The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

отличительных черт глобальности в течение четверти века до начала Первой мировой войны.

Четвертое. Золотой стандарт в действительности функционировал не во всем мире. Такие страны с серебряной валютой, как Китай, оставались за его пределами, а колониальные валюты, как показывает пример Индии, функционировали независимо от внешних интервенций. Самым крупным блоком периферийных неколониальных стран, экспериментировавших с золотым стандартом, были государства Латинской Америки. До 1920-х годов в этих странах в основном отсутствовал центральный банк или частные банковские институты, которые могли бы обеспечить разумную защиту от кризиса. Ни одна структура не могла перехватить приток или отток металлических денег, а население мало верило в государственные гарантии золотого покрытия бумажных банкнот. Страны Южной Америки, а также Южной Европы могли быть вынуждены приостановить конвертируемость золота и допустить снижение стоимости своей валюты, что нередко отражало влияние элитных групп (землевладельцев или экспортеров, часто одних и тех же людей), заинтересованных в высокой инфляции. Слабая валюта и денежный хаос устраивали олигархии, которые могли с поразительной частотой добиваться победы своей воли над иностранными союзниками-капиталистами и иностранными кредиторами. Поэтому валютные реформы, как правило, носили половинчатый характер и заканчивались неудачей: некоторые страны так и не присоединились к золотому стандарту, а другие, например Аргентина или Бразилия, едва ли пошли дальше формальных слов. Несмотря на "гегемонию" Великобритании над Латинской Америкой, давление Лондона так и не смогло заставить их подчиниться. Показателен контраст с Японией. Этот архипелаг никогда не был крупным экспортером сырья, и особые экспортные интересы не имели там большого политического веса. Напротив, он был заинтересован в импорте для своей быстрой модернизации, а значит, и в стабильной валюте. Все обстоятельства сходились в том, что Япония была идеальным кандидатом на золотой стандарт.

В-пятых, и это не менее важно, функционирование золотого стандарта предполагало свободную международную торговлю, такую, какой была система, созданная в середине трети XIX века. Парадоксально, но именно экономика США, на тот момент крупнейшая в мире, оказалась самым сильным фактором нестабильности после рубежа веков. Ее огромный аграрный сектор, за которым не стояла развитая сельская банковская система, испытывал периодическую потребность в золоте, что создавало большую нагрузку на европейские страны, обладавшие значительными резервами. Поэтому недостаточно наивно превозносить золотой стандарт как чистое достижение глобализации и сетевого строительства. Необходимо также осознавать риски, присущие этой ярко выраженной англоцентричной системе. Прежде всего, ни колониальная, ни неколониальная периферия мировой экономики не была интегрирована в нее, пусть даже опосредованно или налегке.

Золотой стандарт был своего рода моральным порядком. Он универсализировал ценности классического либерализма: автономный индивид, преследующий свои интересы, надежная и предсказуемая бизнес-среда, минимально активное государство. Для успешного функционирования системы требовалось, чтобы ее участники придерживались этих норм и разделяли "философию", в которой они были заложены. И наоборот, успешная денежная система подтверждала, что либеральное мировоззрение пригодно для практического применения в жизни. Однако система не была неуязвимой, поскольку зависела от внешних и отчасти докапиталистических условий. Она не обрела бы своей окончательной формы без огромных золотых открытий, которые были сделаны после 1848 года на границах трех континентов. Добыча новых месторождений золота и серебра, хотя и была впоследствии поставлена на капиталистическую основу (особенно в Южной Африке), вначале была во многом обязана примитивному менталитету "хватай и беги" в Калифорнии, Неваде и Австралии. Длинная причинно-следственная цепочка протянулась от грубых золотоискателей до рафинированных джентльменов в зале заседаний Банка Англии.

Система имела и более широкие последствия. Ведь динамичная стабильность Belle Époque до 1914 г., которую часто превозносят в ретроспективе, основывалась также на том, что работающее население было подчинено такой дисциплине, которая впоследствии перестала существовать только в тоталитарных системах. Поскольку организованный труд еще не обладал достаточной силой для защиты уровня доходов или успешной борьбы за повышение заработной платы, сокращение заработной платы могло быть использовано для предотвращения краткосрочного кризиса. Правда, в буквально "золотой" век капитализма рабочие жили лучше, чем в более ранние времена, и в приграничных районах, где рост производительности труда мог принести больше денег в их карманы, или в тропических экспортных анклавах, где фермеры, а не плантаторы, были движущей силой экспансии, те, кто не владел ничем, кроме своей рабочей силы, смогли добиться определенных успехов. При этом стоимость корректировок легко перекладывалась на спины слабых. Золотой стандарт стал механизмом, символизирующим порядок, в котором либерализм парадоксальным образом сочетался с подчинением капитала и труда "железным законам" экономики.

Вывоз капитала

Если XIX век был временем создания сетей в мировой экономике, то это касалось не только торговли (режим свободной торговли) и денежного обращения (золотой стандарт), но и международных финансовых рынков. И здесь, как и в валютных отношениях, хотя и не в международной торговле, разрыв с ранним современным периодом больше, чем преемственность. Современная" европейская банковская система постепенно формировалась начиная с XVI века. Были хорошо развиты такие инструменты, как долгосрочный государственный долг и финансирование иностранных правительств, так что зарубежные инвесторы в значительных масштабах подписывались на государственный долг Великобритании. Правительство новых независимых Соединенных Штатов Америки пыталось привлекать долгосрочные кредиты на амстердамском денежном рынке, который, несмотря на упадок голландской торговой гегемонии, все еще находился в хорошей форме. Свободное перемещение капитала, характерное для Европы XVIII века, было сильно ограничено войнами, сотрясавшими континент в 1792-1815 годах. Впоследствии рынки капитала перестраивались в большей степени как национальные институты, с более высоким уровнем участия государства, и лишь позднее постепенно перешли к формам международной интеграции.

Космополитизм" раннего Нового времени ограничивался Европой; ни один правитель и ни один частный человек из Азии или Африки не думал о том, чтобы занять деньги в Лондоне или Париже, Амстердаме или Антверпене. Все изменилось в XIX веке, особенно во второй его половине. В то время как десятки миллионов европейцев и азиатов мигрировали за границу, около девяти-десяти миллиардов фунтов стерлингов утекло всего из нескольких европейских стран (лидирует Великобритания) практически во все части света. Эти суммы принимали одну из четырех форм: (а) кредиты иностранным правительствам; (б) займы частным лицам, проживающим за рубежом; (в) акции и облигации корпораций, принадлежащие иностранцам; (г) прямые инвестиции европейских фирм в другие страны, часто через филиалы и дочерние компании.

Вывоз капитала стал, по сути, нововведением второй половины XIX века. В 1820 г. иностранных инвестиций было очень мало - все они были британскими, голландскими или французскими - но в период после 1850 г. постепенно появились необходимые предпосылки: специальные финансовые институты в странах-кредиторах и странах-заемщиках, накопление сбережений нового среднего класса и новое понимание возможностей для иностранных инвестиций. Прежде всего, ликвидные активы и возможности работы с ними были сосредоточены