The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

стране не было даже базовых элементов единой национальной валюты. В 1928 году появился центральный банк, но политические неурядицы не позволили ему функционировать более чем в зачаточном виде.

Такие условия, характерные для значительной части мира, контрастировали с созданием национальных валютных зон в Европе XIX века. Это, конечно, создавало проблемы, особенно для вновь образованных национальных государств, но решающим оказалось сочетание экономического опыта, политической воли и местных интересов. Интеграция национальных рынков и экономический рост, которые обычно связывают только с индустриализацией, были бы невозможны без этого далеко не второстепенного фактора. Только стандартизация и надежные гарантии стабильности позволили некоторым западным валютам (прежде всего фунту стерлингов) стать достаточно сильными для работы на международном уровне. Валютные и денежные реформы всегда были очень сложным делом. Необходимо было заимствовать успешные модели, создать банки, способные эмитировать и управлять новой валютой. Препятствия на пути к созданию единой национальной системы часто проявлялись и в сохраняющейся фрагментации кредитных рынков. В Италии, например, региональная дифференциация процентных ставок сохранялась в течение нескольких десятилетий после того, как в 1862 году лира стала официальной валютой.

Логичным следующим шагом, хотя и синхронизированным с национальной гомогенизацией, стала международная унификация валют. Однако мы должны быть осторожны, предполагая общий процесс все более широкой интеграции. В XVIII веке Испанская империя была крупнейшим в мире единым валютно-финансовым пространством, а ее распад в 1810-1826 гг. свел на нет все преимущества, которые она давала, и поставил каждое из государств-преемников перед проблемой создания собственной валютно-финансовой системы. То, что с первой попытки это почти никогда не удавалось, стало одним из факторов, породивших замкнутый круг политической нестабильности и экономической неэффективности.

Для большей части Европы Латинский валютный союз 1866 года наконец-то создал де-факто единую валюту, что значительно облегчило ведение бизнеса и путешествия. Но не это было главной целью союза. Скорее, он отражал: а) становление Франции как крупного экспортера капитала; б) политическое желание Франции сделать свою биметаллическую валюту из серебра и золота гегемоном во всей континентальной Европе; в) необходимость восстановить баланс между ценами на серебро и золото, нарушенный открытием новых месторождений золота в Америке и Австралии. Еще одной политической целью, впервые решаемой в таком международном масштабе, было создание стабильности цен. Валюта Латинского валютного союза, включавшего Францию, Бельгию, Швейцарию и Италию (а позднее Испанию, Сербию и Румынию), была фактически серебряной валютой, поскольку каждая страна определяла свои деньги по отношению к фиксированному весу серебра. В результате непредвиденного "внесистемного" развития событий эта конструкция рухнула, когда открытие новых месторождений снизило цену на серебро и вызвало приток металла в страны союза. В то время многое говорило в пользу альтернативы золотой валюте, но серебро проявило удивительную способность держаться.

 

Серебро

Международные валютные системы XIX века стали первыми скоординированными попытками ряда государств контролировать потоки драгоценных металлов, крутившиеся по миру с 1540-х годов. Даже те страны, которые стремились жестко регулировать свои внешнеэкономические (и другие) связи, например, Япония и тем более Китай, оказывались втянутыми в эти потоки и, зачастую не понимая причин, испытывали инфляционные или дефляционные последствия мирового обращения монет и металлов. Эти эффекты могли прорываться в политику. Опиумная война между Великобританией и Китаем (1839-42 гг.) имела своей главной причиной проблемы, связанные с серебром. На протяжении всего XVIII века Китай получал большое количество серебра в обмен на экспортную продукцию (особенно шелк и чай), что вдохнуло жизнь в его внутреннюю экономику. Но в начале XIX века этот поток пошел в обратном направлении, пока англичане наконец не предложили китайским покупателям то, что их интересовало: опиум, производимый на индийских территориях Ост-Индской компании. Такая ориентация имела последствия и в отдаленных частях света, поскольку с 1780-х годов необходимость продавать что-то китайцам стала основным стимулом для освоения новых тихоокеанских ресурсов, таких как сандаловые леса на островах Фиджи и Гавайи. Чем большее значение приобретал опиум как импортный товар для Китая, тем больше ослабевало экономическое и экологическое давление на Тихий океан.

Начало торговли опиумом перевернуло представление о вхождении Китая в мировую экономику, поскольку за опиум он теперь расплачивался серебром. В результате возникла серьезная дефляция, затронувшая Южный Китай вплоть до уровня деревень, а также угроза налоговым поступлениям в бюджет. В этой ситуации императорский двор решил положить конец импорту опиума (который уже считался незаконной контрабандой). Поводом для этого послужило решение специального уполномоченного императора в Кантоне конфисковать и уничтожить запасы британского опиума, вскоре после того как представитель Лондона в порту бесцеремонно объявил их собственностью короны. Поскольку в этот период доходы от опиума занимали второе место после земельного налога среди государственных доходов Индии, в продолжении и расширении экспорта опиума в Китай была большая политическая заинтересованность. Конечно, серебро-опиумная экономика Китая и Индии функционировала в более широком глобальном контексте, и китайский шаг был несколько сложнее, чем простая мера против британских развратителей китайского народа. Сокращение экспортных рынков шелка и чая в стране привело к снижению поступлений серебра после 1820 г., в то время как снижение добычи на южноамериканских рудниках привело к росту мировых цен на серебро и дальнейшему оттоку металла из Китая. Таким образом, агрессивная и криминальная британская торговля опиумом была не единственной причиной экономического кризиса в Китае в 1830-х годах.

На экономическую судьбу Индии наложило отпечаток и серебро. После 1820 г. в Индию, производящую опиум, потекло большое количество китайского серебра, добытого в рудниках Испанской Америки. Кроме того, серебро из вновь открытых североамериканских месторождений вскоре стало использоваться для оплаты растущего индийского экспорта чая и индиго. Когда во время Гражданской войны в США поставки хлопка для европейской промышленности прекратились, Египет и Индия поспешили заполнить образовавшуюся брешь. Казалось бы, бесконечные возможности Индии по поглощению серебра, как и Китая в XVIII веке, устраивали колониальную державу, поскольку способствовали постепенной монетизации сельской экономики и сбору земельных налогов, на которых зиждилось британское правление. Однако с 1876 г. неуклонное снижение мировых цен на серебро привело к падению курса индийской рупии, что сделало экспорт более дешевым. Поскольку господствующая идеология свободной торговли не допускала повышения тарифов, индийское правительство не смогло остановить поток аграрной продукции, и столкнулось с растущими трудностями, пытаясь как обеспечить обещанное повышение зарплаты чиновникам, так и покрыть обычные "домашние расходы" в Лондон.

Попав в вызванную серебром ловушку нестабильных доходов и растущих расходов, правительство Калькутты в 1893 г. прибегло к радикальной мере, полностью противоречащей рыночному либерализму. Оно закрыло индийские монетные дворы, где до этого момента любой желающий мог обменять небольшую сумму серебра на рупии. Теперь в стране существовала манипулируемая валюта, номинальная стоимость