Бабочка - Кэтрин Харви

На третий день она решила приступить к поискам сестры.

— Я могу сказать тебе всего две вещи, — сказала ей тогда мать. — Ты родилась в пресвитерианской больнице. Юриста звали Леви Хайман.

Рэчел пролистала телефонную книжку в мотеле. В Лос-Анджелесе жили несколько Леви Хайманов. Но только один значился владельцем юридической фирмы. Она набрала номер и попала на секретаршу, Рэчел попросила назначить ей время для встречи.

— Вы по какому делу? — осведомилась секретарша. — По личному.

Рэчел было сказано прийти в три часа.

Это была важная встреча, поэтому она достала свои лучшие юбку и блузку, разгладила их, насколько это было возможно, и оделась. Потом пошла на автобусную остановку, готовясь провести уже привычный час в ожидании.

Ей повезло, она добралась до офиса Леви на Западной авеню как раз вовремя.

Это не был один из тех шикарных офисов, что показывают по телевидению. Однако чувствовалось, что он существует довольно давно. Увидев за спиной секретарши картотеку, Рэчел разволновалась. Неужели досье ее сестры тоже находится там! Как ей хотелось, чтобы Кармелита и Белл были сейчас с ней.

Как выяснилось, мистер Леви ненадолго задерживался, поэтому Рэчел встала и стала мерить шагами приемную. Секретарша не спускала с нее глаз. Рэчел знала, она слишком молода, чтобы самостоятельно встречаться с адвокатом. Она надеялась, что ей не сразу укажут на дверь. Ей всего лишь был нужен адрес сестры. Рэчел знала, что произойдет потом. У них будет потрясающая встреча. Они компенсируют шестнадцать лет разлуки. Потом ее сестра, которая, несомненно, богата, настоит на том, чтобы Рэчел переехала к ней, и они наконец будут настоящими сестрами.

Рэчел остановилась перед дипломом, который висел в рамке на стене. Хайман Леви, говорилось в нем, закончил юридический факультет Стэнфордского университета в 1947 году.

Семь лет назад.

Рэчел тупо смотрела на диплом. Хайман Леви стал юристом лишь через девять лет после ее рождения.

Это был не тот человек.

— Извините, — запинаясь, пробормотала она секретарше, — я ошиблась…

Рэчел выбежала, хлопнув дверью. Минуту спустя через ту же дверь вошел мужчина. Посмотрев на озабоченную секретаршу, он сказал:

— Извини, что опоздал, Дора. А где же человек, с которым встреча в три часа?

Дора пожала плечами.

— Она была здесь, мистер Леви. А потом просто взяла и выбежала. Совершенный ребенок. Может, это была своего рода шутка.

Он улыбнулся и пошел в кабинет. В дверях он обернулся и спросил:

— Отец звонил?

— Он еще в суде.

— Когда он свяжется с вами, скажите ему, пожалуйста, что я хотел бы проконсультироваться по шести делам, касающимся усыновления.

— Конечно, мистер Леви, — ответила секретарша. Мистер Хайман Леви-младший закрыл за собой дверь офиса, который делил вместе с отцом.

Рэчел долго лежала на кровати в мотеле, выплакивая свое горе. Она так рассчитывала найти сестру. Теперь надежды больше не осталось. Мать пропала, сестру невозможно разыскать — она была одна-одинешенька.

Потом она заставила себя думать о Дэнни, встала, переоделась, умылась и опять отправилась на поиски.

Через пару дней она уже не сможет платить за жилье и окажется на улице. Ей была нужна работа. Срочно.

По вечерам Голливуд, особенно если окидывать его беглым взглядом, выглядел сказочно. Но при внимательном изучении все недостатки вылезали наружу. Рэчел шла по оживленной улице и всем сердцем сочувствовала проституткам, скучающим в дверных проемах или у фонарных столбов. Мои сестры, — думала она. — Вот мои настоящие сестры.

Она зашла в пять кафе и во всех пяти получила отказ. В одном из них управляющий честно сказал ей, что она слишком молода.

— Нужно разрешение на работу, — объяснил он, — тебе нет восемнадцати.

Уставшая и голодная, она вышла на пересечение двух улиц. Туда и сюда сновали машины. На всех четырех углах прогуливались молодые женщины. Рэчел прочла название улиц. Хайленд авеню и Беверли Каньон Роуд. Довольно напыщенные названия для такого убогого района, — подумала она.

Рядом с проститутками притормаживали машины. Мужчины выбирали.

История старая, как мир: женщины продают, мужчины покупают. Почему никогда не бывает наоборот?

Может быть, из-за недостатка возможностей? Из-за догм? Девочек воспитывали не так, как мальчиков. Предполагалось, что девушка должна прийти на брачное ложе невинной, а молодой человек опытным. Многие столетия девушкам внушали, что хорошая девушка не ведет себя активно в делах секса, более женственно ждать и подчиняться. Несколько партнеров в сексе, казалось шестнадцатилетней Рэчел, — это ревниво охраняемая мужчинами привилегия. Она думала о том, что женщины столетиями угнетались мужчинами. Из романов она выяснила, что предыдущие поколения ее сестер держались в подчинении посредством постоянной беременности. Предполагалось, что женщина с огромным количеством детей на руках не будет интересоваться сексом. Следовательно, не будет гулять.

А если бы женщины могли наслаждаться сексом так же свободно, как мужчины? Если бы исчез страх нежелательной беременности? Стали бы они агрессивны в сексе? Стали бы они искать секс? Бели бы мужчины выставили себя на продажу, стали бы женщины покупать?

Рэчел заметила на улице и молодых мужчин-проституток. Но они тоже были для мужчин.

Она обернулась и прочла вывеску над окном маленькой неприметной забегаловки: Королевские гамбургеры у Тони. Она заглянула внутрь. У стойки сидели три человека. За столами — никого.

Здесь она точно не получит работу — у этого местечка такой вид, как будто его владельцы даже не в состоянии оплатить счет за электричество. Но у нее не должны опускаться руки. Дэнни Маккей, Дэнни Маккей.

За окошком кассира сидела усталого вида блондинка и полировала ногти. Она не подняла глаз, когда Рэчел сказала:

— Я хотела бы поговорить с хозяином.

Пальцем она указала Рэчел куда-то в сторону кухни. В этот раз Рэчел решила не скрывать свой возраст. Все равно это ничего не дает.

Она протиснулась в крохотную кухоньку. Маленький лысеющий человек в заляпанном жиром фартуке стоял за столом и делал лепешки для гамбургеров. Рэчел откашлялась. Он поднял глаза.

— Что тебе нужно?

— Вы Тони?

— Эдди. Тони умер четыре года назад. Просто у меня нет денег, чтобы сменить вывеску. Чем могу быть полезен?

— Мне нужна работа.

Он посмотрел на нее. Простота ее слов, то, как она их произнесла, заставили его положить на стол мясо для гамбургера и вытереть руки о фартук.

— Какая работа?

— Любая.

— Когда-нибудь работала официанткой?

— Нет.

— Сколько тебе лет?

— Шестнадцать.

Он смерил ее взглядом. Господи, какая же она худенькая! А одежда! Такую даже бы Армия спасения не приняла. Жалкая девочка.

— Где ты живешь, радость моя?

— В мотеле Уилин.

Он скривился.

— Крысиное гнездо. К тому же в двух милях отсюда. Ты что, пешком пришла?

Она показала ему туфлю. В середине была дыра, закрытая картонкой.

Он покачал головой.

— Послушай, радость моя. Ты слишком молода. Я не могу взять тебя. У меня будут неприятности с законом. Ты еще в школу должна ходить, понимаешь?

— Я есть хочу, — сказала она тихо. — А денег у меня нет.

— Где твои родители?

— У меня их нет.

— А родственники?

— Тоже нет.

Он поднял брови. Господи, сколько таких девушек бродит по улицам!

— В зале ты работать не можешь, — сказал он задумчиво. — Сюда на обед заходят полицейские. Посуду мыть можешь?

— Да, — сказала она так быстро, с такой надеждой, что жалость пронзила его зачерствевшее сердце.

— Послушай, радость моя, — произнес он, подходя к ней и заглядывая через круглое окошечко в зал ресторанчика, — мы с женой — владельцы и управляющие этого местечка. Вон она сидит за стойкой кассира. У нас всего две официантки. Я сам все готовлю. Но… — он поскреб подбородок, — иногда у нас запарка.

— Пожалуйста.

— Я дам тебе работу, если ты обещаешь не выходить в зал и не нарываться на неприятности.

— Обещаю, — прошептала она.

Эдди заметил, что в ней чувствовалась странная напряженность. Такое впечатление, что она никогда не улыбалась. Стоя вблизи, он был поражен и встревожен не по годам взрослым взглядом ее глаз, вернее, даже не взрослым, а мудрым, как будто старая и много повидавшая душа поселилась в этом тоненьком молодом теле.

— Плата будет небольшой, — произнес он, сам поражаясь этому приступу щедрости. За двадцать лет борьбы на дороге к успеху подобная слабость случилась с ним в первый раз. — Но на эти деньга ты сможешь жить в более чистом месте, чем твой мотель. Моя сестра держит весьма приличный пансион на Чероки.