычное, стандартное, запланированное мероприятие.
Мы не стали слушать до конца и пошли по аллее Керн, вдоль высоченных сосен, сквозь которые проглядывало нежаркое июньское солнце, вдали серебрилась речка Сороть, поднимались высокие северные травы, пахло лесом и свежестью, нагретой солнцем хвоей и счастьем. Да, пахло счастьем. И это острое ощущение со мной навсегда.
А все остальное – ей-богу, пустяки.
Второй наш приезд в Святые Горы был в постсоветские времена. И гостиница была совершенно другая, и колбасу из нашего личного холодильника никто не воровал. И номер соответствовал европейскому стандарту – словом, все было чин чинарем. И завтрак в отеле был отменным – фермерский творог, разнообразные домашние варенья, сыр местного производства, местная же ветчина, соленья, моченья, три вида яичницы и замечательные травяные чаи – с черной смородиной, с малиной, черникой и клюквой. И рестораны в Пушкинских Горах появились, в основном русской кухни. И были в меню кулебяки, и пирожки, и кислые щи по местному, особенному, рецепту, и знаменитые пожарские котлеты, и, безусловно, грибы – соленые, маринованные и жареные.
И замечательное Михайловское стояло на берегу реки Сороть, и знаменитый могучий дуб. И Тригорское, и Петровское, и «племя младое и незнакомое», давно уже не младое и могучее.
И аисты у дорог, и запах пыли, смешанный с запахом хвои и трав.
И бабули с букетиками скромных астр и колокольчиков сидели у стен монастыря в надежде, что туристы непременно купят их букетики, чтобы возложить на могилу поэта.
А над всем этим, над деревенскими, мало изменившимися домиками, над палисадниками и многочисленными кафе, над полями с жужжащими пышными шмелями, над скромными бабочками и полупрозрачными стрекозами, над птичьими гнездами, над кронами берез и сосен, незримо витал дух поэта.
Я читала про себя его стихи и думала, что вот сейчас иду по тем же дорогам, мимо скромных деревенских погостов, мимо леса и поля, мимо реки.
А он где-то здесь, где-то рядом…
Я это чувствовала.
Минск
Белоруссия – это отчасти и моя родина, из Белоруссии, из маленького местечка под Минском под названием Острошицкий городок, родом моя любимая бабушка, Софья Борисовна Метлицкая. В Минске чисто и очень по-советски. Это вам не Москва, не Питер и не Ростов. Все скромно, точек общепита
- Приснись мне - Ольга Милосердова - Русская классическая проза
- Это я – Никиша - Никита Олегович Морозов - Контркультура / Русская классическая проза / Прочий юмор
- Откуда взялся этот Клемент? - Кит А. Пирсон - Детектив / Русская классическая проза
- Барин и слуга - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Проза о неблизких путешествиях, совершенных автором за годы долгой гастрольной жизни - Игорь Миронович Губерман - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Манипуляция - Юлия Рахматулина-Руденко - Детектив / Периодические издания / Русская классическая проза
- Конец сезона - Лена Шумная - Русская классическая проза
- Болото - Александр Куприн - Русская классическая проза
- Завтра сегодня будет вчера - Анастасия Бойцова - Русская классическая проза
- Мишура - Ольга Ярмолович - Русская классическая проза