Бабочка - Кэтрин Харви

Остальные планы Рэчел были весьма смутны, единственным конкретным желанием являлась месть Дэнни Маккею.

Приняв еще одну таблетку, она пробралась на место и рухнула на сиденье. Таблетки дала ей Кармелита, которой однажды делали аборт.

Кармелита…

Рэчел закрыла глаза и представила хорошенькое смуглое личико подруги. Вчера утром Рэчел проснулась и увидела как это личико смотрит на нее. Большие карие глаза был печальны.

— Прости, подружка, — сказала мексиканка, — не Хэйзл послала меня передать тебе, чтобы ты собирала вещи. Она сказала, ты должна уехать. Вот твой заработок.

Голова Рэчел была как в тумане от перенесенного ночью, поэтому она не поняла.

— Куда… — прошептала она, — куда я еду?

— Сама решай, подружка. Ты должна уйти отсюда. Иначе, она говорит, что вышвырнет тебя. И она это сделает. Однажды уже так было.

Туман начал рассеиваться.

— Ты хочешь сказать, что Хэйзл выгоняет меня?

В глазах Кармелиты блестели слезы.

— Она говорит, ей не нужны скандалистки в доме. Рэчел знала настоящую причину поведения Хэйзл: Дэнни приказал ей.

Белл и Кармелита помогли собрать ей немногочисленные пожитки. По их щекам непрерывно струились слезы. Насколько могли, они поделились с ней деньгами, доехали с ней на автобусе до железнодорожной станции. Там они обнимали ее и опять плакали.

— Как бы я хотела поехать с тобой, подружка, — сказала Кармелита, — но ты же знаешь, я не могу оставить Мануэля.

— Все нормально, — ответила Рэчел. — Я понимаю. — Она в самом деле понимала. Даже слишком хорошо.

— Но послушай, — сказала Кармелита, крепко держа Рэчел за руку. — Если я тебе понадоблюсь, позвони — и я примчусь. У тебя неприятности, тебе нужны деньга, да все что угодно, ты звонишь Кармелите. Обещаешь?

Рэчел пообещала, добавив:

— То же самое и я говорю. Если я буду тебе нужна, дай знать, и я приду.

Рэчел смотрела на проплывающую мимо пустыню и удивлялась, почему все двоится у нее в глазах. Она закрыла глаза и стала ждать, когда пройдет боль. Она чувствовала себя больной, безнадежно больной. Как всегда в минуты физических испытаний, она постаралась умом сосредоточиться на чем-нибудь приятном. Мысли ее вернулись в Сан-Антонио, город, который она успела полюбить. Она вспомнила площади и соборы, острые мексиканские обеды, как вечерами горят фонари, спрятавшиеся в кустах, изогнутые мостики и гондолы на воде, в таких гондолах солдаты занимались любовью со своими подружками. Дэнни тоже как-то катал ее на лодке по реке, под огнями фонарей и волшебной луной.

Она выпрямилась от внезапной колющей боли в животе. Сжав живот руками, она согнулась вдвое и стала думать о будущем. С сегодняшнего дня она будет думать только о будущем.

Сначала она найдет мать, давала себе клятву Рэчел, а волны боли становились все чаще и чаще. Потом, когда она поправится, к ней вернется сила, она поедет в Голливуд искать свою сестру.

Таблетки не действовали. Внутри бушевал огонь. Она умирала от жажды. Вспомнив, что в конце вагона был титан с водой, Рэчел с трудом поднялась на ноги. Странно, ее сиденье совсем мокрое.

Поезд качнулся, и она потеряла равновесие. Потом ей показалось, что кто-то закричал, или это был паровозный гудок?

Перед ее глазами появилось лицо, сначала смутно, потом четче. Рот улыбался, глаза нет. Глаза были озабочены.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил незнакомец. Чувствую?

Рэчел попыталась сосредоточиться. Чувствую. Боль. Да, совсем недавно была боль. Но теперь она куда-то ушла. В ее теле была странная немота. Она лежала на диване. Поезд не двигался. Они остановились?

— Где я? — спросила она.

— Ты в больнице. Ты потеряла сознание в поезде, когда он подходил к станции. Ты не помнишь?

— Нет…

Незнакомец сел на край кровати, внимательно посмотрел на Рэчел.

— Сколько тебе лет?

— Шестнадцать.

Он выглядел удивленным. А что он думал? Что она старше? Моложе?

— Я… — она сглотнула, в горле у нее пересохло, — в Альбукерке?

— Да. Судя по твоему билету, ты собиралась здесь сойти. Тебя должен был кто-нибудь встретить? Мы можем кому-нибудь позвонить?

Некоторое время она раздумывала, потом ей захотелось плакать.

— Нет. У меня никого нет. Вы врач?

— Да.

— Что со мной произошло?

Его голос посерьезнел.

— Ты потеряла много крови, но теперь все будет хорошо. Тебе придется остаться здесь еще на несколько дней, но с тобой все будет в порядке.

— Я так странно себя чувствую.

— Потому что ты только что из операционной.

— Операция?!

— Не волнуйся, — мягко сказал он, — сейчас ты вне опасности.

Через несколько дней Рэчел выписывали. Врач пришел попрощаться и неохотно произнес:

— Мне жаль, Рэчел… — Тон его был действительно искренним. — Тот, кто делал тебе аборт, был просто мясник. Боюсь… — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Боюсь, ты никогда уже не сможешь иметь детей.

Рэчел пробыла в больнице пять дней. Когда она поправилась, то прямиком отправилась на трейлерную парковку — последний адрес ее родителей в штате Нью-Мексико.

Была зима, на земле лежал снег. Холодный ветер продувал ее свитерок насквозь, а она стояла и смотрела на грязный маленький трейлер, в котором провела последний день своего детства. Потом она пошла в контору, чтобы навести справки.

Управляющая тоже была новая — и эта категория людей часто переезжает. Но женщина знала всю историю парковки со слов своей предшественницы.

— Дуайеры? — переспросила она. — Как же, знаю. Думаю, случилось это примерно два года назад. Она убила его.

Рэчел стояла в холодной конторе, стены которой дрожали от зимнего ветра. — Убила его?

— Да. Славная была парочка, насколько я слышала. Однажды ночью он напился, и она ударила его сковородкой по голове. Но от этого он не умер. Он оправился, хотя она точно хотела отправить его на тот свет. Поэтому через неделю она прикончила его кухонным ножом.

У Рэчел было ощущение, будто колючий ветер продувает ей кожу и морозит кости. Она опять чувствовала немоту во всем теле.

— Что случилось с ней потом?

— Понятия не имею. Она исчезла. Полиция искала ее, но безуспешно.

Что же это было, ма? — думала Рэчел, направляясь назад на железнодорожную станцию. — Что же он такого сделал, что ты в конце концов переступила черту? Ты дошла до предела, как я с Дэнни. Мы два сапога пара, правда, ма?

Рэчел купила билет до Лос-Анджелеса. Она сказала себе с внезапной решимостью: я найду тебя, ма. Так же, как я найду свою сестру. И тогда я позабочусь о вас, и мы снова будем вместе.

Был жаркий ноябрьский день. Тяжелый смог висел в воздухе. Южная Калифорния. Внушительное здание вокзала напоминало ей Сан-Антонио своим классическим испанским стилем. Она поспешила на улицу, чтобы насладиться знаменитым солнцем.

Повсюду росли пальмы.

На стоянке такси она узнала дорогу в Голливуд и номер автобуса, которым можно туда добраться. Рэчел отсчитала мелочь на билет, в полной готовности села на скамейку. Автобус приехал через полтора часа. Еще через час она стояла на тротуаре, и ее первой мыслью было: Голливуд совсем не такой, каким я его представляла.

Конечно, она слушала рассказы Белл — знатока Голливуда. Рэчел не увидела ни больших домов, ни бассейнов, ни женщин в норковых манто. Ряды старых магазинчиков, потрепанные кафешки. Первым делом она сняла себе комнату в дешевом маленьком мотеле, заплатив за неделю вперед. На это ушли почти все деньги, которые остались у нее после оплаты больничного счета в Альбукерке. Потом пошла поесть.

В кафетерии она спросила, нет ли у них для нее работы. Конечно, сказал управляющий. Есть опыт работы официанткой? Нет? Тогда извини.

В четвертом кафетерии Рэчел научилась врать. Она нашла управляющего, сказала ему, что она опытная официантка, ищет работу. Как ей показалось, он слишком долго изучал ее лицо, потом отказал.

Оказавшись на тротуаре, Рэчел подумала: интересно, что заставило его отказать мне. Я некрасивая? Или он не поверил, что мне восемнадцать лет?

Пройдя еще три мили по жаре и четыре раза получив отказ, Рэчел вернулась в мотель и погрузилась в глубокий сон без сновидений.

Следующим утром она проснулась от жуткого голода, но ограничилась лишь чашкой кофе. Затем вновь отправилась в путь, но в противоположном направления.

Как привидение, ее дорогая подруга Кармелита шла вместе с ней. Рэчел успокаивало ее воображаемое присутствие, ее ободряющая болтовня. Несколько раз она ловила себя на том, что отвечала Кармелите вслух. Как бы хорошо им сейчас было вдвоем!

Голливуд казался Рэчел бесформенным и бесконечным — пальмы с пожухлыми листьями в мареве и люди, пробегающие мимо с отсутствующими лицами. Везде странные ресторанчики с официантками, которые обслуживали посетителей, катаясь на роликовых коньках. И везде один ответ: на работу не берем. Она прошлась под веселыми огнями китайского театра Граумана и остановилась, чтобы посмотреть, как туристы по очереди встают в отпечатки ног кинозвезд в бетоне. Рэчел пронзило чувство одиночества и отчаяния. Она подавила его. Ей нужно продолжать. Если не для себя, то для мамы, для достижения цели. Когда она падала духом, она думала о Дэнни Маккее. Когда у нее в желудке урчало от голода, когда на ногах появлялись волдыри от постоянной ходьбы, когда всякие подонки в переулках шептали ей гадости, когда она слышала ссоры соседей за стенкой и ей хотелось убежать из этого ужасного Голливуда, Рэчел вспоминала о Дэнни Маккее, и это поддерживало ее.