Оттенки серого - Джаспер Ффорде

class="p1">Он показал на чайную – самое оживленное место в любом городе. Вывеска гласила: «Упавший человек» – необычное название, учитывая, что большинство чайных звались «У госпожи Крэнстон». Над дверью висело какое-то изображение, выцветшее до монохромности. Я пригляделся: в кожаном кресле сидел мужчина и ощипывал пушистые облака. Галстук его задрался кверху.

– Странное название, – заметил я.

– А у нас это обычное дело, – весело пояснил Томмо. – Другая чайная называется «Поющая вешалка». И то и другое – местные легенды. Первая – про человека, который упал неподалеку от города. Вторая – про вешалку, которая вдруг запела.

Я слышал, что металлические вещи порой издают дребезжащий звук, похожий на речь или пение, но сам никогда не наблюдал этого феномена.

– Поющий кусок проволоки и упавший человек – все, что у нас имеется по части легенд, – добавил Томмо. – А что у вас?

– Есть Лесбийская Венера, – сказал я, – но это, скорее, не поддающийся объяснению артефакт, чем легенда. Но зато у нас была Ночь великого шума. Старики до сих пор рассказывают, как наутро все было покрыто какой-то паутиной, а все приставные лестницы исчезли.

– Извини, наверное, не стоило мне спрашивать. А это Дэзи Кармазин. – Томмо показал на проходившую мимо молодую женщину. – Красивая девушка из хорошей семьи, пусть и слегка низкоцветная. Ее отец заведует городскими теплообменниками. Кое-кто говорит, будто Дэзи слишком часто хихикает, а нос у нее слишком острый. Но это никогда не волновало меня… или ее, если угодно.

Мы приблизились к зенитной башне типичной конструкции: квадратная в плане, слегка сужавшаяся к вершине, где от всех углов отходили плоские округлые выступы. Бронзовые двери давно унесли на переплавку, сквозь бойницы пророс перпетулит. Оставались только взметнувшаяся ввысь пирамида и грубые округлые дольки, как на приготовленном к печению хлебе. Еще двести – триста лет – и не останется даже этого.

Томмо обогнул башню. На одной из сторон торчали бронзовые крюки – по ним, как видно, взбирались те, кто монтировал громоотвод. На уровне груди из башни торчал кусок трубы не толще кулака – когда-то здесь была бойница. Томмо положил в трубу сэндвичи, затем яблоко. Я удивленно глядел на него.

– Это для Ульрики, – объяснил он. – Я думаю, что она бандитка.

– Ты хочешь сказать, что…

– Тсс! Не надо пугать ее.

Когда он закончил, то жестом подозвал меня обратно и, видя изумление на моем лице, спросил:

– В чем дело?

– Как она там оказалась? – Томмо пожал плечами. – Тогда откуда ты знаешь, что это Ульрика? Что это женщина? Что это бандитка?

– Эдди, – Томмо притянул меня к себе, – если я хочу, чтобы у меня была ручная бандитка по имени Ульрика, которая живет в зенитной башне и питается через трубу, она у меня будет. И ни один бестолковый и безголовый исследователь кроликов не докажет мне обратного. Понятно?

Я ответил, что да, теперь понятно, но ничего не сказал о собственном воображаемом друге, которого тоже кормил. Звали его Перкинс Брусникка, и жил он в дупле бука на окраине нашего городка. Я знаю, это звучит по-детски, но еда, которую я приносил, наутро всегда исчезала.

Маринованный лук и заварной крем

2.6.21.01.066: Обед можно принимать в частном порядке или заказывать на общественной кухне. В этом случае необходимо предупредить главного повара не позднее 16.00 и получить обеденный талон.

Мы должны были обедать в семь часов. Отец к назначенному времени так и не появился. Джейн пригрозила вышвырнуть обед в окно, если он не придет в течение пяти минут.

– Вот как? – сказал он, когда я прибежал в колориум, чтобы сообщить об этом.

Я заверил его, что Джейн вполне способна так поступить. Поскольку отец с равным успехом мог закончить свою работу дома, он закрыл чемоданчик, и мы вместе пошли через площадь.

– Мне нужно заполнить заказ для Национальной службы цвета, – сказал отец. – Поможешь?

Новость была неважная. Я надеялся, что он заполнит все сам и у меня будет веская причина не снабжать линкольном Томмо и Кортленда.

– Да, с удовольствием, – ответил я через силу.

Джейн заверила меня, что не добавила в еду никакой гадости. И вообще, в этот вечер, несмотря на отдельные резкости, она вела себя более-менее любезно. Я спросил почему, в ответ на что она пожала плечами и объяснила, что мой отец «проявил участие». Видимо, это касалось больничных для страдающих насморком и преждевременного ухода на пенсию господина С-67. Рассчитывая снискать расположение Джейн, я чуть было не пригласил ее на чай в «Упавшего человека», но духу у меня не хватило, и момент оказался упущен.

– А почему вы не обедаете с нами? – спросил отец, когда Джейн оставила обед на сервировочном столике.

Она оглянулась, чтобы понять, к кому обращены эти слова, потом сообразила, что к ней. Вряд ли она когда-нибудь ела за одним столом с хроматиками.

– Благодарю вас, но здесь не хватит на всех.

– Не хватит?! – воскликнул отец, показывая на дымящуюся кастрюлю с супом. – Да здесь хватит на четверых!

Прежде чем Джейн успела ответить, отворилась дверь и вошел апокрифик. На нем была только грязная майка.

– Я мог бы стать претендентом, – пробормотал он, разговаривая сам с собой, – и еще до конца десятилетия мы намерены высадить человека и вскрыть коробку или забрать деньги.

Затем он взял кастрюлю и исчез, прежде чем мы успели моргнуть. Мы бы не расстраивались так сильно, если бы успели налить себе супу.

– Никто унес наш обед, – вздохнул отец. – Что-нибудь еще есть в доме?

Джейн вскочила, собираясь отправиться на поиски, но тут в дверь позвонили. На пороге стоял красный префект Смородини.

– Мы как раз сели обедать, – объяснил я, и Смородини, ошибочно приняв эти слова за приглашение бесплатно поужинать, благодарно принял его.

– Пахнет великолепно, – заметил он: хотя супа уже не было, запах его все еще стоял в помещении. Я освободил для префекта свой стул, он сел и оглянулся в ожидании. – У вас суп?

– Был суп, – ответил отец. – Чем обязаны визитом?

– Есть две причины. Во-первых, Караваджо. – Оказалось, до сведения Совета дошло, что в Ржавом Холме имеется картина Караваджо «Хмурая девушка, отрубающая голову бородачу». Редко где можно было встретить Караваджо: в Красном секторе предпочитали Тернера или Кандинского. – Ее никто не видел уже четыре года. Полотно следует поместить в надежное место, пока оно не стало жертвой погоды или бандитов. Вы же знаете, как они охочи до старых картин.

Отец принялся объяснять, что у него нет времени на поиск барочных шедевров, но у Смородини уже был наготове ответ:

– Совет