Амаира Первого дома - Ина Деш

грохота за спиной рука принцессы дрогнула, и девушка едва не порезалась своим кинжалом. Встревоженный Икрей переступил через разбросанные по полу поленья, забрал оружие у Лин, растерянно рассматривая залитое слезами лицо. Амаинт выглядел настолько потерянным, что Шарлинта, предупреждая все расспросы, сама указала на чашку с горкой очищенного лука:

— Жгучий, зараза такая.

В лицо прилетел холодный ветерок, он высушил щеки и немного успокоил раздраженные глаза. Затянувшаяся пауза становилась все более и более неловкой. Шарлинте пришлось встать на ноги с лавки и сделать шаг назад, чтобы немного увеличить дистанцию и сбежать от чем-то тревожащего взгляда амаинта.

— Что это будет? — спросил Икрей, внимательно осмотрев стол со всеми приготовлениями.

Он произнес это глухо, как будто силой выталкивая из себя слова. Первым порывом у Шарлинты было подойти, погладить, как до этого дракона, успокоить, но что-то останавливало, какой-то внутренний страх.

— Мясо будет, если покажешь, как резать эту тушу, — сдержанно ответила принцесса.

Глава 8

Шарлинта встречала сумерки на крыльце. Укутавшись в нагретый возле печи плащ, она сидела на низенькой, покосившейся от времени ступеньке, прислонившись боком к столбику перил. Из домика, даже сквозь плотно закрытые двери, просачивались запахи еды и растопленной печи.

Впервые за эти дни принцесса получила то, чего, как ей казалось, очень не хватало — возможность побыть одной. Икрей откровенно избегал девушку. Заходил к ней редко, молча осматривал домик и саму Лин, и снова исчезал, даже не трудясь что-то объяснить. Можно было предположить, что амаинт просто занят — обустраивает второй дом, делает своеобразные матрасы — полотняные мешки, набитые высушенным сеном, рубит дрова, топит баню, готовит какую-то похлебку из мяса и овощей, разведя костер прямо во дворе. Принцесса даже готова была бы поверить в свою излишнюю мнительность, если бы не два но. Во-первых, Икрей с ней не разговаривал. Не разговаривал совсем. Даже без дежурных вежливых фраз обходился. Во-вторых, он старательно избегал прикосновений и взглядов, в том числе случайных, обходил стороной, и глаз не поднимал. Лин не нашла в себе сил прямо спросить у трехипостасного, что именно случилось. Да, и не уверена она была до конца, что действительно готова принять любой ответ.

Но почему-то получив эту самую возможность побыть наедине, Шарлинта не обрадовалась, а совсем упала духом. Сняв пробу с вполне приличного, хотя и далекого от изысканной дворцовой кухни, мяса, принцесса достала книгу из своего багажа и делала вид, что читает. Видимость девушка создавала скорее для себя самой, Икрей ее занятиями не интересовался. Принцесса бездумно пробегала глазами строки и переворачивала страницы, прочитанные слова в единый осмысленный текст не складывались в любом случае.

В конце концов, Лин сдалась. Закрыла книгу, закуталась в плащ и устроилась на крыльце. Бездумно смотреть можно было и на дорогу, на которой ближе к ночи должны появиться остальные амаинты. И как раз можно набраться смелости и признаться самой себе, что она привыкла к постоянному вниманию амаиров. Мало того, привыкла к его разнообразию.

На улице не было тихо. Звуки домашних животных, стук топора, какое-то металлическое бряцание, далекие разговоры, девичье пение — все эти отголоски сельской жизни принцесса слышала, но не видела, отгороженная пеленой мелкой мороси и темными для такого времени дня из-за непогоды сумерками. Надрывный детский плач где-то неподалеку разбавил пасторальную симфонию звуков. Плакал не младенец, ребенок явно был постарше. И почему-то взрослые не спешили его успокоить. Плач перерос в какой-то сдавленный рев с редкими хриплыми всхлипываниями.

Принцесса и сама не поняла, что именно заставило ее подняться. Что-то было неправильное в этой ситуации, тревожащее. Ребенок плакал так, как будто случилось какое-то большое горе.

Шарлинта помнила, что амаинты настоятельно просили не ходить в одиночку. Но с Икреем принцесса приняла тактику бездействия, решив, что первой навстречу не пойдет, и не заговорит в том числе. Поэтому и искать его Лин не стала. Прихватив свою сумку, все же оставлять ее без присмотра в незнакомом доме было неразумно, даже с учетом наложенных охранных заклинаний, девушка направилась туда, откуда доносился плач.

Улочка, на которую свернула принцесса, выходила к реке. Плач ребенка почти стих, но редкие горькие всхлипы слышались от небольшой добротной мельницы. Шарлинта остановилась у распахнутых ворот, ведущих на двор. Все указывало на то, что здесь живет рачительный хозяин — ровный крепкий забор, вращающееся без скрипа большое мельничное колесо, аккуратная поленница дров под широким навесом. Единственное, что выбивалось из этой идеалистической картины — лежащая посреди двора прямо на мокрой траве девушка в одной белой, запачканной по подолу чем-то темным, скорее всего кровью, рубахе. Возле девушки суетилась сгорбленная старушка со свертком в руках, рядом, все так же на мокрой земле сидели две девочки, босые, в простых полотняных платьях. Та, что постарше, Шарлинта не дала бы ей больше семи-восьми лет, держала распростертую на земле девушку за руку и что-то тихо шептала. Малышка лет трех, уткнувшаяся лицом в колени старшей сестры, громко икала и изредка горестно всхлипывала. Это ее скорбный плач привел принцессу к мельнице. Два здоровых, ростом, наверное, не меньше амаиров, мужика, попеременно появлялись на высоком крыльце мельницы и кидали на землю россыпью какие-то вещи. Шарлинта почувствовала слабый отголосок магии. Старшая девочка не просто держала девушку за руку, а пыталась лечить ее. Правда, магический потенциал ребенка был настолько мал, а испытываемые ей страх и голод настолько сильны, что назвать это лечением можно было только с очень большой натяжкой.

Принцесса откинула капюшон, открывая лицо, и шагнула к девочкам.

— Давай, лучше я, — мягко произнесла Шарлинта, стараясь не напугать детей еще больше.

Забрала из ладошки ребенка тонкие пальцы лежащей девушки и пустила маленький сканирующий импульс магии.

— Это ваша мама? — тихо спросила принцесса у детей, разглядывающих ее с бесхитростным любопытством.

Даже младшая оторвала от колен сестры зареванное личико. Шарлинта сосредоточилась на своих ощущениях. Вся боль девушки была стянута внизу живота.

— Это Иола, жена папы, — пояснил принцессе старший ребенок.

В этот момент сверток в руках старушки, наблюдающей за происходящим, но не вмешивающейся, слабо мяукнул, и у принцессы картинка случившегося сразу же сложилась.

— А ваш папа там? — кивнула она в сторону мельницы, одновременно снимая Иоле боль и усыпляя ее.

Как еще можно помочь только что