Pticy - Tarjei Vesaas

- Да о плоском камне. На котором хорошо сидеть.

Девушка фыркнула и вскочила на ноги.

- И ты туда же? — разочарованно спросила она. Может, она на него рассердилась...

Рассердилась...

- Куда туда же? — испуганно спросил он, не вставая с камня.

Девушка сейчас уйдет — Маттис боялся пошевелиться.

- Я и не знал, что так говорить нельзя,— пробормотал он.

- Ладно. Мне все равно уже пора.

- Понимаешь...

Она перебила его:

- Да брось ты, есть о чем думать! К нам с тобой это не от­носится, договорились?

Она уже шла к дороге. Кивнула ему дружески, даже немного смущенно, и пошла.

Маттис ухватился за свое воспоминание.

- Они были совсем не такие,— сказал он.— Мы с ними долго разговаривали.

Девушка сразу остановилась.

- Кто они? Про кого ты говоришь?

- Они — это Ингер и Анна,— тихо сказал он.— Ты слыхалао них?

- Еще бы...

- Мы целый день плавали по озеру и разговаривали. Они были совсем не такие.

Девушка вернулась к Маттису, посмотрела ему в глаза, она раскаивалась. Его глаза широко раскрылись. Чего он ждал? Он и сам не знал этого. Но ждал.

- Маттис, милый.

Он задрожал.

- Что?

Девушка сама растерялась. Как она посмотрела ему в глаза!

- Нет, я...— начала она.— Я даже не знаю, что говорят таким, как ты.

Сказав это, она быстро погладила его по щеке и сразу ушла уже по-настоящему, быстро, легко — через мгновение она скрылась из виду.

Маттис и не пытался понять свое состояние, он был вознаграж­ден за все, и с лихвой. По счастливому наитию эта девушка сде­лала то, чего не сделали ни Ингер, ни Анна, и потому заняла осо­бое место.

Он долго-долго сидел на камне.

40

И тогда это пришло. Уже другое: молния вспыхнула и раз­решила все его беды. Вдруг все стало ясно. Ясно и трудно.

Он вскочил с плоского камня.

Сверкнула молния. Только теперь в нем самом, сверкнула и все озарила.

Нет! — испуганно подумал он. Я не смогу.

Он уже не помнил о девушке. Его озарило как раз тогда, когда он сидел, наслаждаясь подаренной ею радостью. И это озарение подсказало ему выход — весь план стал ему ясен сразу, от начала до конца.

Мгновенно и жестоко пробился этот план сквозь навалившиеся на Маттиса беды. И Маттис вынужден был безоговорочно принять его и не бояться, хотя внутри у него все дрожало. Теперь он знал, что ему делать, он понял это и покорился.

Пока он сидел на том, освященном девушкой камне, его осени­ло. Вот выход из этой мучительной безнадежности. Хеге, Ёрген, я, думал он. Вальдшнепа с ними не было, он был в другом месте.

Сам того не сознавая, Маттис все еще сидел на камне.

- Это так тяжело,— сказал он громко. Но никто не слышал его. Тяжело быть умным, думал он.

41

План был секретный. Все нужно было делать в строжай­шей тайне. Даже Хеге он не сказал ни слова — она бы тут же вмешалась и воспрепятствовала ему.

Но условия были слишком жесткие, и потому, когда радость озарения уже улеглась, Маттис решил, что имеет право попытать­ся найти более приемлемый выход.

На другой день он выждал, чтобы Ёрген ушел на работу, и тор­жественно явился к Хеге. Она сидела со своими кофтами и что-то мурлыкала себе под нос.

- Что случилось, Маттис? — спросила она, перестав петь.

По Маттису сразу было видно, что речь пойдет о чем-то серьезном.

- Это важно,— сказал он.— Важнее, чем ты думаешь.

- Давай рассказывай,— несколько нетерпеливо сказала Хеге.

Голос Маттиса звучал так, словно у него пересохло в горле.

- Скажи, с кем ты хочешь быть, с Ёргеном или со мной... те­перь.— Он начал с самого трудного.

Больше Хеге не требовалось никаких объяснений. Было похо­же, что и думать ей тоже не требуется.

- Все будет как есть,— твердо сказала она.— Ты сам пони­маешь, с кем я буду... теперь.

- Да, но ведь тогда...— неуверенно сказал Маттис.

И спохватился, он чуть не сболтнул лишнее.

Хеге смотрела на все только с одной стороны:

- Разве ты не понимаешь, что это естественно? Сам подумай.

Он подумал и вынужден был признать, что она права. Но... Ведь все может еще измениться. Он ухватился за эту мысль. Я знаю, может. Кончится, и все. Как у тех, что щипали друг дру­га на поле.

- Хеге, ты уверена, что уже ничего не изменится? — От ее от­вета зависело все.

- Да, уверена, так же как в том, что сижу здесь,— ответила она.— И слава богу.

Маттис потупился.

- Ну что ж...

Хеге знает, что говорит. Голос ее был тверд как камень. Те­перь у Маттиса не осталось никакой надежды вернуть ее себе.

- Это умно и трудно,— сказал он.— И сделать это будет не­легко.

- Что сделать? — спросила Хеге.— Неужели ты думаешь, что мы с Ёргеном не сможем достаточно заработать?

Он онемел. Она ничего не поняла.

- Ты должен радоваться за меня, Маттис.— Эти слова Хеге решили все.

Щелк. Замок закрылся.

- Да... радоваться,— сказал он.

Заперт, говорить больше не о чем.

- Ты хотел сказать еще что-нибудь? — дружелюбно спросила Хеге, потому что Маттис молчал, но не уходил.

Он покачал головой. Хеге ответила ему так ясно, что яснее и быть не может. Значит, все решено. Он должен осуществить свой великий план. Но сначала он постоит тут еще немножко.

42

В сарае вот уже много лет лежали заготовки для весел. Маттис так и не трогал их, он обходился старыми. Теперь он вы­тащил заготовки и начал стругать их рубанком.

Новый план целиком и сразу сложился у него в голове, и эти грубые заготовки были частью единого целого. Как все сошлось! — думал он, чувствуя непонятную слабость: его судьба находилась в руках неведомого.

Ёрген вернулся из леса и увидел, что Маттис корежит рубан­ком дерево. Непривычное зрелище.

- Тебе нужны новые весла?

- Да, я давно собирался их сделать.

- Хочешь опять приняться за перевоз? — спросил Ёрген, не­вольно приблизившись к опасной теме.

- Может быть.

Маттис не поднимал глаз. Сказать правду нельзя, план будет загублен, ему все запретят, и только. А то еще и свяжут его.

- Это хорошо,— сказал Ёрген.— Человеку вредно слоняться без дела.

И он поспешил в дом, к Хеге и обеду.

Весла были слишком большие и толстые, Маттис обстрогал их чуть-чуть, чтобы они стали белыми и круглыми и выглядели почти законченными. Но они по-прежнему оставались лишь заготовка­ми, такими им и следовало быть. На них он должен доплыть до берега и спастись или утонуть вместе с ними и исчезнуть навсе­гда. В этом и состояла самая важная часть его плана.

И тогда я узнаю, что мне суждено. Там будет видно.

На самом глубоком месте я пробью в днище дыру, и лодка уто­нет, она уже совсем гнилая. А плавать я не умею. Я буду держать­ся за эти толстые весла и, если суждено, доплыву на них до бе­рега, вернусь домой и буду жить с Хеге и Ёргеном, как раньше.

Только решить это должен не я.

Но это трудно, думал он.

Маттис лег, когда доделал весла, теперь они были белые. Все было готово и необычно. Осталось последнее.

Только не завтра, подумал он.

Почему? — как бы спросил его кто-то, настойчиво и нетер­пеливо.

Сам не знаю, ответил он. Так уж получается.

Он лежал на своем диване и смотрел в окно на ночное небо.

Когда он вернулся вечером домой, Хеге и Ёргена в комнате не было, но с чердака доносились приглушенные голоса. Обычно это были счастливые разговоры, о каких Маттис мечтал. Но слу­чались и другие, касавшиеся его самого, те были уже не такими счастливыми — Маттис не мог не чувствовать, как тяжелы они для Хеге и Ёргена.

Но весла уже готовы, и скоро все станет ясно.

Маттис отогнал эту мысль, сейчас ему не хотелось заглядывать в будущее. Он тут же сказал себе: это не страшнее, чем гроза.

Сверху все время слышались голоса. Иногда раздавался неж­ный смех и мячиком прыгал по полу. Вот как, оказывается, умеет смеяться Хеге, когда она счастлива. Слышал ли он, чтобы она так смеялась?

А теперь они заговорили о нем. Потому что больше они не смеялись.

В стену постучал ветер.

Резкий осенний ветер.

- Слышу, слышу! — громко и весело отозвался Маттис и сел в постели.

Когда ветер коснулся ветхого дома, тот сразу забормотал и на­полнился тихими звуками. Протяжно вздохнули деревья. И по озеру побежали барашки.

Как хорошо.

На Маттиса снизошел покой.

Завтра тоже наверняка будет ветер. И он помешает мне сде­лать это. Я поплыву только в тихую погоду. Теперь можно спать.

Он заснул сразу — день был тяжелый и напряженный.

43

Тихая, безветренная погода, спокойное озеро — это было единственное условие Маттиса. Когда он подвергнет себя испыта­нию, вода должна быть как зеркало. Так что приходилось следить за ветром.

Маттис считал, что такое условие подразумевается само собой.

Ветреная погода длилась несколько дней.

Весла были готовы, и лодка тоже — каждое утро Маттис про­сыпался с бьющимся сердцем: как там на озере?