Младший научный сотрудник 5 (СИ) - Тамбовский Сергей

Леонид Ильич тут же начал о чем-то беседовать с помощником, а его дочь тоже что-то говорила мужу в глубине ложи. А тут и по громкому радио объявили, что на представлении присутствует, сами понимаете кто. Зал разразился аплодисментами, после этого собственно и началась цирковая программа.

— Какой-то совсем старый, — сообщила мне Лена, кивнув в сторону Брежнева.

— 76 лет, — ответил я, — мы, если доживем, вряд ли лучше выглядеть будем.

Она скривила губы, но тему поддерживать не стала, а сосредоточилась на арене. А там пошла довольно стандартная схема стандартного циркового представления — акробаты сменяли жонглеров, а жонглеры наездников. Разве что диких зверей пропустили, для них же клетку надо устанавливать.

Приятным белым световым пятном во всем этом (никогда цирк не любил, честно скажу) была клоунада товарища Никулина, сколько же ему лет на 82 год… шестьдесят, по-моему… но спортивная форма у него отличная для такого-то возраста была. Показывали они известные репризы, Яйцо, ну как Шуйдин подкладывает его на табуретку Никулину, а тот никак его раздавить не может, Телевизор, это один смотрит хоккей с комментариями Хазанова, а второй постоянно переключает на Штирлица. Ну и знаменитое Бревно, конечно… о транспортировке его со съемочной площадки.

Знаковой фишкой для любого их представления был клич Шуйдина «Ююююрик!» в начале репризы. Леночке, кажется, понравилось — смеялась она вместе со всем залом, весело и заливисто. А тут и антракт объявили.

— Ну что, пойдем в буфет, — предложил я, — в цирковых буфетах я, по-моему, никогда еще не бывал.

— Пойдем, — со вздохом согласилась Лена, — я тоже туда ни разу не заходила.

Но дойти до буфета на втором ярусе (так-то их в здании на Вернадского штуки четыре значилось) нам не было суждено. Потому что при выходе из зала в фойе нас встретил один из тех четырех накачанных пареньков, которые охраняли генсека, и сообщил, что со мной хотят поговорить.

— А Лена? — тут же задал вопрос я, указывая на спутницу, — ей со мной можно?

Охранник на секунду замялся, потом сказал, что сейчас доложит по команде, а там как начальство решит. Он отошел в сторонку и негромко о чем-то переговорил с невидимым собеседником, рация у него в кармане лежала.

— Можно, — сообщил он, вернувшись к нам, — у нас есть сотрудник женского пола, она ее досмотрит.

Я посмотрел на Леночку — глаза у нее были абсолютно круглыми, но слов она никаких не сгенерировала, так и поплелась молча вслед за мной и охранником. Перед входом в ту самую правительственную ложу был довольно здоровый предбанник, где нас аккуратно проверили на предмет посторонних предметов, после чего мы были допущены к власть предержащим лицам.

— А я смотрю, — первым начал говорить Брежнев, — Петя это сидит или не Петя. Оказалось, что он.

— Добрый вечер, Леонид Ильич, — вежливо ответил я, — как здоровье?

— Живой пока, — добродушно усмехнулся он в ответ, — и на том, как говорится, спасибо.

— Да-да, — продолжил я, садясь на предложенный стул (Леночка робко пристроилась рядом), — у Высоцкого подходящая песня была на этот счет — «скажи еще спасибо, что живой».

— Помню такую, — вступил в диалог Чурбанов, — заканчивается она, по-моему, строчкой «кому сказать спасибо, что живой». Однако ты не представил свою прелестную спутницу.

Я тут же исправился:

— Это Леночка… Елена Станиславовна то есть Воронова, лейтенант Советской армии, между прочим.

Лена слов из себя выдавить не сумела, а только поклонилась в разные стороны.

— Это хорошо, что Воронова… — задумчиво ответил Брежнев, — в Министерстве обороны есть такой генерал-лейтенант Воронов, Станислав Сергеевич кажется… не родственник тебе будет?

— Это мой папа, — пискнула она и опять замолкла.

— Это хорошо… — повторил Ильич, но продолжил совсем про другое, — я тебя чего позвал-то, Петя… мне Галюша тут рассказала, что ты концерт какой-то хочешь организовать ко дню милиции…

— Так точно, Леонид Ильич (при всем честном народе я уже не стал называть его дядей — а то скажут, что в племянники набиваюсь), есть такая мысль… большая часть организационных дел уже выполнена, остались незначительные мелочи.

А потом, глядя в настороженные глаза генсека, я счел нужным детализировать проблему.

— Зал будет снят в Центральном доме работников МВД, это на Лубянке…

— Я знаю, Петя, — успокоили меня генсек, — ты продолжай, не останавливайся.

— Перечень выступающих практически полностью согласован, список реприз и номеров находится в стадии утверждения, там тоже никаких неожиданностей не ожидается.

— И кто же входит в этот список? — это спросил уже Чурбанов.

— Миронов с Ширвиндтом, это главные лица будут, — ответил я, — так называемые хэдлайнеры. А еще мать Миронова, Мария Владимировна с супругом, Михаил Боярский, Юрий Антонов и вокальный ансамбль Интеграл.

— Миронову и Менакера давно не слышал, — пробормотал Брежнев, — это хорошо, что вы старую гвардию не забываете…

— Стараемся, Леонид Ильич, — это все, что я нашелся сказать в ответ.

— Надо будет посетить этот ваш концерт… — продолжил Брежнев, — ты мне напомни накануне.

— Обязательно, — отозвался Чурбанов, — и напомним, и обеспечим доставку, — а потом он обратился уже непосредственно ко мне, — я краем уха слышал, что ты там армейских ребят хорошо продернул, верно?

— Да, — вздохнул я, — один из номеров это пародия на ретивого полковника, которого назначили руководить одним творческим коллективом.

— Это хорошо, это хорошо, — пробормотал Брежнев, а тем временем прозвучал звонок об окончании антракта.

Я было хотел откланяться, но Ильич меня задержал движением руки.

— И еще я слышал, что у тебя какие-то трудности с продвижением этой твоей электронной штучки, как ее…

— Тетрис называется — от греческого слова «тетра», четыре значит, — подсказал я, — там в основе всего лежат фигурки из четырех квадратиков.

— Да, тетрис, — повторил Брежнев, — так ты обращайся прямо к Юрочке (он показал на Чурбанова), он враз построит всех, кто тебе мешает.

— Обязательно, Леонид Ильич, — заверил его я, и тут мы с Леной все-таки покинули правительственную ложу.

— Ну ты ваще… — это все, что она смогла мне сказать, а потом подумала и добавила, — ты кто такой-то ваще? Чтобы с Брежневым запросто так беседовать?

— Петя я, — буркнул я в ответ, — младший научный сотрудник Института прикладных проблем.

— Что-то я не встречала таких МНСов раньше, — задумчиво посмотрела она мне в глаза, — а про что хоть у вас речь-то там была, рассказал бы поподробнее. А то концерт какой-то, электронные игрушки какие-то — а я сижу и глазами хлопаю, как последняя дура.

— Представление закончится, тогда расскажу, — ответил я, — а то неудобно музыку перекрикивать.

А на арене тем временем стартовало второе отделение, где правил бал товарищ Игорь Кио. Насколько я помнил, он был сыном не менее известного иллюзиониста Эмиля Кио, цирковая династия, значит, у них образовалась. Фамилия от рождения у них вообще-то Гиршфельд значилась, а Кио артистический псевдоним, возникший, как говорят, случайно — Эмиль шел по вечерней Москве мимо кинотеатра, а на неоновой вывеске у него не горела буква Н, осталось КИ…О. Это показалось Эмилю забавным.

А представление… да ничего необычного в нем не случилось — распиливание помощницы в ящике, левитация, освобождение от веревок и исчезновение в одном месте с появлением в другом. Зрителям нравилось, они громко выражали свое одобрение, Лена тоже хлопала бурно и долго.

— Одного не пойму, — склонилась она к моему уху в маленьком перерыве, — почему дочка Брежнева бросила такого шикарного мужчину… этот ее нынешний в подметки Кио не годится.

— Сердце женщины это загадка, — вздохнул я, — иногда они делают странные вещи не только для окружающих людей, но и для самих себя.

А по окончании аттракциона, когда Кио с помощницами откланялся и принял свою порцию аплодисментов, мы с Леной выбрались на открытый воздух, и тут она вспомнила о моем обещании.